2. Борьба за жизнь (1/1)

Первым, что я почувствовал, придя в себя, был чудовищный шум. Я лежал лицом вниз на рельсах, а надо мной, грохоча колёсами, нёсся тяжело гружёный поезд. Голову обручем сдавливала тупая боль, тошнота, подкатывающая к горлу, была столь сильна, что, казалось, меня сейчас вырвет; но сил не было даже на этот естественный рефлекс, и я мог только лежать, слушая громыхание катящегося наверху паровоза. Потом сквозь эту какофонию, словно отодвигая её в сторону, прорезался ещё один звук: грубый мужской голос, что-то говорящий прямо надо мной. Громкий разговор ввинтился в висок, подобно сверлу. Я стиснул зубы, пытаясь справиться с ударившей ещё сильнее болью, и открыл глаза, чуть было тут же не зажмурившись от яркого света.И наконец понял, что никакого паровоза поблизости нет. Я лежал на животе, неловко вывернув голову и глядя на пробивающийся откуда-то сверху тонкий лучик солнца, а наверху раздражённо переговаривались двое незнакомых мне мужчин.- Какого дьявола мы тут ищем? Подох он уже давно, что теперь, всю гору разбирать? – уныло ворчал один, характерно присвистывая явно выбитыми передними зубами.- Заткнись, Шепелявый, и без тебя тошно! – зло огрызался второй. Они ворчали и переругивались, громко стуча камнями и то и дело с кряхтеньем откатывая в сторону более тяжёлые. Искали, разумеется, меня. Но почему в таком случае не нашли? Память о произошедшем медленно возвращалась ко мне. Я вспомнил сожжённую ферму, обгорелые тела троих взрослых и двоих детей, чей пол даже нельзя было узнать – настолько они были обуглены. Изнурительную погоню по прерии, камнепад, Виннету, выдернувшего меня, с риском для собственной жизни, из-под лавины…Виннету! Как я мог забыть о нём! Он был рядом, когда я потерял сознание. Что случилось с ним? Что ударило меня – случайный камень, сбивший меня с коня, или же нас завалило обвалом? С замиранием сердца я чуть повернул гудящую голову, боясь увидеть рядом с собой окровавленное тело друга. Но нет, к счастью или нет – Виннету здесь не было. Голоса наверху тем временем продолжали ругаться. Я прислушался, надеясь хоть что-то выяснить о судьбе друга, или что-нибудь о происходящем. Но они не говорили ни о чём существенном. Издали кто-то что-то крикнул, шепелявый сердито отозвался, и оба бандита, топоча по камням, удалились прочь. Я остался совершенно один, заваленный камнями и бессильный что-либо изменить. Можно было бы закричать, позвать на помощь; но я не сомневался, что люди, рыскающие по ущелью, ищут нас не с добрыми целями. Я не был уверен, что смерть под камнями предпочтительнее плена у этих, кем бы они ни были, людей. Но пока что было не время сдаваться. Убедившись, что все звуки наверху стихли, и никто не собирается внезапно вернуться обратно в ущелье, я попробовал пошевелиться. Всё моё тело ныло от боли, но она была не такой, какая обычно говорит о тяжёлых травмах. Возможно, мне удастся выбраться самостоятельно, и тогда я смогу узнать что-нибудь о Виннету. Руки двигались свободно, хотя мышцы и ныли от перенапряжения. А вот правую ногу при первой же попытке пошевелить ей прострелило острой болью. Болела спина; саднили ссаженные ладони; тупо ныла, жалуясь на шум и грохот, голова. В остальном же, кажется, все было в порядке. Я пережил камнепад и, как это ни удивительно, всё еще был способен двигаться.После недолгих и очень осторожных исследований собственного положения я, наконец, понял, что произошло. Упав с коня, я попал в щель между двумя крупными валунами, таким образом, спасся от участи быть раздавленным падающими сверху камнями, а висевшее за спиной ружьё защитило мою спину от перелома. Это было просто невероятное везение. Расскажи я кому это, меня подняли бы на смех, как завравшегося сказочника. И, тем не менее, я был жив, и даже не покалечен сколько-нибудь серьёзно.Подвигавшись на пробу, я понял, что между придавившими меня сверху камнями и моим телом есть небольшое пустое пространство. Благодарить за это нужно было всё тот же старый флинт. Возможно, я даже мог бы повернуться, если бы лежащее поперёк спины дуло ружья не сковывало меня. Извиваясь, как змея, я после нескольких неудачных попыток смог выдернуть из-под себя одну руку и, сдирая кожу о камни, вытащить нож. После этого перерезать ремешок, на котором висело ружьё, было делом одной минуты. Медленно, замирая после каждого громкого звука, я прополз вперёд, туда, где сквозь широкую щель проникал одинокий солнечный луч. Здесь я пролежал, прислушиваясь, не менее четверти часа. В ущелье было совершенно тихо. Наконец, я решился. Просунувшись, помогая себе здоровой ногой, как можно ближе к щели и, чудом не выворачивая из суставов плечи, ухитрился перевернуться на спину. Теперь я мог пользоваться руками с большим успехом. Так что, после короткого отдыха, я