6. Поединок (1/1)

Решение о "божьем суде" принимается у индейцев быстро, а осуществление его проходит ещё быстрее. Не прошло и пяти минут, как центр площадки между вигвамами был освобождён; на нём остались только Виннету, шаман, и могучего телосложения воин, выбранный для поединка с моим кровным братом. Меня оттеснили ближе к толпе двое воинов, став по двум сторонам с копьями наизготовку. Таким образом, попытайся я бежать, то не успел бы сделать и нескольких шагов. Разумеется, бежать я не собирался. Сердце моё гулко колотилось о рёбра от волнения за Виннету. Я почувствовал, как отступивший было кашель вновь начинает раздирать моё горло, и перед глазами замелькали чёрные пятна. Я знал, что Виннету способен справиться почти с любым соперником. Но поединок – дело такое. В нём не всегда побеждает лучший из воинов; порой все решает случайность. А выглядел противник Виннету, к слову, внушительно. Выше апача почти на голову, он казался ещё массивнее за счёт огромных, бугрящихся мышцами плеч. Его имя – Три Бизона – подходило ему более чем отлично! Он и сам был похож на матёрого свирепого быка, чудовищно сильного и, понимал я, глядя на подтянутую фигуру команча, невероятно быстрого. Оба бойца сбросили куртки, оставшись лишь в леггинсах, и среди команчей пролетел удовлетворённый вздох: на фоне мощного команча Виннету выглядел щуплым и маленьким. Я знал, насколько обманчиво это впечатление. И все равно невольно стиснул связанные руки, борясь с рвущейся изнутри нервной дрожью. Виннету освободили руки, а его левое запястье плотно обмотали прочной ременной верёвкой. С его соперником поступили так же; теперь их разделял десяток метров верёвки, которая могла быть разрезана лишь вместе со смертью или сдачей одного из них.Но начался бой совсем не так зрелищно, как ожидали, должно быть, команчи. Противники, не спеша нападать, медленно кружили по площадке, цепко разглядывая друг друга и ища слабые места противника. Я был уверен, что команч ударит первым; и не ошибся. С внезапным кличем тот бросился вперёд, занося над головой томагавк. Виннету легко пригнулся, и лезвие прошло над его головой, не задев даже волос. Миг – и противники вновь заняли прежнюю позицию, остановившись почти на полном расстоянии длины ремня. Команч не выдержал первым.- Апач трус? – яростно рявкнул он, - Нападай!Виннету только презрительно улыбнулся и продолжил медленно двигаться по кругу, не отрывая взгляда от врага. И вновь тому пришлось самому идти в атаку. В этот раз Виннету не стал уворачиваться. Топоры столкнулись с громким звоном. Толпа напряжённо притихла, следя за замершими, в яростных попытках высвободить своё оружие, противниками. Я против воли стиснул кулаки, видя, как напряглись мышцы на плечах Виннету в отчаянном усилии оттолкнуть более сильного команча. Еще секунда противостояния… Свет вдруг блеснул на лезвии топора, и тот, звякнув, улетел в темноту, за границу очерченного круга. Толпа невольно ахнула, переводя взгляд на сражающихся. В глазах у всех был лишь один вопрос: кто? Кто из двоих остался без оружия? Я же, мельком скользнув взглядом по двум противникам, не смог сдержать облегчённого выдоха: Виннету стоял, опустив свой томагавк, а его соперник, побледнев, растерянно отступил на несколько шагов назад.Индейцы глухо зашумели. Но апач не стал пользоваться преимуществом. Я увидел, как он взмахнул рукой – томагавк воткнулся в землю, в шаге от того, что был выбит из руки команча. А Виннету уже вынул свой нож и сделал приглашающий жест рукой. Команч яростно взвыл и, выдергивая из ножен собственное оружие, кинулся на противника. Многие писатели, никогда не покидавшие своих уютных кабинетов, описывают поединки на ножах как долгие, полные неожиданных приёмов сражения. На деле всё совсем не так. Чаще всего такие бои заканчиваются уже первым, реже вторым, ударом. В такой близи друг от друга проигрывает тот, кто ошибся первым. Мой собственный поединок, в котором я участвовал, длился не более двадцати секунд. Я был уверен, что и Виннету не понадобится намного больше времени.