4. (1/1)

—?Мирон Янович? Доложите обстановку,?— голос начальства на том конце звучит бодро, как будто всё уже знает. И Мирон не сомневается, что так и есть, хотя он успел отдалиться от Маяка всего на квартал.—?Зачем эти формальности? —?он поглядывает на часы и прикидывает, успеет ли заехать в офис и набросать план отчёта по установлению контакта.—?Сам знаешь, так положено. И потом, мы же тут без подробностей.—?Окей, шеф. Докладываю?— объект успешно доставлен. Сойдёт?—?Мирон,?— укоризненный голос на том конце хрипло смеётся, явно пытаясь разрядить обстановку. —?Заскочишь в главный?—?Да.—?Зайди ко мне. Просто… сам зайди, без бумаг.От подобных предложений становится тревожно. Очевидно, что у начальства ничего не бывает ?просто?, и Мирон точно предпочел бы формальный подход тому, который без бумаг. Он нажимает отбой, не отвечая ничего. Мирон зайдёт, шеф это и так знает. А ошибается он крайне редко?— каждая предыдущая ошибка оборачивалась трагедией для человечества. Впрочем, размышления Мирона занимало совсем другое.Судить о причинах повышенного интереса к его кураторской деятельности он не брался?— ни одного безболезненного варианта у него не находилось. И как-то странно тянуло обратно, на Маяк. Та чуйка, на которую Мирон привык опираться, диктовала совершенно иной план действий: надо вернуться и ещё раз проверить, что всё в порядке, а не нестись в офис, формально завершив на сегодня свой рабочий день. Но он отмахивается от назойливого чувства, как от наваждения, всё дальше и дальше удаляясь от Маяка.***Нужно позвонить Мирону?— первая отчётливая мысль, ярко мелькнувшая в сознании. Слава тихо чертыхается, понимая, что номерами они не обменялись. Прислушиваясь к происходящему внизу, он слышит, как закрывается дверь, а затем своды пустующего первого этажа гулким эхом отражают шаги.Путаясь в одеяле, он встаёт, стараясь вести себя настолько тихо, насколько это возможно. Оглядывается в поисках того, что можно было бы взять в руку в качестве самообороны, но спальне не находится ничего?— разве что вешалка в шкафу, но это несерьёзно. Добраться бы до кухни.Его ночной гость, кажется, не спеша обходит первый этаж. Какие-то кошмары в стиле призраков прошлых хозяев Слава отметает сразу, а разумные версии происходящего никак не удаётся найти, потому что его актуальных знаний хватает лишь на то, чтобы понять?— никаких гостей извне, кроме Мирона, пока быть не может. Но Мирон вряд ли выбрался бы из чулана под лестницей?— зашёл бы через главный. И точно бы знал, где искать Славу.На кухне под руку услужливо попадается довольно большой нож, и меньше всего Славе хочется им воспользоваться. Но он крепко сжимает его в немеющей от подкатывающего ужаса ладони, делая пару шагов в сторону лестницы, когда его гость внизу ступает на первую ступеньку?— это слышно по характерному скрипу. И он уже не кажется таким уютным. В голове всё-таки мелькают кадры из фильмов ужасов, а в груди нарастает паника, набрасывая на окружающее пространство вакуумную пелену.—?Кто здесь?С лестницы он слышит только насмешливое хмыканье. Это бесит и обезоруживает?— Слава застывает в дверном проёме, будто во сне, когда двигаться не можешь при всём желании. Он просто наблюдает, как растёт тень на стене, обретая человеческие очертания, а в голове всё ещё пытаются в шеренгу построиться теории о том, кто к нему мог залезть. Судя по тому, насколько расширились границы его мира, за которыми границы сознания явно не поспевали, это мог быть кто угодно. Кто-то, кто похож на человека?— вот и вся дедукция, на которую сейчас можно опираться. Славе кажется, что ещё секунда, и моторчик выломает рёбра, потому что непонимание и неопределённость?— самое страшное. Последние шаги этот некто делает быстро, перешагивая через ступеньки, и застывает в темноте лестничного пролёта, опираясь на перила. Некто поворачивает голову в сторону Славы, и тот сам начинает искать опору. В темноте видно только подобие оскала и блики, играющие в глазах.—?Классные труселя.