Прикосновения (Лео/Агата) (1/1)

Как жаль, что?тем, чем?стало для?меня твоё существование, не?стало моё?существованье для?тебя.Иосиф Александрович БродскийОн всё не возвращается. В холодном доме тихо-тихо. Не бегают босые ноги по лестнице вверх, не слышится детская ?птичья? речь. Мама забрала Милли на выходные, пообещав поход в зоопарк, сахарную вату и много-много мультиков по Пятому каналу. Сравнительно небольшая цена за то, чтоб быть любимой бабушкой сорок восемь часов кряду.Окно на кухне распахнуто настежь. Снег крохотными хлопьями падает с неба на стол. Запорошённый нож для разделки мяса поблёскивает в белёсом кафтане. Меховые шапки из кристаллов воды примерили выставленные рядком доски, контейнеры с крупами и пшеничными хлопьями.Мороз кусает щёки, оставляя алые краски на бледном лице. Некогда огненные волосы потеряли свой блеск, глаза перестали пленять его хвою с капелькой осенней листвы у самого зрачка. Ногти ломаются из-за отсутствия солнца, ведь жить в золотой клетке с четырьмя стенами, которые не покинуть ни при каком условии?— совсем не выход.Сама купилась на сладость речей, собственной рукой вывела витиеватую подпись в брачном контракте, свои губы шептали на пышной церемонии о том, что хранить очаг?— целиком и полностью моя забота. Многофункциональная рабыня, не знающая усталости. А ведь каким могло быть будущее…Сильвестр-Харрис готовила себе подобную: несгибаемую, жесткую, отчасти жестокую, но всегда справедливую и ищущую выгоду своему делу во всех начинаниях. Прыткую, юркую, изворотливую, умелую, не боящуюся замарать руки. Сильную и железную. Словом, леди-бизнесмен из высшего света.Очередной приём-смотрины проходит на редкость спокойно. Торжество в пастельных тонах разбавляют чёрные пятна фраков, пары кружились по зале, а люстра переливается оттенками. Сотня знакомых лиц в толпе: влиятельный аристократ, приглашённая звезда мирового уровня, певец-блондинчик, воротящий нос от каждого, автор странных пьес обо всём и ни о чём одновременно. Сливки да вишенки, украденные с тортов и пирожных.Галантный поклон и тихое ?Пойдёмте в сад?. Скамейки, сломанная молния, его губы на шее, позвонках, рёбрах. Сильные руки на бёдрах, влажный язык, очерчивающий кромку чулок. Чувственный укус в ключицу, шёпот, отпечатавшийся в каждом жесте заботы, плавность и лёгкость, с которой он взял меня.Лучший вечер сменился нервозностью приготовления к особому торжеству в жизни любой девушки. Шикарный стол, банкет, платья, тема — всё должно было быть на уровень выше прочего. Он понимал, как это важно, а потому, не вздыхая о бессмысленности, молча наблюдал, изредка внося мелкие правки.Чувства разгорались сильнее, месяц времени укрепил уверенность в сказке. Его мерное дыхание как лучшая симфония, рыжие пряди?— величайшая картина, глубина взгляда?— болото, где утопаешь с головой. Уходишь по горло в трясину от одной секунды промедления. Всё началось не сразу, плавно и размеренно. Гусиным шагом.—?Смотри, Агата, сегодня такое яркое солнце,?— мило поправляет шляпку с широкими полями на моей голове,?— но даже оно не затмит твоего сияния,?— сверкает малахитом, укутывая в полотенце, прикрывая тело от пожирающих лучей ультрафиолета.Всё больше поцелуев приходилось ловить тогда, когда, кажется, это совсем не к месту. Рукав длиннее, и свитер с горлом, чтоб не светить засосами с тёмными отливами, рдеющими на солнце.—?Ты сегодня особенно прекрасна,?— нещадно вгрызается в плоть, заставляя тихонько пикнуть,?— заменяешь спокойный штиль на улице бурей на душе,?— заботливо оглаживает плечи, размалёванные от пунцового до почти не проходящей охры.Когда любишь, не замечаешь, что рука, которая кормит, ласкает и поит, может ещё и душить, рвать и подчинять по щелчку пальцев. Но, как ни странно, от осознания ничего не меняется. Ни одна нейронная связь в мозге не перестраивается. Принимаешь его таким, какой он есть. Как и обещала. Как и клялась не только ему, но и Всевышнему. Он видит и знает, как лучше. Должен.