2 глава (1/1)

2 главаВита-Вита позвонила на следующий день.— Это что же за нафталин вы мне, голубчик, прислали? — рыкнула в трубку главред. — Кавалергарды и корнеты — шарман, конечно, но не забывайте, кто наши читатели. Они не поймут нас, душа моя. Нет-с, не поймут. Придумайте что-нибудь менее романтишное. И побольше правды жизни, ну и безобразий не жалейте.— Может, еще и к пролетарскому празднику приурочить? — попробовал пошутить Котя.— О нет, давайте-ка обойдемся без красных рэволюционных шаровар и золотых белогвардейских погон. Придумайте что-нибудь легкое, веселое, с песнями, с плясками…— На столе?— Да хоть под столом! Сроки-с, ангел мой, сроки! Я жду, не тяните.***За прошедшие сутки Котя ожил и взбодрился. Работа всегда восстанавливала душевное равновесие и возвращала в привычную колею.Он даже вымыл посуду и заполнил холодильник продуктами. Можно было продолжать писать, но ему по-прежнему хотелось о неизведанном и фантастическом, а обстоятельства требовали очередной любовной истории. Авансик нужно было отрабатывать.— Итак, получена установка: легкое, веселое, голубое. Плюс правда жизни и минимум романтики, ну и что-нибудь эдакое… К примеру: хозяин ларька с шаурмой и его земляк из маленькой южной республики. Одиночество в большом городе, экзотика, все это сдобрено беспределом девяностых. Так себе сюжетец. Кто еще? Два соседа на деревенской свадьбе, один из них — жених. Свадьба периода перестроечной борьбы с зеленым змием, трезвый тоскующий милиционер на лавочке у ворот и бак самогона, спрятанный в коровнике. Друзья детства у того бака уединились да и согрешили невзначай, пока гости пели и плясали под гармошку. Нет. Скучно. А если историю копнуть? Ударные стройки семидесятых? Физики и лирики шестидесятых? Не то… Целина? Снова не то… Отечественная война? Пропускаем. Репрессии, коллективизация, план ГОЭЛРО, разруха, гражданская война, рэволюция… Эти периоды не приветствуются, ибо наши читатели не поймут. А что у нас было до октября семнадцатого года? Еще одна рэволюция, еще одна война. А вот перед той войной было, пусть и недолго, вполне себе благополучное время. Государь император был жив, образование и науки прогрессировали, заводы и мануфактуры строились, а уж искусство цвело — пышным цветом!Сто лет прошло, а как вчера…***Помнится, поболтавшись по жаркой Азии, я сколотил небольшую труппу экзотических танцовщиц и устроился на большое торгово-пассажирское судно в ресторан тапером. С разнообразными приключениями добрался до Турции, там полюбовался живописными ландшафтами, побродил по узким улочкам, напробовался до изжоги кофе и восточных сладостей и вскоре заскучал. Ограниченная религиозными законами жизнь показалась пресной, и в одном из портов я снова нашел себе компанию предприимчивых ребят, пересек вместе с ними Черное море и вскоре оказался в Одессе.Сойдя на берег в укромной бухте с филюги, набитой контрабандным товаром греком Костасом, я решил, что мне таки да стоит пожить в этом веселом городе и доставить себе чуточку приятностей.Добрые люди помогли найти на Молдованке комнату для проживания за недорого, и я поселился у тети Двойры. Представился ей первым пришедшим в голову именем — Мойша.Необъятная Двойра каждое утро приносила мне в комнату свежие сливки, кофе и румяный калач из немецкой пекарни. А так как стучаться она то ли не умела, то ли нарочно не хотела, то однажды застала меня за утренним туалетом в китайском шелковом халате с драконами, надетом на голое тело, с сеточкой на мокрых волосах и глазами-щелочками после вчерашнего нескучного вечера, который я помнил довольно смутно.— Ой, какой ви красивый господинчик, — радостно расплылась улыбкой хозяйка, — вылитый япончик. Так бы и задушила, какой ви красавчик!— Да уж, шикарный вид, — ответил я, хмуро разглядывая в зеркале опухшую от пьянки физиономию.Я таки подумал, что тетя шутит, но с того дня вся Одесса стала меня знать за Японца.Деньги, полученные за товар, удивительным образом растаяли в самые короткие сроки, и пришлось сильно думать, на какие шиши дальше жить.