Нотки вкрадчивые, а голос однозначно мужской. В помещении всё ещё слишком темно, чтобы рассмотреть, кто это, а вот гостю Славу явно неплохо видно. ?Со светом косяк?,?— думает он, хотя наличие лишнего плафона между коридором и кухней ситуацию бы не спасло. Просить парня выйти на свет кажется чем-то тупым, самому идти вперёд?— суицидальным, молча стоять?— чуть более тупым, чем обратиться с просьбой или вопросом.—?Это… это частная территория, тебе здесь… Тебе лучше свалить отсюда,?— Слава пытается звучать угрожающе, будто и нет бешеного сердцебиения и дрожи в руках, но в конце фразы голос предательски срывается на истеричные нотки. Сразу после Слава задумывается о том, рационально ли говорить так с кем-то, кто может проникнуть на Маяк?— на его, Славы, территорию безопасности. У него, конечно, нож в руке и права хозяина в этом доме, но что есть у этого парня в качестве аргумента, он понятия не имеет.Тот выпрямляется, меняя расхлябанную позу на какой-то странный излом?— склоняет голову, почти укладывая её себе на плечо и складывает руки на груди. Он делает два шага вперёд, а Слава, будто его толкают вдруг, отступает, упираясь в стену.—?Не слишком гостеприимно встречать товарищей с ножом в руке. Перестань трястись.И Слава перестаёт. С облегчением опускает руку с ножом, чувствуя, как онемение отпускает, вызывая покалывающие ощущения в ладони. Он ещё раз оглядывает силуэт и вдруг понимает, что разумнее принять во внимание заявку на товарищество, тем более что голос кажется очень знакомым. И потом, сегодняшний день был полон новшеств, странностей и даже какой-то ебучего могущественного колдунства, верить в которое Слава отказывался до сих пор, так что удивляться сейчас было бы глупо. Да и хотел бы незнакомец что-то сделать?— уже сделал бы, а не запугивал. После этих мыслей загнанное в рваном ритме сердце успокаивается.—?Есть что-нибудь пожрать? —?явно удовлетворившись тем, что Слава расслабился, парень совершенно без страха получить нож в спину проходит мимо, на секунду попадая в пятно света. Этого короткого момента хватает, чтобы до Славы дошло, почему чужой голос кажется знакомым, и кого ему этот парень напоминает. Все пять стадий принятия неизбежного пролетают в его голове за считанные мгновения, и он резко оборачивается, пытаясь подтвердить свои догадки.—?Не узнал? —?обиженным тоном спрашивает тот, имитируя слезы в голосе и проходя на кухню. Как и его тень, он остаётся черным пятном даже после того, как щелкает выключателем и нагло разваливается на диване. Слава открывает рот, когда тревога и страх уступают место шоку и какой-то неправильной заторможенности. Перед ним сидел он сам. Только... немного другой. Возможно, чёрная толстовка оттеняла синяки под глазами, возможно, он, другой он, слишком долго сидел в чулане, отчего черты его лица заострились, а глаза приобрели какой-то нездоровый маниакальный блеск.—?Товарищ Карелин, у тебя сейчас ебало сведёт, схлопни ракушку,?— улыбаясь и явно наслаждаясь реакцией, произносит его копия.—?Ты кто? —?спрашивает Слава, который явно не готов сейчас соревноваться в остроумии.—?Домовой, блять.Слава оглядывается, в надежде на хрен знает что. Наверное, на то, что сейчас появится Мирон и всё объяснит. Скажет, что так бывает, что Маяк затроил, и Слава ему так понравился, что замутил его копию. Точно, Маяк?— может, это и есть то самое? Тот дар Маяка, о котором рассказывал Мирон??…и при наличии подозрений на проявившийся отличительный признак Стражника, предположительно, проявленный с помощью Маяка, необходимо незамедлительно составить отчётный рапорт в свободной форме обо всех особенностях, замеченных Стражником: дополнительных способностях, наличии новых знаний, умений и навыков, а также об изменении в самочувствии. Новые тезисы, проявившиеся в методическом пособии, также должны быть зафиксированы и приложены с нумерацией страниц и архивным номером издания Инструкции?.—?Ой, блять,?— разочаровано и раздраженно тянет его клон, закрывая лицо руками. —?