Глава 23. На дно (1/1)

Лиза вплотную подошла к темному зеву колодца и заглянула внутрь. На девушку тут же пахнуло холодом и сыростью. Но хуже всего была жуткая вонь, идущая снизу. «Неудивительно, — подумала, скривившись, пленница. — Здесь было убито столько жертв, что их кровь, наверное, вполне могла бы заполнить этот колодец до краев…» Далеко внизу плясали какие-то огненные сполохи. Лиза опустилась на колени перед дырой, пригляделась и заметила идущие вниз железные скобы, напоминающие старую лестницу. Девушка дотронулась до одной из них, осторожно протянув вниз руку, и тут же ее одернула. Пальцы ощутили холодный металл, покрытый ржавчиной и каким-то скользким мхом, тут же расползающимся при малейшем прикосновении. Лиза поморщилась и прислушалась к тому, что происходило в коридоре. Кажется, стражи дошли до прохода и теперь скреблись костлявыми руками, пытаясь открыть дверь и добраться до нарушительницы их покоя. Пленница вздрогнула, понимая насколько хрупка преграда, защищающая девушку от мумий. Механизм, заперший дверь, вполне мог сработать еще раз, открывая мертвецам доступ внутрь жертвенного зала. Следовало срочно убираться отсюда как можно дальше. Единственный выход находился в колодце. Лиза вновь обреченно вздохнула и, перевернувшись, опустила ногу на первую скобу. Фонарик пришлось запихнуть в нагрудный карман рубашки. Чтобы светильник случайно не вывалился, девушка застегнула клапан кармана, прижимая железный цилиндр, оставшийся включенным. Луч света подсвечивал лицо пленницы снизу, делая из него какую-то языческую маску, бил в глаза, мешая видеть железные скобы, но выключить фонарик Лиза не решилась. Ей не хотелось спускаться в полутьме, ожидая, когда непонятные сполохи снизу озарят остаток пути. Пламя свечей, стоящих на полу, колыхнулось, словно прощаясь с девушкой, и Лиза осторожно поползла по ржавым скобам вниз. Железки шатались под весом пленницы, ржавчина осыпалась в глаза, руки и ноги скользили на мерзком мхе, но девушка упорно спускалась все ниже и ниже.***

… — Лиза, ты ведь понимаешь, что теперь все будет по-другому? — спрашивает папа. Девушка кивает и с тоской осматривает небольшую палату. Здесь почти ничего нет. Только кровать-каталка, тумбочка и удобное кресло. В углу висит на кронштейне небольшой телевизор. Отныне он станет постоянным спутником в жизни отца, скрашивая ему долгие часы боли, заглушаемой морфием. Чуть позже появятся различные приборы, фиксирующие ухудшающееся состояние пациента и тревожно пищащие при малейшем несоответствии с нормой. Хотя... Какая может быть норма при смертельной болезни? Но все это будет потом, а сейчас ничего этого нет. Только бледный, осунувшийся отец, лежащий на кровати и смотрящий на дочь каким-то потерянным взглядом. Болезнь подкралась незаметно и с неимоверной скоростью стала подтачивать здоровье отца. Когда мужчина обратился к врачу, было уже поздно. Рак расползся по телу, захватывая все новые и новые участки. Врачи только качали головами, удивляясь необычной ярости болезни. Казалось, что хворь пыталась забраться в каждый закуток, в каждую клеточку, пустить свои уродливые корни везде, где только возможно. — Ты уже вполне взрослая и в состоянии сама о себе позаботиться. Папа заходится в мучительном кашле, отворачиваясь от дочери. Когда приступ проходит, мужчина продолжает: — Врачи говорят, что мне осталось совсем недолго. Я пригласил на сегодня нотариуса, чтобы составить окончательное завещание. Естественно, все, чем я владею, достанется тебе, как единственной наследнице. Отвернувшись, Лиза внезапно вспоминает Анну. Ту самую, на которой когда-то хотел жениться ее отец. Она была врачом. Вполне возможно, что выйди тогда Анна замуж за папу, вся их жизнь сложилась бы совершенно иначе. Может быть, жена вовремя заметила бы опасные симптомы и смогла спасти мужа. Кажется, Анна была специалистом именно в этой области. Как же называлась ее специальность? Врач-онколог? Да, точно. Но все вышло именно так, а не иначе. Лиза вздыхает. Тогда девочка была слишком маленькой, чтобы понять, что никто и никогда не отнимет у нее папу. Лиза наделала много глупостей за свою пятнадцатилетнюю жизнь, но та глупость оказалась самой ужасной. Именно потому, что теперь она стоила жизни отцу. — Я пойду, пап? Мне надо успеть сделать уроки. Лиза держится из последних сил, глядя на то, как отец кивает, разрешая дочери уйти домой. Кажется, на его лице проступает облегчение. Наверное, папе хуже, чем он говорит. Девушка выходит из палаты и, кусая губы, бредет по коридору. По щекам текут слезы, срываясь и падая на пол с почти неслышным звуком. Отец, оставшийся в палате, закрывает глаза и отчетливо слышит каждый удар разбивающихся о пол соленых капель. Кап, кап, кап, кап, кап…