—?Ты спала? —?Внушительные синяки под глазами сложно маскировать, но всё равно отрицательно машу головой. Пусть и дальше думает, что ночами в ванной скулит собака соседей на этаж выше. —?Мне казалось, что звёзды сияют всю ночь, чтоб добиться того, с чем ты родилась,?— подушечка указательного собирает родинки на носу в созвездие Льва с ярко бело-голубой Регул внизу. Толчок, ещё и ещё. Пока слёзы текут по овалу подбородка, пока имитирую, изредка вздыхая на ухо, пока в доме тихо, ведь малышку так трудно уложить.Всепрощение, альтруизм, глупость?— как вам угодно. Он ошейник из тюремной колючей проволоки. Малейшее непослушание?— новая струйка крови заставляет тебя задыхаться, сглатывая горечь, и следовать за рукой хозяина всё глубже и глубже в подземные катакомбы.—?Исхудала, ласточка,?— очерчивает скулу, смахивая очередной кристал, выкатившийся из зениц от одного его взора. Страшно от неопределённости. Либо задушит объятиями, либо погубит немилостью. Исход предрешён. —?Чего тебе бы хотелось на ужин? —?зарывается в жидкую медь волос, шумно вдыхая и совершенно не слушая ответ. Запрокидывает голову и с животной страстью впивается в незажившие губы. Привкус металла как вечный спутник нашего единения, подсознательное ?нет? материализуется робким согласием. Его любовь?— чистый яд, сражающий с первой дозы. От него не убежишь и не спрячешься?— применит все силы, все способы чтоб найти и отучить зверька от того, чтоб тот убегал. Мы же в ответе за тех, кого приручили, да?.. У каждой вещи своё место подле хозяина.Скрип двери. Судорожный выдох, и маска примерной жены вновь обрамляет профиль.—?Почему ты так поздно? —?не нахожу в себе сил обернуться, падающий на кухонный стол снег слишком притягателен.—?Работа, милая,?— ?ты всегда на втором месте после неё, Агата. Всегда?,?— работа.Беззаботно кладёт ключи на тумбу, скидывает кашемир на пуфик рядом. Молча проходит мимо, закрывая окно и одним движением сметая снег в раковину. Вода ласкает его руки, полотенце, а только потом он вновь выходит в коридор. Тёплые ладони блуждают по плечам вслед за крупными мурашками, невольно выбравшимися на свет, испугавшиеся влаги и прохлады касания.Снова битва за чистую кожу, из коей я никогда не выходила победительницей. Только поражённой. Проигрыш?— новый вид абстракции. Сколько не бейся, внутренних сомнений не успокоишь.—?Знаешь,?— поцелуй в иссиня-малиновую ложбинку ключицы,?— сегодня было такое задание,?— душит, примеряя на шею ободок нежных пальцев,?— Хилл, который, как ты помнишь,?— выдыхает слишком резко, сильнее стягивая ошейник на трахее,?— не даёт мне покоя уже многие годы,?— оставляет узор слюны у ушной раковины,?— наконец пойман.—?Как? —?хлопаю ресницами, приоткрывая губки так, чтоб не вызывать липких подозрений.—?Неважно,?— буром вонзается в промёрзлую почву души, нещадно правя лезвиями слов,?— главное, что теперь всё позади. —?И выворачивает, и тянет к нему. Нет решения, которое привело бы хоть к какому ответу, но он заключает сам собой:?— Теперь я весь твой, милая.Красной лампочкой мигает ?Я?, трепетом отзывается ?весь? и добивает, заставляя ловить толчками воздух ?твой?. Невозможно с этим смириться, поверить в сладкую ложь голоса, из которого теперь состою, который раскалённым оловом вливается в ушной канал, оглушительно отбивая смысл сказанного. Нет, невысказанное сильнее трёх главных слов.Тиски мерзко сжимают талию, освежая синяки, зубы вонзаются в шею, будто хотят испить крови. Больно.Рука хватает вазу из чешского хрусталя, да только мужская ладонь шустро перехватывает, выбивая ?оружие? прямо на пол. Звон и сотня осколков?— всё, что осталось от внезапной любви двух горящих сердец. Теперь одно уберёт следы шалости, попутно зализывая раны, а второе уйдёт наверх, в кабинет, думать о том, как же поймать очередного неуловимого преступника. Замкнутый круг прошёл все свои фазы. Пора начинать цикл по-новой.