упёрся в лежащий надо мной камень руками и принялся изо всех сил давить на него. Тупая боль в голове от такого усилия стала еще мучительнее, но я не обращал на неё внимания. На какой-то момент мне показалось, что я не смогу сдвинуть этот обломок и навсегда останусь под камнями, обречённый на медленную смерть от голода и жажды. Накативший ужас и пришедшее следом за ним бешенство, казалось, придали мне сил. Я яростно навалился на проклятый валун, закрывающий мне дорогу к свободе… Наверху вдруг что-то негромко хрустнуло и зашуршало, а миг спустя холодная каменная поверхность под моими руками подалась, и огромный валун, громыхая, покатился в сторону в сопровождении целой реки мелкого щебня. Часть этого потока хлынула и в моё убежище, но это уже было неважно: путь к свободе было открыт.Не тратя больше ни секунды, я подтянулся и, стискивая зубы, чтобы не застонать при попытке опереться на правую ногу, выбрался наружу. И, не давая себе ни минуты отдыха, неловко заковылял в сторону неширокой щели, которую заметил незадолго перед камнепадом. Мне казалось, что грохот, устроенный мной, должен был переполошить всех в радиусе нескольких километров. Но то ли я, оглушённый шумом в собственных ушах, переоценил громкость устроенного мной маленького обвала, то ли бандиты давно покинули ущелье, но никто так и не появился. Просидев в расщелине минут десять, я решительно выбрался наружу и медленно, не забывая смотреть по сторонам, побрёл обратно. Мне нужно было найти Виннету. Живым или мёртвым – я не мог оставить его здесь. Солнце стояло ещё довольно высоко, но скалы загораживали его лучи, и в ущелье быстро сгущались сумерки. В какой-то момент мне показалось, что я заметил чуть впереди какой-то крупный предмет, более тёмный по сравнению с серыми камнями. Стиснув зубы, я заспешил туда. Это было всего в десятке шагов от того места, где я рухнул с коня, потеряв создание от удара. Лишь подойдя почти вплотную, я смог разглядеть этот предмет. Сердце моё пропустило удар. Это был каурый конь Виннету – точнее, его изогнутая под невозможным углом нога, торчащая из-под нагромождения крупных валунов. Чувствуя, что тёмный ужас грозит захлестнуть меня с головой, я опустился на колени и дрожащими руками принялся разгребать завал. Сердце колотилось где-то в горле; пожалуй, никогда ещё до этого я не испытывал такого отупляющего, лишающего сил страха. Позже, за свою полную опасностей жизнь, я несколько раз испытывал это чувство. Но в первый раз я в полной мере ощутил его именно там, на дне безымянного ущелья.Лишь когда последние камни были сдвинуты и труп животного освободился полностью, я вздохнул с облегчением и, совершенно обессиленный, опустился на мокрую от крови землю. Виннету здесь не было. Я истово возблагодарил бога за это маленькое чудо: кажется, никогда ещё мои молитвы не были так страстны. Конечно, я понимал, что его отсутствие ещё ничего не значит. Он мог сорваться с коня раньше; мог упасть вместе с ним и откатиться в сторону, и теперь лежал, быть может, в метре от меня, невидимый и недосягаемый для меня так же, как если бы он был на другом конце Североамериканских Штатов. И всё-таки, я вздохнул с облегчением. Крошечный лучик надежды – лучше, чем совсем ничего. Если Виннету жив, я найду его, и не остановлюсь ни перед чем, чтобы спасти его.Пока же нужно было проверить оставшуюся часть каньона. Спотыкаясь на камнях и с трудом наступая на ноющую ногу, я добрался до места, где насыпавшиеся сверху камни сменились дном ущелья. Я не нашёл ни следа своего друга, и это укрепило меня в мысли, впервые промелькнувшей в моей голове ещё в то время, как я лежал под камнем, а наверху спорили двое бандитов. Вполне возможно, что Виннету в их руках. Это объяснило бы, почему они ушли, не закончив обыск ущелья: найденный пленник мог укрепить их в мысли, что преследователи не смогли уйти от обвала.Пора было выяснить, куда делись и что собираются делать дальше наши беглецы. Но сперва мне нужно было оружие. Вернувшись к своему бывшему убежищу, я понял, почему меня не нашли, хотя я лежал совсем неглубоко. Мы с Виннету скакали почти вплотную к противоположной обвалу, наиболее безопасной стене каньона. Когда же я упал с коня, я рухнул прямо возле неё. Должно быть, именно поэтому и остался цел: окажись я посередине, там, где камни падали особенно густо, даже тяжёлый флинт не спас бы мне жизнь. Возле этой норы я потратил ещё почти полчаса, откатывая в сторону крупные камни и без сожаления ссыпая вниз более мелкие. Еще до того, как у меня в голове сформировался какой-либо план, я твёрдо решил, что не оставлю подарок старого Генри валяться под камнями. Оружие ещё понадобится мне, чтобы освободить Виннету. Если он, конечно, жив. Мысли об ином исходе я старательно гнал от себя, хотя и понимал, что он наиболее вероятен. К тому времени, когда мне удалось освободить своё ружьё, в ущелье уже полностью стемнело. Густые сумерки скрадывали очертания ландшафта, и мне нужно было торопиться. Во всём происходящем был лишь один положительный момент: я с радостью чувствовал, что ушибленная нога слушается все более увереннее. Всё-таки перелома не было, как я и подозревал. Ощупав её сквозь сапог, я обнаружил большую опухоль, и порадовался тому, что так и не сменил свои старые сапоги на мягкие индейские мокасины. Теперь голенище из плотной кожи играло роль иммобилизирующей повязки и, хотя меня по-прежнему мучила сильная боль при любом шаге, я вполне мог опираться на ногу.