5 (1/1)

—?Извини, Фин! —?воскликнул я, услышав долгожданный звонок в дверь.И?— помчался в прихожую. Отчитал как следует Марию, отбирая у нее довольно тяжелую сумку… хотя моих слов она уже, скорее всего, не слышала.—?Финеас! —?выдохнула моя жена, протянув к нему руки. —?Братик мой…Я, не сдержавшись, прыснул со смеху: ?братик? ведь у меня?— рослый (наверное, шесть с половиной футов) да крепкий. А Мария?— из категорий ?муравью по колено? и ?не становись в профиль?— тебя не видно?…Она встала на носки, но всё равно с трудом дотянулась губами до щеки Финеаса. И тогда он с тихим смешком поднял ее на руки?— так осторожно, словно она была фарфоровая.Мария целовала его лицо, гладила волосы… и, конечно же, нащупала тот самый след от страшной раны на голове.—?Это я еще легко отделался, сестренка,?— негромко проговорил мой брат, бережно усаживая ее на диван.Тут из детской раздался громкий плач.—?Не беспокойся, родная,?— сказал я.И поспешил в комнату Аделины…—?Ну, так оно и есть,?— приговаривал я через несколько секунд. —?Мокрые мы, да? Ну, это?— дело поправимое…Пока я возился с дочкой, а потом?— готовил ужин, Мария с Финеасом негромко беседовали, сидя на диване. Управившись, наконец, со всеми делами, я тихонько сел рядом с братом.—?…и вдруг я услышал оглушительный звон,?— продолжал он рассказывать. —?И сразу же?— почувствовал дикую боль… но всего лишь на мгновение. Меня накрыла тьма… пустота… в общем, вы понимаете, о чем я.Как вы думаете?— чтó я видел, пока был на пороге смерти?—?Свет в конце тоннеля? —?пожал я плечами.—?Ни-че-го подобного, Пит. Увидел я… знаешь кого? Мексиканца со страшным шрамом вокруг шеи?— того самого, которого я повесил тогда… ну, ты помнишь. И он манил меня рукой… а я чувствовал, что не хочу идти к нему, но сил нет сопротивляться…Я шагнул было ему навстречу, но тут за моей спиной раздался надрывный женский плач. Сперва я подумал, что это?— Милагритос… я ведь до сих пор не могу забыть, как она тогда рыдала, валяясь у меня в ногах… Уфф… Но потом вдруг понял, что это?— не она. Голос?— не ее…Мексиканец еще раз жестом подозвал меня к себе. Но я уже не чувствовал той неумолимой силы, которая тянула меня в его сторону. Мне ведь очень захотелось обернуться, чтобы увидеть, кто это плачет… Я так и сделал… и тут на какой-то миг снова стало темно, а потом?— я открыл глаза.Врачи потом говорили, что я родился не только в рубахе, а еще и в брюках и ковбойских сапогах… В общем, все мои конкуренты, небось, уже накачались виски на радостях… а я?— выкарабкался-таки. Мало того?— не потерял ни памяти, ни зрения… в общем, как видите?— всё в полном порядке.Ко мне в больничную палату долго никого не пускали?— говорили, что нужен полный покой. А потом уже меня начали навещать Полковник и твои сыновья. От них я узнал, что Линн держат за решеткой?— ждут, пока я выздоровею, чтобы состоялось судебное заседание…Таким образом, я осознал, что именно мне предстоит решить судьбу Линн: дам показания против нее?— сгноят в тюрьме; скажу, что она ни в чем не виновата?— выпустят…Настал день заседания. Когда Линн ввели в залу суда, я ее сперва не узнал… Вы когда-нибудь видели картину ?Письмо из Америки?… ну, вот?— опять забыл фамилию… Питер, ты не помнишь?—?Да картину вроде бы видел, но фамилия художника не запомнилась…—?Пэн! —?воскликнула Мария. —?Это такой современный еврейский живописец.—?Точно, сестренка! —?закивал Финеас. —?Пэн. Так вот…—?Погоди, Фин,?— сказал я. —?Да быть такого не может…—?Ну, столько морщин у нее не появилось,?— продолжал брат,?— но выражение лица, взгляд… само состояние… Впечатление, в общем, было такое, как будто она постарела на десятки лет сразу. А волосы… были темно-каштановые?— стали почти совсем седые. От ее пышных форм не осталось ничегошеньки?— выглядела она так, как будто бы ее морили голодом…Я рассказал им правду?— мол, на меня что-то нашло, и я изнасиловал бы Линн, не останови она меня. А остановить, увы, можно было только так…Ее освободили. Что же касается меня?— за решетку не загремел, работу не потерял. Как вы догадываетесь, уровень профессионализма моего адвоката не оставлял желать ничего лучшего…Я не стал в тот день даже пытаться заговорить с Линн?— она была уж точно не в том состоянии. Но через несколько дней я попросил Сэнди?— одну из своих секретарш?— навестить ее. Узнать, как она себя чувствует… Девушка вернулась с весьма неутешительными новостями: Линн лежит в больнице. Я сразу же помчался туда…Больница была грязная и мерзкая, доложу я вам. И людей в двухместную палату запихнули аж пятерых… Линн лежала без сознания… ну, вернее, под уколом снотворного. Врач сказал, что ей и питательные вещества приходится внутривенно вводить?— она от еды отказывается. А когда не спит?— кричит, плачет… В общем, надо бы, мол, ее в психиатрическую больницу перевести…Сгреб я ее в охапку?— в буквальном смысле этих слов?— и вынес оттуда. Прямо в больничной пижаме, в бессознательном состоянии… Привез к себе в дом. Выписал для нее сиделку, которой на следующий день с работы звонил чуть ли не каждые пять минут. А вечером?— стремглав помчался домой.Спать Линн без снотворного не могла, хотя в доме и было тихо, спокойно. Есть отказывалась?— только воду пила. Сиделке разговорить ее не удалось?— а ведь это могло помочь… То была пожилая женщина?— спокойная такая, добрая. Но Линн даже с таким человеком не захотела делиться своими переживаниями…Ну, думаю, была не была…Зашел я к ней в комнату. Дверь оставил открытой и сказал, что сиделка?— там, неподалеку. Чтобы не боялась… Но я понял, что ей всё равно страшно. Поэтому не придвигал стул близко к кровати?— сел с таким расчетом, чтобы мои руки не могли дотянуться до Линн. Так она должна была меньше бояться меня…Говорил я долго… Просил прощения. Рассказал всю правду о себе… Сказал, что на меня никогда еще не находило такое, как в тот страшный вечер. Умолял ее поесть хоть что-нибудь…Она молча смотрела на меня. А потом?— отвернулась к стене и заплакала…Этот плач был мне уже знаком… но откуда? Я сначала не мог припомнить. Но вскоре меня осенило: это на ее голос я обернулся, и поэтому не пошел навстречу тому мексиканцу. Это она, Линн, не позволила мне перешагнуть через грань смерти…Я сказал ей: ?Сейчас тебе принесут чего-нибудь?— бульона куриного, наверное. А ты уж сама решай… но… я не хочу, чтобы ты умерла?. И тихонько ушел.