Попрощавшись (1/1)

Стоял он ночью в холодной конюшне подле верного своего коня, толком-то и не одевшись: в одной рубахе, кюлотах и кафтане, он клал голову коню на спину, положив руки на шею животного и поглаживая его черную шерсть, думал, размышлял о том, как вчерашним вечером грозился государь ему голову отрубить руками собственными, мечом своим, и тело его в канаву лично сбросить, оставив его гнить на земле, в грязи, в своей ядовитой крови, обещал повесить его при всем дворе, обещал, что лишь улыбнется, если Басманов сгорит в огне, который разожгут бояре по неспешному его указу, что не простит его ни за что. Думал о том, что через пару дней будет Иван извиняться, задарит серьгами да перстнями дорогими, расцелует его бледное лицо, и лукаво так улыбнется Фёдор, ?Не за что гневаться мне на тебя?,?— скажет, а потом снова, утирая слезы будет слушать, как убьёт Иоанн его собственными руками.—?И не пожалеешь меня? —?спросил однажды Федор, и не подумав об ответе своём дерзком, и увидев только гнев в глазах Иоанна сообразил он, что нагло слишком уж повел он себя. Испугался, зажмурился, ожидая удара по лицу, и вздрогнул, услышав разразившийся как гром среди ясного неба яростный возглас:—?Вон!Басманов поспешно вскочил на ноги, и не подарив даже почтительного поклона выбежал из покоев государевых и больно ударившись плечом об косяк.***Кое-как пробрался он сквозь толщу снега к церкви. Фёдор поднимает голову, оглядывает зелёными своими глазами золотые купола, на золотые кресты смотрит, хмурится, сводит свои чёрные брови, и вниз голову опускает, словно не видел он храма совсем. Огляделся. Рядом нет никого, все люди внутри?— в храме, стараются хоть раз в неделю посетить обедню, в особенности в воскресный день. Фёдор появляется в церкви редко, почти его там не видно, последний раз, помнится ему, ещё с матушкой в поместье он жил, когда молился он последний раз перед иконой. И смотрел на купола снова и снова, не решаясь все зайти внутрь. И не зайдет он, не верит в Бога Фёдор, и молиться ему зачем? И страшно ему появляться в храме теперь, когда люди там, когда может показаться там сам государь, да увидеть его, страшно показаться священнику, который сам-то Федора в лицо не знал почти. Мало ли что подумают…Басманов стоял у храма до самого оглушающего звона колоколов, а после поспешно удалился, сильнее укутавшись в красный свой кафтан да спрятав под кудрями лицо.Он снова уходит, покидает окрестности священного места, возвращается в свои покои, оставляет все переживания свои за стеной, не позволяя им открыть дверь и зайти, беспокоить его всю оставшуюся ночь. Он вспоминает обо всем под утро, когда просыпаться рано еще, но мысли тревожные не оставляют себя ждать, заснуть Федор больше не может. Не понимает. Как так может жить он, терпеть унижения от бояр, терпеть удары царя своего, терпеть слова родного отца, думать о жене и детях своих, которых не видел он уже больше года, думать о матери, которая уже и позабыла о красоте лица его? Как?А что же государь: день любит, подарками да цацками потчует, день ненавидит, почти убивает, приезду его радуется, ежели тот с битвы какой возвращается, а через неделю уже зарывает его в могиле. Час шепчет ему на ухо нежное ?люблю?, другой час кричит своё гневное ?Вон!?Не бывает такой любви, Фёдор знает, знает, что люб для государя, люб, пока не мешает, люб, пока государю нужен он, люб, пока пляшет в летнике на пиру, люб, пока есть чему дивиться. Так быть не может.***Федор поспешно одевается с мыслью о том, что к утру доедет. Натягивает шубу поверх кафтана, дабы не замерзнуть в зимней ночи, перчатки надевает, хочет на иконы перекреститься, бросает взгляд на иконы, хмурит брови, недоверчиво глядя на лики святых, и бросив это дело выходит из своих покоев, только оглядев их, словно попрощавшись.Собрал он сам своего коня, конюхов будить не стал, дабы вопросов они не задавали, да и с лошадьми они управляться совсем не умели. Сунув шапку в рукав да усевшись удобней в седле выехал он со двора, осмотрев здесь все полумертвым взглядом, мимолётом взглянув на красное крыльцо, поспешил он к дому жены своей, увидеть её он хотел, да и ребятишки его поди подросли.