Спустя какие-то двадцать минут я уже сидел за скалой прямо над небольшим походным лагерем, и слушал, как в десятке шагов от меня переговариваются люди, которых мы с Виннету так долго преследовали. Посреди небольшого естественного расширения горел костёр; чуть в стороне, возле чахлого стволика рябины, щипали редкую пожухлую траву десяток стреноженных лошадей, среди которых я с радостью узнал своего гнедого. У костра, громко переговариваясь, сидело несколько человек. В первый момент я заметил лишь троих, и успел тревожно напрячься, прислушиваясь, не крадётся ли кто-нибудь ко мне. Однако почти тут же заметил поодаль накрытый попоной предмет. Мои подозрения, похоже, оправдались. Четвёртый из беглецов не пережил отчаянной скачки. Стоило бы задуматься, почему бандиты так спешили сюда, если жизнь товарища была им достаточно дорога, чтобы не бросить его по дороге; и в другое время я бы обязательно задался этим вопросом. И, скорее всего, нашёл бы не один правдоподобный ответ. Возможно, это избавило бы меня от нескольких неприятных минут в будущем. Но тогда я не успел толком обдумать эту мысль, потому что один из трампов встал, подбрасывая в огонь дров, и в свете ярко вспыхнувшего костра я увидел за его спиной связанного человека в светлой замшевой одежде.От облегчения у меня закружилась голова. К слову, ей досталось куда больше, чем ноге, но заботиться о явном, хотя и вряд ли слишком сильном, сотрясении мозга было не время. Я напряженно вглядывался в неподвижного апача, пытаясь определить, насколько серьёзно он пострадал. Ночь ещё не вступила окончательно в свои права, но высокие стены каньона делали темноту более густой, чем это возможно где-либо в прерии. Со своего наблюдательного пункта я мог видеть лишь, что его одежда изорвана и в нескольких местах покрыта кровью. Но явных ран, как мне показалось, на моём друге не было. Должно быть, он, как и я, потерял сознание при падении, и был связан раньше, чем смог прийти в себя и оказать сопротивление.Вздохнув с облегчением, я осторожно переполз к соседнему камню, надеясь подобраться поближе. И, прислушавшись, напряжённо замер. Они говорили о золоте. ?Все индейцы знают места, где есть золото?, - возбуждённо говорил один из них, могучего телосложения детина, одетый в когда-то дорогой кожаный жилет поверх клетчатой лесорубской рубахи. В зубах у него была зажата толстая сигара, рдяной огонёк на конце представлял собой великолепную мишень в сумерках. Двое других бандитов громко отвечали приятелю, то и дело взрываясь довольным хохотом.Они говорили о золоте индейцев так, словно оно уже принадлежало им, с удовольствием рассказывая, на что потратят свою долю, и обсуждали методы, которыми можно заставить Виннету заговорить. Я не сомневался, что у этих молодчиков не возникнет ни малейшего сомнения, если придётся прибегнуть к пыткам. Другое дело, что я хорошо знал: Виннету скорее умрёт, чем скажет хотя бы слово этим людям. Я не сомневался, что места золотоносных месторождений у него не удастся вырвать никаким мучениям. Что ж, это означало лишь то, что его жизнь по прежнему в большой опасности, и мне нужно поторопиться.Трудно описать, насколько опасной была моя затея. Я понимал, что безопаснее всего было бы перестрелять мерзавцев, пока они не подозревают об опасности, и потом уже освободить моего кровного брата. Но всё в моей душе восставало против такого поступка. Кроме того, я понимал, что, после первого же выстрела, оставшиеся в живых залягут в укрытия и примутся поливать меня встречным огнём, и высунуться даже для одного-единственного выстрела будет сложно. Кроме того, кто-нибудь может решить убить связанного пленника. Я же буду бессилен помешать им. Нет, подобный план был недопустим, даже если бы я решил пойти наперекор собственной совести. Мне нужно было найти способ освободить Виннету, не подвергая опасности его жизнь.