Осмотревшись, я увидел, что здесь, как и везде, царит несправедливость: в одном месте денежных знаков собирается слишком много, а в других местах их совсем недостаточно. И, прислушавшись к внутреннему голосу, я понял, что душа просит устроить небольшое перераспределение материальных благ. Поговорив с людьми, я собрал компанию веселых и отчаянных хлопцев с заряженными револьверами, выкидными ножами и стальными кастетами, и стали мы ловить свой фарт.И как-то так получалось, что стоило подъехать всей мишпухой на нескольких пролетках и возках к лабазу или складу, так жирные торговцы становились очень сговорчивыми и любезными, а наша жизнь превращалась в кафешантан с фейерверком. Кроме складов еще были банки и страховые общества, там тоже можно было иметь куш. Хозяева, правда, держали на меня сердце, но, клянусь здоровьем своей мамочки, я не был жаждущим крови бандитом, и да, когда-то у меня была мама. Я всегда сначала предлагал лавочникам и банкирам мирно поделиться частью своего добра, и те, кто понимал, что делиться рано или поздно придется и всегда это лучше сделать без дыма, огня и крови, — те избегали налета. Зачем иметь себе головную боль, если можно ее не иметь? Ну а что говорить за глупых и жадных? Их никогда не мешает немножечко учить.Славные были времена, есть что вспомнить: яркие, наполненные делами дни и страсти, прикрытые бархатным покровом пряной южной ночи.Ах, чего только не случалось по ночам за закрытыми дверями и занавешенными окнами. Мужья изменяли женам, жены — мужьям, девицы переставали быть девицами и после их срочно выдавали замуж, пока животы еще можно было спрятать под оборками платьев. Но вот о чем совсем молчали, так о любви между мужчинами, ибо ни один поп, ребе или мулла не отпустит такой грех. Кроме того, ой что будет, если об этом грехе узнают соседи! А соседи — это такие люди, которые всегда обо всем узнают, хочите вы этого или нет.Такого мужчину не примут ни в одном приличном семейном доме до тех пор, пока он не возьмет себе жену. Или он обретет на свою голову вирванные годы от назойливых, как зеленые мухи, свах, что будут ежедневно предлагать залежалый товар в виде старых дев, кривобоких или косоглазых, вдов с оравой детей, больных на всю голову девиц, место которым только в желтом доме. А еще к этому мужчине будут приставать стаи гнусно улыбающихся сводников, имеющих гешефт от сластолюбцев разного рода и сословия.Да, горячих южных мужчин интересовали подобные удовольствия, просто все делалось тихо, в определенных местах, куда можно было подъехать на закрытой пролетке с улицы, а через пару часов выйти через тайный проход в темный переулок. Шустрый мальчишка, к восьми годам уже знавший такое о жизни, чего не стоит знать и взрослому, быстро бежал до стоянки извозчиков, и коляска забирала клиента из-под навеса между глухими стенами старых домов в очень тихом районе на окраине города. И вот этот самый сопливый поц однажды прибежал до Моти Хромого и шепнул ему на ухо пару слов. Пара слов — это не всегда плохо, но всегда плохо другое: когда эти слова касаются человека, которого ты считал за друга и брата. И вот оказывается, что теперь этот друг совсем не тот человек, к которому стоит поворачиваться кормой, и даже хуже.Хотя куда уж хуже, спросите вы. А хуже может быть только то, что этот, теперь уже бывший, друг гуляет налево. Потеряв совесть, крутит шуры-муры с офицером полиции, с толстым и усатым, с тем самым, что посылает облавы на фартовых людей и сажает в тюрьму всех, кого отловит.А что бывает с теми, кто гуляет налево? Если это неверная жена, ее бьют плетью, вожжами, сапогами и всем, что подвернется под горячую руку. Если это неверный муж, ему устраивают скандал с битьем посуды, криками в окно, чтобы слышали все соседи, и валериановыми каплями в больших количествах. А если это друг? Такого друга ставят на ножи. И неважно, что знаешь его с детства, что вместе не раз ходили на дело и что, пьяный вдрызг, танцевал с ним в обнимку на еврейской свадьбе, прижимая к своей груди, как барышню в обмороке. Закон один для всех — за предательство полагается смерть.***Котя, прикрыв глаза, валялся на диване и смотрел кино, которое показывала его память. Он слышал шум одесских улиц, крики торговцев и грохот тележных колес по мостовой. Он отчетливо видел ту мостовую с яблоками навоза, облепленными мухами, неспешных биндюгов, груженных мешками и ящиками, и шустрые лаковые коляски с нарядными седоками. Барышень в светлых платьях под кружевными зонтиками на бульваре и толпу маклеров в черных шляпах и лапсердаках у биржи. Он вспомнил, как пахнет гниющими водорослями у пирса, свежей рыбой на Привозе и сладкой ванилью в кафе ?