Нет, мама нас так не воспитывала. Алё, у тебя гости, разве не было бы правильно предложить гостям пожрать? Холодос вон там, если ты забыл.Слава только кивает, откладывая нож и делая несколько шагов к холодильнику. Он уговаривает себя, что скоро во всём разберётся, ведь это просто какое-то недоразумение, полный бред. Прежде чем открыть дверцу холодильника, он ещё раз оглядывается на своего клона, который явно чувствует себя как дома и ни в чём себе не отказывает. Пока Слава собирается с силами, чтобы всё-таки проявить себя в роли хозяина, его копия находит на подоконнике мелки и теперь, развернувшись к нему задом, разрисовывает тёмно-зелёные стены.Слава достает какие-то салаты, остатки бутербродов, сковородку с макаронами по-флотски и пачку сока.—?Смотри, тут всё, как мы любим! Ура. Живём,?— бросив мелок, парень тут же поворачивается к столу.—?Ты кто? —?вкладывая в голос всю уверенность, которую он только может собрать, спрашивает Слава ещё раз.—?Давай свои версии. И вилку тоже дай,?— притянув к себе миску с каким-то салатом, его копия принимается самозабвенно хомячить, как только получает свою вилку. В принципе, в его действиях нет ничего угрожающего, но чувство опасности до сих пор не покидает Славу.—?Ты?— это я?—?Ну, в каком-то смысле да.—?В каком?—?Давай свои версии.—?Ты… я не знаю, ты?— моя копия, которая осталась в реальном мире? —?на этот вариант Слава получает более чем красноречивый взгляд в ответ и тут же понимает, что ошибся. —?Ты?— моя альтернативная копия?—?Уже теплее.—?Так… может, ты мой брат-близнец? Ну, например, мой отец мог быть завязан со всей этой темой с мирами?— вдруг он всю жизнь молчал об этом, отдав тебя на воспитание куда-нибудь в другой мир?—?Ёбушки-воробушки, братан, тебе надо сценарии строчить,?— с издёвкой комментирует эту версию его копия, забираясь на диван с ногами прямо в кедах. Слава только морщится, наблюдая за небрежностью своего клона.—?Ты явно более охуевшая версия меня.—?Более раскрепощённая, я бы попросил.—?То есть… ты просто вариация?—?Давай мыслить логически. И философски. Почему не ты?— моя вариация?—?Потому что я пришёл первый,?— не уставая поражаться своему же, видимо, хамству, Слава тянется за бутербродом, но получает по руке и ловит на себе вопросительный взгляд, мол, ?какого хера ты лапаешь мою еду?.—?Этого мы не знаем, нет-нет,?— копия отправляет отвоёванный бутер в рот, запивая соком прямо из пачки. Будто и правда сидел в этой каморке ещё до того, как Слава открыл входную дверь.—?То есть ты что, сам не знаешь, кто ты такой? Как тебя зовут хоть?В тот момент, когда его клон начинает смеяться, пытаясь поймать колбасу и сыр, вываливающиеся изо рта, Слава понимает, что задал тупой вопрос. Конечно. Если всё, что происходит внутри Маяка?— это его территория, отражение его внутреннего мира, то этот парень?— тоже Слава.—?Ладно, Слава.—?Нет уж, спасибо. Зови меня Гнойным.—?Я не буду звать тебя Гнойным, это звучит дебильно.—?Да что ты говоришь? Правда? Ну-ка вспомни свой девятый класс. Не под этим ли псевдонимом ты строчил свои ультраправые стишочки?Слава копается в воспоминаниях, хмурясь и действительно пытаясь припомнить, а потом переводит на этого Гнойного растерянный взгляд. Правда, было дело, только очень недолго?— он быстро забросил эту хрень со стихами и вообще всяким литературным творчеством, подавшись в суровые технари.Вдруг, буквально на несколько секунд, он осознал масштаб. Эта его версия знала и помнила всё, что знал и помнил когда-то сам Слава.—?Ладно… Гнойный. Хуй с тобой.***Как только Мирон переступает порог кабинета, то сразу становится ясно, что означало это ?без бумаг?. В неофициальной обстановке, без сомнений, договариваться проще, тем более о таких паскудных вещах, как изменения в системе курирования в пользу европейских стандартов. Тем более?— в его случае.—?Мирон, ты пойми. Мы работаем с людьми, мы не можем допускать…—?Это не тот случай. Он прекрасно справляется. Эти все… дополнительные опции совсем не обязательны.—?Помолчи и послушай, я же к тебе как к другу обращаюсь. Как к своему человеку. Сколько мы уже вместе работаем? Сядь.