Невольно мне вспомнилось, как я спас его и Инчу-Чуну из плена кайова. Случай, действительно, был очень похож – за исключением нескольких неточностей. Тем не менее, чем дольше я обдумывал эту мысль, тем больше укреплялся в том, что это единственный относительно безопасный для Виннету вариант. Конечно, выполнить его будет непросто. Даже вырвать вождей апачей из рук полусотни готовых к нападению индейцев-кайова было проще. Главная проблема, конечно, заключалась в месте, где бандиты бросили моего друга. Здесь не было деревьев, за которыми я мог бы спрятаться, а Виннету лежал слишком близко к костру. Мне придётся рискнуть и подползти почти вплотную к трампам; смогу ли я сделать это? Я не сомневался, что да – если, конечно, не вмешаются какие-нибудь непредвиденные обстоятельства.Вдруг я понял, что не учёл ещё одного обстоятельства: нашего бегства. В прошлый раз Виннету и его отец ушли сами, мне только и нужно было, что незаметно перерезать удерживающие их верёвки. Но сможет ли Виннету сделать это сейчас? Насколько серьёзно он ранен? И вообще, в сознании ли он? До сих пор, насколько я успел заметить, он не сделал ни единого движения, не попытался пошевелить связанными руками, хотя они, без сомнения, давно должны были затечь от неудобной позы. Конечно, это ещё ничего не значило: я знал, что индейцы могут лежать неподвижно часами, не подавая ни малейших признаков жизни. А Виннету и здесь был лучшим, и вполне мог хранить неподвижность как из стремления отвлечь внимание бандитов, так и из врождённого чувства гордости, не позволяющего ему показывать своих мучений врагам.Тем не менее, мне нужно было учитывать вариант, при котором апач не мог идти сам. Что ж, это усложняет задачу, но не делает её решение невозможным. Я был уверен, что выход есть. И я, действительно, нашёл его. Ещё раз внимательно оглядев ущелье, чтобы запомнить расположение каждого из объектов, призванных сыграть роль в моём плане, я осторожно отполз назад и, лишь только свет костра перестал быть виден из-за поворота, припустил хромающим бегом обратно к месту обвала. Мне нужен был предмет, который я заметил по пути к лагерю бандитов. Действительно, он был именно на том месте, где я его видел; правда, чтобы найти это место, мне пришлось сделать два круга, прежде чем я заметил торчащий из-под камней кусок бревна. Лихорадочно разбросав гравий, я поднял свою добычу и, не тратя времени, принялся за реализацию своего, почти циркового, плана. Трухлявая древесина легко поддавалась под ножом; спустя несколько минут у меня в руках уже лежал корявый самодельный горшок с выдолбленным нутром. Старое и мягкое дерево не слишком хорошо подходило для моих целей; но другого материала, увы, под рукой не было. Внутрь я всыпал порох из нескольких вскрытых патронов, после чего замотал своё изделие в кусок измазанного кровью одеяла, которое некогда служило Виннету седлом, и подвесил его к поясу. И, закинув, с третьего раза, лассо на выступающий край скалы, неловко вскарабкался наверх каньона. Несмотря на мой, к этому времени не такой уж маленький, опыт подобных физических упражнений, восхождение далось мне непросто. Больную ногу прошивало болью при каждом движении, она то и дело подламывалась, и я дважды почти чудом удержался от падения вниз. Ремень флинта, ставший слишком коротким после того, как я сперва разрезал, а потом наскоро связал его узлом, давил на грудь, затрудняя подъём. Наружу я выбрался промокший насквозь от пота, на дрожащих ногах и с трясущимися от усталости руками. А нужно было ещё пройти не меньше километра по скалам, чтобы обойти поверху лагерь трампов, и спуститься вниз. И лишь после этого в действие вступит главная часть моего плана – освобождение Виннету.Не буду утомлять читателя описанием своего пути через горы. Скажу лишь, что это была не та прогулка, которую хочется повторить при луне в компании хорошенькой мулатки. Спуск вниз тоже не поражал воображение своим комфортом; однако мне удалось преодолеть его без излишнего шума, и внизу я оказался при должном количестве конечностей. Так что, когда над каньоном появился тонкий серп луны, я уже сидел за скалой возле лагеря бандитов, всего в десятке шагов от привязанных лошадей и менее чем полусотне – от связанного Виннету.План мой был отчаян и, вместе с тем, достаточно прост. Я собирался использовать тот же метод, которым когда-то уже спас Виннету из плена: подобраться как можно ближе к пленнику, отвлечь охранника и, воспользовавшись устроенной мной суматохой, освободить своего друга. Дождавшись, когда никто из сидящей у костра троицы не будет смотреть в мою сторону, я выскользнул из-за скалы и в три бесшумных прыжка преодолел половину пути до коновязи. Распластавшись за выступающим из земли каменным зубом, я замер, прислушиваясь. Люди не заметили меня; а вот кони, обладавшие гораздо более чутким слухом – да и обонянием, если уж на то пошло – заволновались, переступая копытами. К счастью, среди них не было ни одного индейского скакуна; на это я и надеялся, хотя и опасался, что поднятый животными шум может привлечь