Мукуро/Тсуна. (1/1)

В комнате душно.Нет, не так. Это Тсуна задыхается, цепляясь за длинные темные пряди, зарываясь в них пальцами и оттягивая на себя – больно, наверное, но Мукуро не хмурится, не пытается выползти из-под Савады, а значит, можно.Сейчас, когда счет идет на минуты, можно все.Где-то за стеной, в коридоре, чужие шаги и смех, но Тсуна слышит лишь тихое будоражащее кровь шуршание простыни под разгоряченными телами, и, должно быть, краснеет, когда к этой тихой «музыке» звуков прибавляется неожиданно громкий звон расстегиваемой пряжки. Холодные – господи, совсем ледяные – руки Мукуро скользят вдоль позвоночника, спускаясь ниже и подцепляя тонкую ткань хлопковых домашних штанов, приспускают чуть ниже талии…Тсуна замирает на выдохе, распахнув свои невозможно карие глаза. Ему не страшно, совсем нет, он сам хотел. Тогда почему же сердце танцует под ребрами в бешеном ритме, пуская по телу волны неудержимой нервной дрожи?Мукуро вздыхает, задержав пальцы чуть ниже талии, и проводит кончиком носа по пунцовой щеке Савады, едва сдерживаясь от смеха – столько нервов и сил затрачено, когда можно было бы отнестись ко всему куда спокойнее. Но это же Тсунаеши, у него все не как у людей.— Закрой глаза, — тихо просит он, касаясь щеки губами. – Верь мне.И Тсуна слушается – помедлив, да, но опускает веки, доверяя всего себя без остатка.У них ведь нет, нет времени на заминки. Никогда не было. Счет идет на минуты. Тсуна напоминает себе об этом, отдаваясь мягким теплым губам, контрастно холодным рукам, обжигающе горячему телу…Утром, просыпаясь в одиночестве и проводя ладонью по остывшей простыне, Тсуна твердит себе, что слезы – не та роскошь, какую способен позволить себе новоиспеченный босс Вонголы. И закусывает уголок подушки, потому что где-то за стеной по-прежнему шаги и смех, шаги и смех…