Уизер (1/1)

Однако с Рэнсемом Страйку не суждено было встретиться.На следующее утро бывший священник обнаружил в своём почтовом ящике письмо из ГНИИЛИ от некого Уизера, выразившего глубочайший интерес к взглядам Страйка и предлагавшего сотрудничество.Название ?ГНИИЛИ? много говорило любому англичанину, знаменуя собою зарождающийся союз между наукой и обществом. Некоторые запреты, мешавшие прежде свободе научного исследования, были обойдены, отмена других казалась вопросом времени.И вот исполняющий обязанности директора, фактически второе лицо в ГНИИЛИ писал ему, Страйку, выражая восхищение его взглядами и той бескомпромиссностью, с которой он их отстаивал, и предлагал сотрудничество. В чём именно оно состояло, из письма было не понять: по-видимому, это должно было проясниться при личной встрече, о которой предстояло договориться.Так и не встретившись с Рэнсемом, Страйк поехал на встречу к Уизеру, терзаемый самыми различными страстями?— то сомнениями, не розыгрыш ли это, не посмеялись ли над ним, то, напротив, возносясь к надзвёздным высотам самоуверенности.Уизер был учтив и седовлас. Оказалось, что он прочитал все статьи бывшего священника и пришёл к выводу, что именно такой человек ГНИИЛИ и нужен.Надежды Страйка воспарили в небеса… и почти сразу же были разбиты. Уизер, похоже, не знал его имени, называя почему-то Строком и считал, что живёт он в Лондоне, водит машину и сам, без шофёра, будет добираться до места работы в ГНИИЛИ.Уизер обладал, похоже, невероятной способностью говорить ни о чём, напоминая Страйку доброго рассеянного дедушку, готового с радостной улыбкой наблюдать, как резвятся дети, изредка пристыжая слишком уж заигравшихся. Когда Страйк попытался прояснить, в чём же будет состоять его работа, на него посыпался целый ворох учтивых фраз, произнесённых тёплым, отеческим тоном.—?Дорогой мой,?— вещал Уизер,?— институт не будет возражать, если вы будете работать в той сфере, где пожелаете, где ваши таланты окажут наибольшую пользу общему делу. Гибкость?— основа нашей политики, и место вашей работы как нельзя лучше будет учитывать ваши…Остановить И.О. было решительно невозможно. Любая фраза тонула в потоке того, что Страйк про себя всегда называл ?словоблудием?. Чем-то Уизер напоминал епископа, но если с велеречивостью последнего Страйк как-то мирился, пропускал её мимо ушей, ощущая себя внутренне и сильнее, и твёрже, то Уизер напоминал бездонное болото. В его речи невозможно было не увязнуть, она подавляла, не оставляла места для свободного вздоха. Как не пытался Страйк выбраться из этого потока дружелюбных словоизлияний, каждая его попытка засасывала его всё глубже и глубже. Воля Страйка ослабела, и он начал?— сначала неосознанно?— подыгрывать Уизеру.Сколько длился этот разговор ни о чём? Полчаса? Час? Наконец, Уизер, словно истрепав Страйка достаточно, бросил тому подачку.—?Ваши оппоненты, дорогой Стро… Страйк, вы же понимаете, для полноты картины мне пришлось прочитать и их… указывали вам на одну слабость вашей системы, ваших построений. Фатальную, на их взгляд. Наука?— конечно, я говорю лишь неофициально, повторяя их точку зрения?— может сохранить тело нетленным, но не может вернуть ему душу… она даже не может доказать её существование.—?Наука должна попробовать! —?воскликнул Страйк, разом обретя прежний пыл пророка. Он знал всю серьёзность этого аргумента и хотел возразить, изложив Уизеру свои взгляды и предполагаемое решение, но И.О. перебил его.—?Мы уже пробуем, —?с тёплой отеческой улыбкой ободрил его пожилой джентльмен. —?Мы уже начали.Впервые за долгое время в кабинете повисло молчание.