ко мне внимание. Но тревожился я напрасно, никто из бандитов не увидел ничего странного в оживлении возле коновязи. Следующая возможность добраться до лошадей появилась почти через десять минут. На этот раз я преодолел остаток пути и, проскользнув между копытами волнующихся коней, прижался животом к земле, скрываясь за одиноким корявым стволом. Моё внезапно появление напугало животных. Их тревожное ржание и топот мог бы насторожить трампов; будь на их месте индейцы или просто опытные вестмены, кто-нибудь из них уже отправился бы разведать обстановку, не забыв взять на изготовку оружие. Это была, наверное, самая скользкая часть моего плана, но деваться было некуда – приходилось рисковать. Если кто-нибудь из трампов подойдёт, мне придётся надеяться на густую тень от скал и рябины, которая, худо-бедно, но скрывала меня от людских глаз. Если же нет – я убью подошедшего безо всякой жалости. Я был уверен, что рука у меня не дрогнет: они не заслужили никакого снисхождения.Мои опасения чуть было не сбылись: разговор у костра смолк, спустя несколько секунд кто-то сердито пробормотал что-то и, встав, неторопливо направился в мою сторону. Я отчётливо услышал щелчок взводимого курка, и поудобнее перехватил нож. Взведённый револьвер лежал у меня под правой рукой, но я надеялся обойтись, если получится, без лишнего шума, выиграв хотя бы несколько лишних секунд. И тут, к моему изумлению, в дело вмешался мой гнедой. Раздражённый то ли исходящим от меня запахом крови, то ли близостью других лошадей, он вдруг злобно заржал, припадая на задние ноги, и вцепился зубами в плечо стоящего рядом коня. Несчастное животное громко завизжало и рванулось назад, толкая стоящих рядом лошадей. В один миг на коновязи воцарился хаос. Кони верещали и метались, яростно ржал мой своенравный скакун. Подкованные копыта грохотали в опасной близости от моей головы, но я не решался даже поднять руку, чтобы прикрыть голову. Поблизости раздалась злобная брань. Подошедший трамп, разом забыв о своих подозрениях, с руганью разгонял сцепившихся лошадей, орудуя и ногами, и хлыстом. Спустя несколько минут, слабое подобие порядка вновь воцарилось в моём убежище. Ругающийся себе под нос бандит вернулся к костру. Я услышал его недовольное ворчание:- Опять эта чёртова скотина. Перепортила половину коней, вот же своенравная тварь! Кем нужно было быть, чтобы ездить на этом бесе?- Уж точно не тобой, - довольно заржал другой бандит; я узнал уже слышанное мной шепелявое присвистывание. Его товарищ присоединился к веселью. По злобному сквернословию, донёсшемуся в ответ, я понял, что бандит, судя по всему, пытался оседлать моего гнедого. И, разумеется, потерпел фиаско. Объезженный мной упрямый скакун не терпел на себе никого, кроме меня. За всё время, что длилась суматоха, со стороны Виннету не донеслось ни единого звука. Я не мог часто смотреть в ту сторону без риска обнаружить себя – ведь, чтобы разглядеть лежащего на земле индейца, мне нужно было приподнять голову, и тогда светлое лицо или блеск глаз мог выдать меня. Но я готов был поклясться, что апач услышал меня и знает, что помощь близка. Откуда взялась такая уверенность? Трудно объяснить. Я уверен, что не допустил ни одной оплошности, пробираясь к коновязи, и выдать меня могла лишь моя тень; да и то нужно было смотреть на меня, чтобы заметить движение в густой темноте. Позже, обсуждая этот случай со мной, Виннету признался, что действительно почуял моё присутствие, как только я подошёл к лагерю, и был настороже, готовый, в случае необходимости, помочь мне, чем сумеет. Не показывая своего волнения ни единым жестом, он, тем не менее, был готов в любой момент броситься под ноги врагам или, наоборот, заговорить, отвлекая от меня внимание. Постепенно шум стих; обиженный коневод сел обратно на своё место, и разговор вновь вернулся к более приятной бандитам теме: золоту. Увы, вспомнив о нём, мерзавцы вспомнили и о пленнике. Я только зубы стиснул в досаде, видя, как один из них поднялся и, постояв с полминуты над неподвижным индейцем, от души пнул его ногой под рёбра.- Не сдох он там? – с лёгкой озабоченностью окликнул приятеля от костра шепелявый.- А чёрт его знает, - огрызнулся тот. Лениво толкнув Виннету мыском сапога, он склонился над ним, заглянув ему в лицо. – Да нет, смотрит. Эй, ты, красная рожа! Чего пялишься? Покажешь, где золото? Ну?! Долго молчать будешь, собака?И он вновь грубо толкнул его в бок. Я прикусил губу, сдерживая рвущуюся из глубины души ярость. Не понаслышке зная о самообладании индейцев, я не сомневался, что Виннету может сохранять презрительное молчание, даже если его будут резать на ремни. Но у меня самого просто руки чесались!