Но я ошибся. Свистнули клинки, разрезая воздух, противники сшиблись, пытаясь задеть друг друга. Удар, ещё – и два тела застыли в неустойчивой позе. Каждый сжимал правую руку врага своей левой, обмотанной ремнём. Два ножа, готовые вонзиться в горло противника, замерли в воздухе, опасно балансируя. Сейчас все решало уже не мастерство, а сила и лишь немного – ловкость. И в этом, увы, мой друг уступал гиганту-команчу. Чужое лезвие медленно двинулось к груди апача, и на висках у того от чудовищного напряжения выступили желваки. Я невольно стиснул кулаки, чувствуя, как мелко дрожит от напряжения всё внутри. А секунду спустя Виннету резко выпрямил руки, отбрасывая врага от себя, и сам стремительно ударил. Толпа ахнула. Противники столкнулись, сцепились и покатились по песку, стараясь каждый достать другого ножом. Виннету оказался внизу, распластанный под телом команча. Колено врага прижало к земле его правую руку. Я увидел, как онемевшие пальцы апача невольно разжались, выпуская рукоять. Команч торжествующе взвыл и замахнулся ножом. Сложно описать, что я испытал в этот момент! На какую-то секунду мне показалось, что сердце моё остановилось, превратившись в ледяной ком, и рухнуло куда-то вниз. В этот момент я и думать забыл, что моя собственная судьба решается в этом поединке. Я мог видеть лишь блестящее лезвие, занесённое над грудью моего друга. Боже, как я мог допустить, чтобы он сражался вместо меня! Почему я не настоял, почему не заставил его прислушаться к моим словам!Нож резко опустился… А в следующий миг Три Бизона, глухо охнув, дернулся вбок, а его нож, не нанеся вреда, вонзился в песок. Толпа разочарованно застонала. Только теперь, переведя дыхание, я смог сообразить, что произошло: Виннету, пока его противник праздновал ещё не завоеванную победу, нащупал ногой связывающую их верёвку и, намотав её на ступню, дёрнул в сторону. А секунду спустя он уже сидел на не успевшем восстановить равновесие команче, упираясь коленом в его грудь, и лезвие его ножа плотно прижималось к горлу врага.Стойбище замерло. Расширившиеся от страха глаза команча, не отрываясь, следили за Виннету. От смуглого лица отхлынула вся кровь.- Чего ты ждёшь? - прохрипел он, с ненавистью глядя на врага и не решаясь даже шевельнуться.Команчи застыли, не издавая ни звука. Каждый, не дыша, следил за двумя мужчинами на арене. Я в тот миг испытал два, совершенно противоположных, чувства: счастье от того, что Виннету победил, и его жизни больше ничего не угрожает, и острое сожаление при мысли о том, что миг спустя лезвие разрежет кожу, и душа отважного команча отправится в их загробный мир. - Три Бизона проиграл, - тяжело дыша, произнёс мой кровный брат, - Сдаётся ли он? - Нет! Убей меня, собака!Виннету скривил губы в усмешке, а команч, закрыв глаза, гордо стиснул зубы, демонстрируя максимальное презрение к смерти и к своему противнику. Мой побратим вдруг поднял голову, оглядывая толпу, и на миг наши глаза встретились. В его взгляде я увидел вопрос и укоризну. Я вытребовал для себя право не убивать поверженного соперника; но нужно ли это было индейцу, для которого смерть врага была таким же праздником, как для белого человека – вручение какой-нибудь солидной награды? Мне невыносимо захотелось отвести взгляд. Я не хотел видеть, как умирает этот, ни в чём, в сущности, не виноватый команч. А ещё больше я не хотел видеть в своём любимом друге хладнокровного убийцу. Это были несправедливые мысли. Виннету был лучшим из всех людей, которых я когда-либо встречал. Мало кто из белых, считающих себя ?