Фанкони?.Еще Котя решил, что непременно вставит историю трагической любви налетчика и полицейского в свой роман, который он писал скорее в стол, чем для печати, сразу, как только заставит себя сесть за компьютер и написать рассказ для жадной до безобразий публики.Для вдохновения требовалось выпить, но Котя в одиночку никогда не пил. Хотел позвать кого-нибудь в гости, но решил сначала набросать черновик, чтобы не забыть суть истории, а потом втянулся, картинки из прошлого замелькали перед глазами, и он увлеченно заколотил по клавишам.Он увидел ярко и отчетливо красивого высокого парня с вьющимися волосами до плеч, с тонкими изящными пальцами и танцующей походкой, с приятными манерами и белозубой улыбкой, сводящей с ума не только юных гимназисток и дородных матрон, но и вполне солидных мужчин. Среди его предков были грек-контрабандист и румын-музыкант, таборная цыганка и русский офицер, ясновельможная польская пани и почтенный ребе из Хацапетовки. Поэтому немудрено, что с раннего детства его голова не имела покоя, он искал себе опасные приключения, а приключения искали его. Многочисленные таланты, редкая красота и нечеловеческое обаяние делали его весьма полезным в самых разных делах. Он был виртуозным шулером, наглым и артистичным мошенником, ловким карманником и метким стрелком.***Когда мы всем кагалом пришли до той хавиры, где коротал вечер наш бывший друг, то никто не шумел. Мы тихо открыли дверь и вошли не здороваясь — зачем беспокоить соседей, когда полагается уже спать. Вид был шикарный: красивый молодой парень в дамском белье и фильдеперсовых чулках кокетничал с усатым красномордым кацапом, у которого пузо висело ниже пояса кальсон и через всю волосатую грудь наискосок белесо отсвечивал уродливый рубец, похожий на след от сабли.Они оба остались лежать в той комнате с шелковым абажуром под потолком, с голубыми обоями и огромной кроватью под балдахином. Рядышком, теперь уже навсегда, на ковре, залитом кровью. А в соседних номерах продолжалась жизнь, и пока мы шли по длинному коридору мимо плотно закрытых дверей по ковровой дорожке, заглушающей шаги, до наших ушей доносились смех и звон бокалов, сладострастные выкрики и стоны и граммофон с нижнего этажа.***Котя разошелся, он смачно описывал любовную сцену и сцену убийства. Он чувствовал тяжесть револьвера и ощущал запахи любовного пота и воняющих внутренностей. Холодная московская квартира исчезла, и он снова летел в пролетке в душной ночи под каштанами, скрывающими звезды, и слышал гул близкого прибоя.И тут внезапно в самый кульминационный момент погас свет. Бесперебойник некоторое время попищал, но вскоре замолчал, и в квартире стало тихо, так же тихо, как в тот вечер в номере с голубыми обоями в заведении пани Баси. Нашарив на столе телефон, Котя подсветил себе дорогу и дошел до окна. В доме напротив окна тоже были темны. На будильнике ?Слава? высветились зеленоватым светом стрелки и деления циферблата. Было всего лишь одиннадцать вечера, работать можно было еще два-три часа точно, а тут такой досадный случай.Хорошо, что в кухне была газовая плита, а в холодильнике остались недоеденные утром бутерброды. Пока Котя за чашкой чая размышлял о том, что блага цивилизации расслабляют мозги и делают человека зависимым от разных пустяков, свет включился, он даже поперхнулся от неожиданности. Откашлявшись и допив чай, Котя вернулся в комнату. Компьютер, почуяв электричество в сети, заработал, на мониторе замелькали какие-то буквы и цифры, и вдруг, в тот момент, когда уже должна была появиться красивая картинка с зелеными холмами и дорогой, убегающей за горизонт, экран пошел рябью, потускнел, а процессор начал издавать очень подозрительные звуки.— Нет, нет, нет! — взмолился Котя. — Только не это! Ты не можешь сдохнуть сейчас! Миленький, хорошенький, давай завтра с утра! У меня же сроки! Нас же читатели не поймут! А-а-а…Перезагрузки, включения, отключения и снова включения ни к чему не привели.Оставалось только покурить в форточку и лечь спать.