Выждав момент, когда в мою сторону никто не смотрел, я приподнялся на локтях и несколькими быстрыми движениями перерезал путы, стреноживающие трёх ближайших ко мне лошадей. Кони вновь заволновались, но после демарша моего гнедого на шум среди животных никто не обратил внимание.Никто, кроме Виннету. Я невольно вздрогнул, когда раздался его спокойный, равнодушный голос:- Бледнолицые трусы разграбили ферму своих белых братьев. Им мало тех вещей, что они забрали у мёртвых? - Ага, заговорил! – обрадовался бандит. – Где золото? Покажи нам бонансу, если хочешь жить!Зная Виннету, я не сомневался, что он даже не подумал бы отвечать на это наглое требование, будь он один. Но, услышав, как вновь заволновались кони, он понял, что мне будет трудно отвязать животных, не выдав себя, и теперь спешил отвлечь от меня внимание трампов.- Любой красный воин знает места, где золото лежит прямо на земле, - равнодушно откликнулся он.Я видел, как все трое, волнуясь, обступили апача, алчно глядя на него.- Где?- Где это место?- Не молчи!Пользуясь тем, что они не видят сейчас ничего, кроме вожделенной бонансы, которая уже маячит перед их разгорячённым фантазиями сознанием, я вскочил на ноги и в несколько быстрых ударов перерезал оставшиеся ремни. И тут же вновь нырнул за рябиновый ствол, мысленно просчитывая свой путь до сгрудившихся вокруг Виннету бандитов. Был очень большой соблазн воспользоваться гнедым; к счастью, я вовремя сообразил, что этот манёвр не оставит мне ни секунды, чтобы освободить Виннету от пут, а со связанным апачем я буду совершенно беспомощен. Одной рукой мне нужно будет держать на седле Виннету, а другой – управлять конём. Значит, об этом нужно забыть. Сейчас главное – освободить Виннету, а потом мы вместе придумаем, как вернуть наше имущество. Я был уверен, что мой друг тоже захочет получить назад отобранные у него вещи, особенно трубку из священной глины – вещь для индейца почти столь же бесценную, сколь и его мешочек с ?лекарством?. Трампы, тем временем, распалялись все сильнее.- Ну же, говори! Где оно? Где золото?Виннету бросил в мою сторону короткий взгляд и тут же вновь отвел его. Самообладание моего кровного брата всегда восхищало меня. Как и я после возвращение в сознание, он ничего не знал о моей судьбе, и тревожился за мою жизнь не меньше, чем я за него. Чего ему, должно быть, стоило сохранить бесстрастный вид в тот момент! Тем не менее, он не выдал своих мыслей ни единым жестом, продолжая дразнить бандитов. - Белые койоты никогда не получат золота, - бросил он, больше не глядя в сторону коновязи. Я мысленно похолодел от этой наполненной презрением фразы, хорошо представляя, что последует дальше. И действительно, все трое взревели – кто взбешённо, а кто и торжествующе.- Ну и наглость!- Ты назвал нас койотами, красная рожа? Да я тебя…И все это перекрыл резкий голос громилы:- Заткнитесь, вы, оба! Что ты знаешь о золоте, краснокожий? Говори, иначе я поджарю твою красную шкуру!Виннету лишь презрительно усмехнулся; а я, воспользовавшись тем, что все трое смотрели лишь на него, скользнул на землю и, опираясь на землю лишь кончиками пальцев рук и ног, как ящерица скользнул вперёд. Сейчас увидеть меня можно было, просто лишь повернувшись в нужную сторону. Вся моя надежда была на Виннету. И он не подвёл.- Виннету не боится пыток. Бледнолицый убийца думает, что горящие листья в его зловонном рту могут напугать вождя апачей? Он глуп, как старая, выжившая из ума скво!Я, слыша эти слова, замер на миг от ужасного предчувствия. Что он делает! Неужели он не понимает, что за люди эти бандиты? Но нет, он понимал. Много позже, прокручивая в голове этот момент, я отчаянно пытался найти другой выход из сложившейся ситуации; моё сердце и мой разум протестовали против того способа, который выбрал Виннету, чтобы дать мне возможность незаметно подобраться к нему. Я искал другую возможность – и не находил.Я знал, что должно сейчас произойти; и был бессилен помешать этому. Медленно, словно осторожный хищник, я полз вперёд, преодолевая метр за метром, боясь издать хотя бы шорох. Это была чудовищно тяжелая, кропотливая и опасная задача. Нужно было ощупать каждый сантиметр земли, чтобы ни один, самый крошеный, камешек не хрустнул подо мной. Моя ушибленная нога отчаянно протестовала против такой нагрузки, и мне приходилось плотно стискивать зубы, чтобы не выдать себя случайным стоном. Главарь с сигарой в руке склонился над Виннету, заслонив его от меня своей мощной тушей. Я услышал шипение горящих листьев, которые тушат об обнажённую кожу. Виннету не издал ни звука, но, мой бог! Какую боль он должен был испытывать в этот момент! В голове у меня зашумело. Не знаю, как мне достало сил продолжить медленно ползти вперед. В глазах темнело от дикой, незнакомой мне прежде ненависти; окажись я сейчас рядом с подонком, наверное, не задумываясь задушил бы его голыми руками. Трое мерзавцев возбуждённо переговаривались. Главарь наконец выпрямился; сигарета в его руке погасла, грудь бандита тяжело вздымалась, словно это его, а не моего побратима, только что пытали. Мне оставалось до намеченного в качестве укрытия камня меньше десятка метров; но и трампы теперь могли повернуться в любой момент. Однако раньше, чем я успел решить про себя вскочить и броситься на них, Виннету вновь заговорил.