—?Не надо. Я постою,?— взгляд Мирона источает холод и неприкрытое презрение. Он выпрямляет и напрягает спину, практически принимая стойку рядового солдата. —?Он же самый важный стратегический объект, да?—?Вот ты… —?шеф бросает шариковую ручку, которую крутил в руках с самого начала разговора. —?Я не буду тебя заставлять. Но тогда ты напишешь официальный отказ от внедрения элементов новой системы в твой модуль курирования. Договорились?Это значило, что Мирона поставили в чистую вилку. Либо взять на себя всю ответственность за происходящее на Маяке, причём эта ответственность была на перспективу: если Слава в будущем накосячит так, что это дойдёт до высших инстанций, бюрократические крысы перероют все его, Мирона, рапорты и найдут, к чему придраться. Сделают виноватым. Либо он принимает условия новой действующей системы, находясь со Славой практически круглосуточно до последней открытой двери.—?Нет,?— Мирон качает головой, прикинув, что может себе позволить пойти на провокацию. —?Мы по-другому с вами договорились, ещё буквально вчера?— я беру на контроль петербургский Маяк, беру Стражника, но делаю это сам. Вы попросили меня, насколько я помню, потому что я лучший в этом. Разве не так?—?Так, Мирон Янович, так точно, но понимаешь, в чём дело, мы сейчас находимся под наблюдением европейского совета. Контора уже не частный сектор со своими совковскими методами и принципами. Переходим на режим лояльности. Ты и сам знаешь, мне это всё поперёк горла, Мирон, но что делать? Мир меняется. И мы. Либо меняемся, подключая пластичность, либо они нас закроют к чертям и пришлют своих, которые будут тут заправлять. Что тогда будут делать ребята?— Кураторы, Инспекторы, статисты и разработчики наши? Что будешь делать ты?Оставалось только упереть взгляд в стену и поджать губы, потому что ответа на вопрос не было. Если какой-либо отдел расформировывали, то никто и никогда не узнавал, что случалось с теми, кто там раньше работал. Они просто пропадали. Между своими ходили шуточки, что офис их жрал так же, как Маяк жрал Стражников.—?Что конкретно вы хотите, чтобы я сделал? —?для Мирона прояснить ситуацию вместо прямого и безапелляционного отказа было уже шагом к компромиссу. Параллельно с этим ему вспомнилось то тянущее чувство, почти невесомое, которое пыталось вернуть его обратно.—?Во-первых, я хочу, чтобы ты находился со Славой постоянно и контролировал всё, что происходит внутри Маяка. Чтобы ты обязательно познакомил его наглядно с правилами инструкций. Объяснил, почему что-то можно, а что-то нет. Сам знаешь, как у них это бывает, один раз зайдёт дальше, чем позволительно, и всё?— нет у нас Стражника. Нам точно не надо, чтобы твой Слава всё пробовал на себе. Во-вторых, я хочу, чтобы ты лично составлял бумаги о дверях, которые у него откроются. Ты прав, это слишком важный объект, чтобы доверять новичку. В-третьих, я хочу, чтобы ты привёл его на группу психологической поддержки Стражников… Нет, не смей даже перечить?— ты сам видел, какие эта программа даёт результаты. И последнее. Пожалуй, самое важное. Неподотчётное. Мне надо, чтобы двери открылись как можно быстрее. Ну, ты понимаешь.На последнем Мирон почти задыхается. На самом деле, заходя сюда он ожидал чего-то подобного, но считал, что представив Славу в правильном свете?— и совершенно честном?— он докажет, что не перевелись ещё Стражники на Маяках, и что Слава справляется просто прекрасно, его перспективы впечатляют. И, если с самого начала этого монолога, выслушивать который стало настоящей пыткой, ему просто было обидно за недоверие к Славе, за которое и сам себя он уже успел укорить, то к концу просто захотелось написать заявление об увольнении.—?Я понимаю,?— сквозь зубы цедит Мирон, подавляя в себе какую-то злобную ухмылку. —?На вашем языке спрошу?— не жалко так биоматериал проёбывать? Провокации не приводят ни к чему хорошему. Если Слава тронется умом…—?Тогда уже это не будет твоей ответственностью. Идёт? Чтобы Слава не тронулся, эти провокации надо чем-то сгладить, правда? Тренинги, твоё присутствие, поддержка.