/А/бсорбция (1/1)
Когда Макишима впервые сел на велосипед, он упал и содрал колени, но не расплакался как другие дети, а молча попробовал еще раз. Сам, без утешительного слова взрослых. Когда Макишима пришел в велоклуб - над его неправильным, отвратительным стилем лишь посмеялись – он ничего не ответил, только продолжил тренироваться по вечерам, задерживаясь иногда до наступления темноты. Ездил для себя - так, как он любил. А когда странный горняк с дурацким ободком на голове привязался к нему с разговором, Макишима вдруг понял, что его никто не спасет от этого надоедливого парня... Юске знал, что только он сам может спасти себя, только почему-то не смог помочь себе. У него, кажется, закончились силы. ?Давай обменяемся телефонами?. Треснуло заиндевевшее стекло, обманчиво-непробиваемое, ограждающее от разодранных коленей и насмешек. Макишима не сразу заметил эту трещину, но со временем она всё разрасталась от каждого входящего звонка, сообщения, ?встречи-не-свидания? она становилась всё больше и больше, пока, наконец, не рухнула осколками.И Макишима испугался. Он думал, что за этим стеклом его воля, сила, благодаря которой он раз за разом вставал после падения. А там – пустота.
И тогда Юске отключил телефон. Непонятный голод настиг его. Нужно было заполнить пустоту. Макишима стал проводить в горах все свое свободное время, в надежде, что удовольствие от подъема станет нужным наполнителем. Не помогло. Но нужный сам пришел к нему.
- Маки-чан, можно я сегодня останусь у тебя на ночь? Ты же не против? На улице уже холодно, почему ты в одной футболке, Маки-чан? Ты ведь можешь простудиться!
От прикосновения холодных пальцев к влажной спине Юске невольно вздрогнул. Сколько Джинпачи тут простоял, ожидая его возвращения? – почти промелькнула мысль, пока он отталкивал от себя говорливого горняка.
Макишима никогда не умел отдавать что-то взамен, как и принимать. Ему были чужды разговоры одноклассников и их переживания, тогда он еще не узнал близко тех людей, с которыми будет ехать в одинаковой желтой форме. И, наверное, не смог бы принять их, не научи его Тодо Принимать. Поглощать бесконечный поток энергии. Джинпачи был сам одним большим нескончаемым потоком: постоянно трещал языком, с какой-то стати начинал интересоваться тем, что ел Макишима на обед, ему было дело даже до ?этой ужасного цвета кофты?. Юске никогда не был слабым и держался, можно сказать, до последнего. Но поздно – стекло уже разбито. Пустота понемногу стала заполняться, и, кажется, Макишима почувствовал себя на мгновение впервые цельным. Единым со своими детскими обидами и злостью, со своими запрятанными глубоко-глубоко страхами и даже с мыслями о темноволосом парне, который носил идиотский ободок. И Юске упустил момент, когда еще можно было отказаться от незнакомого тепла, от протянутой руки, от надежды. От всего, что может причинить намного больше боли и даже, наверное, сломить, если исчезнет. Если заберут всё обратно.- Спокойной ночи, Маки-чан!
Даже во сне лицо Джинпачи имело такое выражение, словно он покорял очередную вершину. И в ту ночь Юске еще долго не спал, а всматривался в это лицо, освещенное приглушенным светом уличного фонаря. Вдруг возникло желание сковать паучьей сетью Тодо, словно муху, и полностью его поглотить, сожрать, растворить, забрать его энергию и его самого. Макишима ощутил легкую дрожь, но вскоре расслабился - образ рассеялся. Просто картинка, подброшенная усталостью. В конце концов, Юске на самом деле не паук, а Джинпачи далеко не муха. Он разорвет любую сеть, при этом тащить за собой зеленоволосого горняка, уверенно шагая к цели. Макишима наконец-то стал поддаваться накрывающему его сну. Почему-то представлять то, как Тодо прикасается к нему, было намного приятнее. Но это, черт подери, еще более отвратительно! Хорошо, что Джинпачи никогда не узнает об этих странных образах, возникших в голове Маки-чана в первую ночь, которую они провели в одной комнате.