- Бледнолицый думает, что он может сломить дух краснокожего воина горящим листочком? Когда Виннету будет свободен, он возьмёт бледнолицых в своё пуэбло. Там они узнают, как правильно пытать пленных.Троица мерзавцев что-то возмущённо заорала; я уже не слушал их. Преодолев последний метр, я скользнул под защиту крупного валуна и, переведя дух, нащупал на поясе нож. Не было сомнений: распалённые гневом и жаждой наживы бандиты не остановятся и, если я немедленно не вмешаюсь, Виннету ждут новые мучения. Нужно было действовать быстро. Все трое стояли слишком близко и, обезвредив одного, я рисковал попасть под удары двух других. Но выбирать было не из чего.В этот момент из темноты раздались громкие крики - приветственные возгласы. В темноте замелькали огни факелов. Все трое бандитов, мигом забыв о своём пленнике, обернулись ко входу в каньон и с ответным рёвом двинулись навстречу шедшей по ущелью группе бродяг. Вся толпа искателей наживы столпилась возле костра, все говорили одновременно, заглушая друг друга: в таких компаниях обычно лучше всего слушают себя, не обращая внимания на остальных. Более подходящего момента могло не представиться. Поспешно вытащив свой деревянный горшочек, я нащупал в кармане коробку с остатками спичек и в одну секунду разжёг крошечный костёр. Трухлявое дерево с порохом внутри вспыхнуло, словно пропитанное маслом; сквозь щели тут же начали пробиваться струйки дыма и красноватые отсветы пламени. Его должно было хватить на минуту, не больше. Но этого было вполне достаточно. Размахнувшись, я изо всех сил метнул свой импровизированный снаряд, стараясь попасть как можно ближе к коновязи. Этот трюк я частично подсмотрел у индейцев, делающих подобные скрытые костры в походе, когда высокое пламя может раскрыть местонахождение воинов; частично взял идею из учебников истории, вспомнив знаменитый греческий огонь. Я увидел, как вспыхнула, наконец, влажная ткань, обмотанная вокруг деревяшки. И тут же, напуганные огнём, дико заржали кони. Раздался грохот копыт, послышались испуганные и взбешённые вопли. Не теряя больше не секунды, я в два прыжка добежал до апача и быстро перерезал верёвки сперва на его руках, потом – на ногах.- Виннету счастлив видеть своего брата, - почти неслышно проговорил апач, и в его голосе я не услышал удивления; лишь глубокое удовлетворение и гордость за меня. – Пусть Олд Шаттерхенд даст мне свой нож. Я без спора протянул ему клинок, и апач неловким, от оттока крови, движением сунул его за пояс. - Ты ранен? Сможешь идти? – шепнул я ему в ухо, одновременно поспешно принимаясь растирать ему лодыжки, на которых отпечатались глубокие следы от верёвок.- Бледнолицые собаки слишком крепко стянули мне ноги, - услышал я в ответ и, не задавая больше вопросов, закинул его руку себе на плечо. И мы, прихрамывая – он на обе ноги, я на одну – со всей возможной скоростью бросились в темноту. Появление новых бандитов спутало мне все карты. Я, рассчитывая сражаться, при необходимости, лишь с троими, не предусмотрел запасного пути для отступления. Да и был ли он? Один, при свете дня, с почти здоровыми руками и ногами, я смог подняться на отвесную стену каньона, но потратил на это несколько минут. Вдвоём с ослабленным долгим пленом, а, быть может, и раненым индейцем, у нас не было никаких шансов. Нас подстрелили бы задолго до того, как мы достигли вершины. Нет, спасение было лишь здесь, в темноте ущелья.Сзади раздались яростные вопли и беспорядочная пальба: исчезновение апача заметили. Виннету, тяжело опиравшийся на моё плечо, с трудом выпрямился и попытался идти сам.Увы, судьба сегодня была не на нашей стороне. Мы почти доковыляли до поворота каньона, когда из-за него, встревоженные шумом, выскочили еще четверо людей с ружьями и револьверами. У двоих в руках были факелы, и мы, освещённые ярким светом, мгновенно стали прекрасной мишенью. Раздался выстрел; я не видел, куда попала пуля, и надеялся лишь, что Виннету, как и я, избежал ранения.- Не стрелять! – раздались сзади истошные вопли, - Они знают, где золото! Не стрелять!Не тратя времени на переговоры, я скинул с плеча ружьё. - Виннету, револьвер!