Ехал в темноте пугающей русской ночи, подгоняя лошадь хлыстом, смотря вперед, ожидая всё увидеть деревню, старые хаты крестьян, услышать столь привычный утренний шум, крик петуха, болтовню девушек, несущих хлеб да мясо. Рассветало. Фёдор все вглядывался в горизонт, смотрел на восходящее солнце, больно режущее глаза, на светлеющее розоватое небо, смотрел на редко появляющиеся деревья, наслаждался напоследок красотой краев этих, и лесом, и полями, и чистым, безоблачным небом, непонятной и непривычной для него пустотой и тишиной.Деревня и имение жены его?— Варвары вскоре показалось недалеко от него, Федор направил коня туда и облегченно улыбнулся?— соскучился. Въехал в деревню, как ни в чем не бывало привязал лошадь подле конюшни, не замечая удивленные взгляды проснувшихся крестьян, гордо подняв голову прошествовал к парадному крыльцу, остановился перед ступеньками на пару секунд, стряхнул с сапог снег и сделал несколько решительных шагов к двери.***Он провел с семьей почти весь день. Любовался выросшими сыновьями, долго говорил с женой, долго гулял с Петром и Иваном по деревне, всё слушая их, в каждое быстрое и неосторожное слово вникая, словно в последний раз слышит их, в последний раз видит, в последний раз за руку возьмет одного из своих сыновей, в последний раз поднимет на руки второго, в последний раз каждого из них поцелует в лоб, со словами: ?Вырастешь, будешь любимым ты для своего государя?.А если и в правду в последний раз?Если мы не свидимся с ними больше? А к матушке он не поехал. Не решился. Отсюда-то и не далеко совсем, всего-то по лесу пару минут, а так по прямой, и уже у дома будет, а поехать он к ней не может, боится. Боится, что не удержится он, да заплачет, что обо всем расскажет матери, и о государе, и об отце, и о неверии своём, о скорой своей смерти, а он не должен. Должен как немой молчать об этом до конца дней своих, а он не может молчать больше.***Пока едет он к лесу, слёзы текут по его щекам, шепчет он что-то бессвязное одними губами, цепляется пальцами за узду, до боли ее сжимает, а сам всё плачет, плачет, плачет…Фёдор вздохнул с трудом, вытер слёзы, остановил лошадь. Подумал привязать к дереву, но дело это он бросил, лишь сильно ударив коня по крупу, дабы бежал тот куда глаза глядят. Резво бежит, красиво, грива его по ветру развевается, снег летит из-под копыт. Басманов провожает его зелеными своими глазами, подметив напоследок, как повезло ему иметь коня такого красивого, красивого как и его самого. Красивого и сладостного, как сама смерть.Он проходит мимо высоких деревьев, пытаясь найти хоть какую-то тропинку, оставленную охотником, ноги его совсем уже замерзли, скорей бы до реки добраться, чтоб совсем от холода не упасть да не умереть уже здесь. Не так. Не так ему умереть надобно, не случайно, не от рук бояр да государя, сам умрет, коли не люб он никому, кроме матушки, жены, да сыновей своихВода…Услышав наконец едва слышный шум, Федор зашагал к нему всё быстрее, замерзшие ноги сами вели его к месту его скорой смерти, вели туда, где суждено умереть, вели туда, где время навсегда остановится. С трудом Басманов смог спуститься к плавному течению. Тонкий слой льда был виден лишь у берегов, дальше вода двигалась своим обычным ходом, лишь холоднее стала, да помутнела немного.Федор, тяжело вздохнув скидывает с себя одежды, медленно, замершими руками снимает кафтан и рубаху, смотрит всё мертвыми глазами на темную воду. Встаёт он на снег босыми ногами, вздрагивает, пальцы совсем немеют от холода. Он снимает с себя крест, смотрит на него с секунду, и бросает его в воду, наблюдает за тем, как тот медленно идет на дно реки. Басманов так и не решается перекреститься, даже перед тем как умрёт его душа и тело, не желает он принимать Бога, не желает сказать о том, что смерть ему совсем не сладка, что жить бы и жить еще на этом свете, что государев гнев не так ему и страшен, не желает он навсегда проститься с семьёй своей, ничего этого не желает, но Фёдор делает последний вдох и медленно шагает в холодную воду, обжигающую его тело со всех сторон, отнимающую у Федора его достойную, но недостаточную для любви государевой жизнь. В последний раз взглянул он на вечерний свет солнца, успев лишь тихо прошептать этому миру ?Прощай?.