—?Помните, что было последний раз?—?Помню. Я помню, Мирон, потому что я отвечал за это перед Инквизицией. И, как все знают, совет счёл потери оправданными. У нас несколько лет работала лучшая таможня. Мы наладили продуктивные связи со всеми, с кем могли их поддерживать, и заключили мирные пакты с теми, с кем это казалось невозможным.—?Что изменится, если двери откроются, когда будет положено? —?слова срываются прежде, чем Мирону удаётся выровнять тон своего голоса, и он звучит как ребёнок, упрашивающий родителей пойти гулять.—?Мы не знаем, когда будет положено. В этом и вся проблема. Маяк стоит пустым непозволительно долго.—?И вы сейчас можете проебать очередного Стражника. И снова оставить Маяк в нерабочем положении.—?Нет, его же курируешь ты,?— усмехается шеф, и Мирон воспринимает это почти как пощёчину, —?а ты осечек не даёшь. Справишься и сейчас, тем более если твой Слава действительно так хорош, как ты говоришь. Если двери будут открываться сами, без нашей помощи?— ты знаешь, это может занять и год, и два, а у одной тонкой натуры, помнишь, в Краснодаре, они вообще раз в десять лет открывались.Мирон всё-таки усаживается в кресло напротив шефа. Есть, конечно, резон в его словах. Иногда они действительно поступали так?— провоцировали открытие дверей. Для этого было необходимо какое-то мощное эмоциональное потрясение, такое, чтобы выход в новый мир становился способом избежать опасности. Маяк, постоянно сканирующий состояние своего Стражника, мог сделать такое, если ужас, или отчаяние, или ярость?— что угодно?— зашкаливали.В подобных акциях, правда, участвовать самостоятельно Мирону не приходилось, но ему хватало информации в базе, где всё было описано с протокольной точностью, и сплетен, гуляющих среди их отдела. Иногда Кураторам приходилось идти на какие-то крайне жёсткие меры. Угрожать жизни самого Стражника или его семье, натравливать на Маяк каких-нибудь уродов.А для тех, кто обладал какими-то способностями, всё было несколько проще. Они могли внушать, погружая Стражника в какой-нибудь жёсткий трип, где были представлены все самые глубинные страхи. Насколько Мирон слышал, в европейском отделе даже разрабатывалась какая-то специальная программа для Кураторов с такими возможностями. Конечно, куда они без инструкций.—?Это жестоко,?— он покачал головой, оборачиваясь на секретаршу шефа, которая вошла в кабинет с подносом. Две чашки?— чай шефу и кофе. Даже не пробуя, Мирон мог сказать, что кофе крепкий, сладкий, с лимоном. Идиотское сочетание, но сердцу не прикажешь.—?Мирон, а твой этот ?естественный отбор??— не жестокость? Нам всем приходится идти на уступки. Оптимизация?— это не самое плохое, что случалось с нашим… сообществом, скажем так. Пора идти в ногу со временем.—?Но нельзя превращать Стражников в расходники, это же вообще не соответствует тому, что вы продвигаете. Политика лояльности, тренинги, психологи. Осталось только Маяки внутри матрасами обивать?— ну вдруг в стену въебётся.—?Давай сейчас не будем превращать наше маленькое совещание в кухонную философию. Мирон, да, менеджмент добрался и до нас. Всё, на этом разговор окончен. Времени тебе подумать до утра. Ну, а теперь расскажи, как прошло,?— на последней фразе шеф меняется в лице, превращаясь в того человека, с которым Мирон и привык работать последние много лет. Заинтересованного, искреннего, понимающего и всегда готового выслушать. Не без своих тараканов, конечно.Он кивает, понимая, что ничего, конечно, до утра не решит. Времени не хватит прикинуть плюсы и минусы, и Мирон точно что-нибудь упустит. Но, в конце концов, шеф, может, и прав. По европейской системе?— работа есть работа. Работа есть должные инструкции и выполнение указаний вышестоящих инстанций. Но работа?— не полигон для личных предпочтений и конфликтов с системой. И он рассказывает про Славу, сначала вяло, потом?— запойно, пересказывая впечатления от внутренней наполненности Маяка, от энтузиазма парня и даже своего собственного.