Но апач и без моей подсказки уже выхватил у меня из кобуры оружие. Раздалось два выстрела, почти слившихся в один, и двое перегораживающих нам путь людей рухнули на землю. Мы, не сговариваясь, рванулись в образовавшийся просвет, отшвыривая со своего пути шарахнувшихся в сторону противников. Но впереди уже мелькали факелы и слышались крики. А сзади, продолжая вопить про то, что мы нужны живыми, напирали прибежавшие из лагеря бандиты. Я успел выстрелить ещё раз и, отбросив бесполезное в такой тесноте ружьё, ударил налетевшего на меня человека кулаком под подбородок. Тот свалился как подкошенный, но при таком численном превосходстве это была капля в море. Сзади раздалось ещё два выстрела из револьвера Виннету; а потом боевой клич апачей и булькающий вопль кого-то из бандитов подсказал мне, что мой друг тоже отбросил пистолет и схватился за нож. Это безумие продолжалось, наверное, всего несколько секунд. Мы сопротивлялись, как обезумевшие берсерки, прокладывая себе путь сквозь людской поток. Бой почти сразу разделил нас, и теперь мы дрались каждый за себя, не имея возможности даже прийти друг другу на помощь. Я наотмашь ударил кулаком кого-то, но почти тут же мне на спину обрушился тяжёлый удар приклада, швырнувший меня на землю. Каким-то невероятным усилием мне удалось встать на колени. Я не видел апача, и надеялся лишь, что ему повезло больше. Руки мои шарили по земле в поисках хоть какого-нибудь оружия. Под пальцами вдруг оказалась обтянутая кожей рукоять, и я, вцепившись в свой собственный нож, слепо ударил вбок, даже не пытаясь целиться. Раздался вопль, и я, шатаясь под сыплющимся на меня градом ударов, поднялся на ноги. Было уже понятно, что мы проиграли. Но сдаваться без боя? Никогда. Я, почти ничего не видя из-за плавающих в глазах цветных кругов, изо всей силы ударил кого-то кулаком, заставив того отлететь на несколько шагов назад. А миг спустя напирающая на меня толпа вдруг отхлынула назад, и замерла, тревожно переговариваясь, в нескольких шагах. Я остановился, тяжело дыша и не понимая, что происходит.- Назад! – вновь хлестнул откуда-то из-за спин бандитов уже знакомый мне голос. И лишь сейчас понял, что он уже говорил что-то, но в горячке боя я не расслышал этого крика.- Идиоты, расступитесь! – с досадой рявкнул главарь, и трампы, недовольно ворча, как побитые собаки, и не спуская с меня настороженных глаз, нехотя отошли в сторону.И я похолодел. На земле, удерживаемый сразу пятью бандитами, лежал Виннету. Мерзавцы навалились ему на руки и ноги, не давая шевельнуться. Любитель сигарет стоял рядом с ним на коленях, приложив нож к его груди.- Бросай оружие, - приказал он, со злым торжеством глядя на меня. – Иначе…Замерев, я смотрел на своего кровного брата, яростно пытавшегося вырваться из держащих его рук. На застывшем в гримасе ярости лице бешено сверкали чёрные глаза; несломленный, он был готов сражаться даже сейчас. И, конечно, погибнуть. Лишь теперь, при ярком свете факелов, я увидел, насколько плачевно состояние моего друга. Одежда, порванная в нескольких местах, была выпачкана кровью. Левый рукав был почти оторван, открывая глубокую, наверняка очень болезненную, ссадину. На тонких запястьях глубоко отпечатались красные следы от стягивающих руки верёвок. Посередине груди в светлой замше виднелась круглая чёрная дырочка с обожжёнными краями. Даже в свете факелов я увидел, что кожа под ней сожжена до живого мяса.- Бросай нож, - вновь приказал главарь, - И руки за спину!- Олд Шаттерхенд не станет выполнять это требование, - твёрдо прозвучал голос Виннету. Он перестал вырываться, осознав бесполезность этого, и посмотрел на бандита с глубоким презрением во взгляде. – Он знает, что Виннету не боится смерти. Мой брат будет сражаться, и многие из белых трусов отправятся выть в поля вечной охоты, не смея приблизиться к кострам смелых воинов!- А ну замолчи! – яростно рявкнул главарь. Один из державших апача бандитов размахнулся и наотмашь хлестнул его по лицу, так, что его голова мотнулась в сторону. Я невольно шагнул вперёд, с бешенством глядя на это трусливое избиение. Виннету медленно повернул голову; с разбитых губ сбегала тонкая струйка крови. Его взгляд остановился на обидчике, и тот, увидев в нём что-то, напугавшее его, невольно отшатнулся назад.- Считаю до трёх, - сквозь зубы предупредил бандит, не отводя от меня глаз. Его нож плотнее прижался к груди апача, прорезав замшу, и на светлой ткани проступило красное пятно. – Раз…Что я мог сделать? Я мог отказаться выполнять этот приказ и продолжить сражаться. Разумеется, мне было не спастись; но это была бы почётная смерть в бою, а не под ножом мерзавцев, не знающих ни стыда, ни жалости. Возможно, я даже должен был сделать это. Я знал, что Виннету, выше всего ценящий воинское мужество, без страха встретил бы смерть, и был бы рад, зная, что и я не унижу себя вымаливанием пощады. Но…- Два.Я тяжело вздохнул. Поймав взгляд апача, я на несколько секунд удержал его, молча прося у друга прощения за это решение. И, размахнувшись, зашвырнул нож далеко в темноту.