цивилизованными? людьми, мог бы соперничать с этим удивительным индейцем в справедливости и благородстве. Мог ли я осуждать его за то, что он не боится отнять жизнь врага, который, не задумываясь, убил бы его самого?..Виннету, смотрящий на меня, неожиданно чуть покачал головой. Взгляд его потеплел, на губах мелькнула и исчезла едва заметная улыбка. Сердце моё пропустило удар. Мне вдруг показалось, что мой друг прочитал мои мысли. Может ли быть так, что он решил пощадить своего противника? Не знаю, вспомнил ли он в тот момент мой поединок с его отцом. Я замер, весь дрожа от внутреннего напряжения. Виннету вдруг убрал клинок от горла команча и резким ударом перерубил верёвку. После чего, размахнувшись, коротко ударил команча рукоятью ножа в висок. Тот молча повалился на землю. Вокруг раздался многоголосый горестный вой. Вождь апачей встал на ноги и медленно поднял руку.- Три Бизона не пожелал принять жизнь из рук Виннету. Но Виннету всё равно дарит команчам её. Олд Шаттерхенд, чья судьба решалась в этом бою, никогда не убивает своих врагов, если это возможно. Поэтому и Виннету не станет проливать крови, и Три Бизона одержит ещё немало славных побед. Согласен ли вождь команчей выкурить с нами трубку мира?Я, не выдержав, облегчённо улыбнулся. Видит бог, редко когда я был так счастлив, чем в эту минуту, увидев столь удивительный для любого другого индейца поступок апача. Слова Виннету тронули меня до глубины души. Я знал, насколько дружески относится ко мне мой кровный брат. Но сейчас я почувствовал, что между нашими душами действительно существует некая незримая связь, как и предрекал Инчу-Чуна. Виннету пощадил поверженного команча ради меня; а ведь я, боясь за жизнь своего друга, даже не подумал перед боем просить его об этом.Матто-Тей медленно подошёл к Виннету, оглядел его, потом опустил взгляд на своего воина. Наконец, он согласно кивнул и протянул Виннету свою руку.- Да, мы заключим мир и расстанемся друзьями. Пусть разожгут костёр!***Несмотря на то, что солнце еще было высоко, мы остались в лагере команчей на ночь, и покинули его лишь тогда, когда рассвет раззолотил верхушки гор. Никто нас не задерживал, и мы расстались вполне дружески. Разумеется, о настоящем мире не могло быть и речи; оба мы понимали, что при следующей встрече нам, скорее всего, придётся защищать наши жизни с оружием в руках. Но пока что мы были свободны и отправлялись на Рио Пекос, оставив за спиной и команчей, и могилу двадцати бандитов, которых все-таки в конце концов настигло заслуженное возмездие за убийство семьи фермеров.Команчи, выполняя негласный договор, вернули нам все имущество, отобранное у нас трампами. Я вновь ехал на своём гнедом, с удовольствием ощущая за спиной тяжесть старого флинта мистера Генри. Виннету достался один из коней бандитов; норовистый конь был не слишком выносливым скакуном, но среди заезженных кляч трампов это был самый приличный выбор. Я видел, что мой друг сожалеет о своём погибшем кауром, и понимал, что эта потеря куда более болезненна, чем для любого европейца, для кого лошадь, в первую очередь – средство передвижения. Увы, в сожалениях не было толку. Каурый погиб, спасая своего хозяина, да и меня, если уж на то пошло. Где бы я был, если бы Виннету не вернулся за мной после того, как я вылетел из седла во время обвала? Во взгляде апача, который он временами бросал на своего коня, сквозила лёгкая досада. К полудню выглядевшая очень сильной кляча выдохлась и едва переставляла ноги, и нам пришлось остановиться у ручья, чтобы дать несчастному животному немного отдыха. Я не сомневался, что Виннету расстанется со своим невольным приобретением, как только появится возможность поймать дикого мустанга. Правда, для этого нужно было добраться до Рио Пекос: в это время года табуны мустангов паслись восточнее, и в этой горной местности найти их было невозможно.