—?Вы?.. —?потрясённо переспросил Страйк, но Уизер лишь шепнул ему: ?Пойдёмте?.Шли они минут десять: сначала по коридорам, потом спустились в какой-то подвал, охранники, было встрепенувшиеся, узнав Уизера сразу уселись на места… спустя минуту Страйк и И.О. попали в лабораторию, где сидел одинокий человек, в медицинских перчатках.—?Уилкинс, я бы хотел… мы бы хотели посмотреть на голову.Врач встрепенулся, переводя потрясённый взгляд с Уизера на незнакомого ему пока ещё Страйка.—?Но… профессор Филострато,?— залепетал было он, но был остановлен Уизером.—?Дорогой Уилкинс, вы знаете, как я хочу создать доверительные отношения внутри института, дружеские, я бы даже сказал?— семейные. —?Уизер рассеянно смотрел куда-то сторону, взгляд его бессмысленно бродил среди приборов, столов, стен помещения. —?Но и в самых лучших семьях бывают нелады. Послушание?— послушание младших старшим?— вот тот идеал, та основа, к которой мы целеустремлённо стремимся. Полное подчинение, вбирание… здесь и речи не может быть о том, чтобы кто-то говорил?— ?это я делать буду, это не буду…? Любой,?— он отчески улыбнулся Уилкинсу,?— должен быть рад исполнить просьбу старшего, я бы даже сказал?— главы семьи. Если же он не хочет этого, если он не хочет быть частью семьи…На Уилкинса было страшно смотреть. Он мелко закивал головой и начал судорожно нажимать что-то руками, запуская какое-то техническое приспособление.—?Выйдите. —?Тихо сказал ему И.О. —?Будет лучше, если я сам покажу всё уважаемому гостю, чьё благорасположение вы чуть было не утратили.—?Но я…—?Идите. —?Взгляд Уизера, устремлённый на Уилкинса был до того пуст и бессмыслен, что тот, не рискуя более спорить поднялся и спустя несколько секунд скрылся за дверью.И.О. нажал несколько кнопок и шторка, закрывавшая конец помещения отъехала. Там, отгороженная от них с Уизером стеклянной стеной была… собачья голова. Провода, клапаны, насосы заменяли ей то, что должно было выполняться телом. Голова дышала и во взгляде, устремлённом на потрясённо замершего Страйка была жизнь… и боль. Существование слишком ущербное для живого существа…—?Мы уже начинаем… —?тихо повторил Уизер сказанное им в приёмной. —?Но то, что вы видите?— лишь начало, мы хотим большего. Преодоления ограничений материальной жизни, вы сейчас увидите.И сказав это, Уизер начал… раздеваться. Скоро вся одежда И.О. оказалась на кресле и взгляду Страйка предстала мерзость толстого старческого тела, лишённого стыда. Но воли что-либо сделать у бывшего священника он потрясённо смотрел, как Уизер нажал несколько кнопок и голова собаки вздрогнула, рот её открывался, но из него не выходило ни звука. Похоже ей перестали подавать воздух. Минутой спустя Страйк потрясённо наблюдал за безмолвной агонией. Наконец, голова затихла. А Уизер, будто желая усилить мерзость всего, царившего здесь, затянул бессмысленную, заунывную, какую-то мерзкую песнь:-Уроборинда! Уроборинда! Уроборинда! Уроборинда, би-би-ба!В ней было что-то противоестественное и к своему ужасу Страйк заметил, что сам начал вторить ей. Губы его послушно растягивали бессмыслицу в то время как в поражённом ужасом рассудке повторялись слова?— ?Всякий, кто призовёт имя Господне?— спасётся?. Бывший священник пытался вспомнить, как зовут его Господа?— и не мог. Не мог вспомнить даже, как надо креститься.И внезапно мёртвая голова ожила. Взгляд наполнился какой-то новой, инородной жизнью, призванной древним заклинанием. И голос?— не живой и не мёртвый, чуждый всяческим человеческим эмоциям, приказал двум находившимся в комнате людям: ?Поклонитесь мне!?