Кровь (Шариф/Лукреция, косвенно Арес/Лукреция; R; горетобер-2020) (1/1)

Возможно, если бы римляне предпочитали закалывать врагов империи, как свиней, а не приколачивать к крестам у дорог, христианство бы никогда не возникло — по крайней мере, насколько Шариф может судить по потомкам Иисуса, их регенерация не в состоянии справиться с обильной кровопотерей, она истощает их, а потом они просто умирают, как обычные люди.С другой стороны, если верить в божественную природу их дара, то, возможно, в те времена регенерация была сильнее, раны затягивались за секунды, но с тех пор божественная кровь смешалась с человеческой, потеряв большую часть своей силы.Шариф предпочитает убивать на расстоянии, но в тихом нападении со спины тоже есть свое очарование, тамплиеры привычны к мечам и не ожидают удара ножа.Это просто: одним движением он распарывает глотку жертвы, а потом — подается ближе, заталкивая в открывшуюся рану пальцы свободной руки, раздвигает их как можно шире, чувствуя, как пульсируют сосуды, как дергается надрезанная трахея.Тамплиер дергается, пытаясь освободиться, но с каждой секундой он слабеет, кровь разливается по полу, и, спустя пару минут, он падает в лужу, бездыханный, как обычный человек.Всякий раз глядя на Ареса — на то, как он наблюдает за Лукрецией, голодно, жадно, будто вожделея ее — Шариф представляет себе, как мог бы убить и его. Точно так же: подойти сзади, распороть ножом шею. Наверное, ему было бы мало обычного удара, но Шариф готов попробовать нечто более сложное, если бы был уверен в успехе. Вскрыть сонную артерию вдоль, вогнать лезвие до позвоночника, засадить между позвонками, повернуть, разрушая хрящевую пластину.Но он не станет этого делать. И не только потому, что не уверен в своем успехе.Лукреция часто смотрит на Ареса свысока, называет его безрассудным, даже глупым, но, все же, он ее брат, она любит его. Возможно, тоже не так, как положено сестре.И убийство Ареса не освободит ее, а просто заставит возненавидеть Шарифа. Он боится этого больше, чем смерти.