Мы почти не говорили. Нам никогда не требовалось много слов, чтобы понять друг друга. Со временем я понял, что это взаимопонимание только углубляется. Нам было хорошо в обществе друг друга, и мы могли молчать неделями, обмениваясь лишь, при необходимости, короткими фразами, а то и вовсе обходясь знаками. Лишь когда солнце стало клониться к западу третий раз и мы, остановившись на ночёвку, принялись готовиться ко сну, Виннету повернулся ко мне. С удивлением я увидел на его губах веселую улыбку.- Наше путешествие затянулось, но мы не должны об этом жалеть. Виннету хотел проверить, многому ли научился Олд Шаттерхенд. Он доволен тем, что увидел. Его брат стал настоящим воином. Виннету больше нечему учить. Мой отец Инчу-Чуна будет рад слышать, что его названный сын стал во всём равен лучшим воинам мескалеро. Апач выглядел очень довольным, и мне было необыкновенно приятно слышать его похвалу. Но он ещё не закончил говорить. - До Рио Пекос два конных перехода, но мы не будем спешить. Когда солнце умрёт трижды, мы будем в Пуэбло. Пусть Олд Шаттерхенд хорошо отдыхает на привалах; сегодня ему не придётся стоять на страже. Виннету будет сам сторожить сон своего брата, чтобы тот быстрее восстановил свои силы. - Что? Нет, Виннету, это совершенно лишнее! Я прекрасно себя чувствую, и не собираюсь отказываться от своей части дежурства!Мой друг решительно вскинул руку.- Сегодня Олд Шаттерхенд будет отдыхать. Вскоре нам предстоит новое путешествие, и он должен быть сильным и здоровым. Хуг!Спорить дальше было бессмысленно. Я с досадой покачал головой, недоумевая, что за муха укусила его. Виннету, видя мой недовольный взгляд, мягко улыбнулся и положил руку мне на плечо.- Мой любимый брат зря обижается. Виннету знает, что он способен охранять лагерь, даже умирая от ран, но сегодня это не нужно. Здесь мы в безопасности, а ночной сон нужен моему брату больше, чем любое другое лекарство. Пусть он восстанавливает свои силы и ни о чём не беспокоится. Виннету и Инчу-Чуна готовят ему подарок. Олд Шаттерхенд будет рад узнать, что за путешествие его ждёт!- Что ты имеешь в виду? – удивлённо спросил я, теряясь в догадках. Путешествие? Но какое? Разумеется, я не раз говорил ему, что собираюсь однажды вернуться в Сент-Луис – хотя бы для того, чтобы поблагодарить мистера Генри за ружьё и повидать своих друзей в городе. Но все эти месяцы, пока длилось моё ?обучение? у Виннету, я и не думал о возвращении. Спешить мне было некуда, да и контракт мой, как ни крути, не был выполнен. Показаться на глаза своим нанимателям - единственным выжившим среди всех геодезистов, да ещё и без законченных чертежей, мне было неловко. Других причин торопиться в город у меня не было. Может ли быть так, что Виннету знает что-то, что пока неизвестно мне?Однако на все мои вопросы Виннету лишь качал головой и загадочно улыбался. Выполняя своё решение, он первым остался на страже, а проснулся я, когда солнце уже показало свой край над горизонтом. Заинтригованный и, чего скрывать, довольный нашей неспешной поездкой, я оседлал своего верного гнедого, вновь и вновь прокручивая в голове слова Виннету. Знал бы я тогда, что означали они! Увы, тогда я ещё не догадывался, что совсем скоро навеки расстанусь с прекрасной Ншо-Чи и храбрым Инчу-Чуной, принявшим меня, как сына. Но людям не дано знать свою судьбу. И я спокойно продолжил наш путь, сгорая от любопытства от того, что задумал мой любимый кровный брат.END