11. (1/1)

В колючих, морозных сумерках кабинет казался каким-то картонным. Холодный свет фонаря пробивался на потолок неровными белыми квадратами. Ряды парт и стульев маскировались в глубокой тени.Паша сделал несколько шагов в сторону окна за спинкой учительского стула и издалека взглянул на аккуратно сложенный по кучкам выпавший еще утром снег. Когда сегодня он шел в школу под этими летящими с неба хлопьями, он не знал, что вечер закончится так. Он надеялся, что они увидятся с Юрой после школьной дискотеки. Он очень надеялся, что им будет, где затусить, что подвернется какое-нибудь укромное место, где он сможет вдоволь насладиться жадными ладонями и мокрыми губами. В последнее время у них с Музыченко катастрофически не хватало времени и возможностей, чтобы тупо побыть наедине. А близости хотелось просто адово.Но Юра его снова удивил. Он не только завалился в их актовый зал вместе с друзьями и спрятанной алкашкой, так еще и умудрился каким-то образом раздобыть ключ от класса алгебры и геометрии, что на третьем этаже. И теперь сидел на предпоследней парте третьего ряда, держа за горлышко на три четверти выпитую бутылку коньяка, и томно улыбался, глядя на Пашу.—?Бля, я до сих пор не понимаю, как ты умудрился достать ключ? —?Паша дразнился и шел через кабинет очень медленными, ленивыми шагами.Судя по изогнутой брови, Музыченко эта ?игра? нравилась.—?Секрет фирмы,?— он подмигнул и сделал глоток, не отрывая взгляда от приближающейся к нему фигуры. —?Где ты обычно сидишь?—?Там,?— Паша успел дойти до середины класса и поэтому лишь дернул подбородком в сторону последней парты первого ряда.Юра эффектно спрыгнул со своего места и сделал пару шагов. Остановился у торца стола в проходе, напротив Личадеева, поставил бутылку справа от себя и похлопал ладонью по столешнице слева.—?Тут да?—?Угу,?— шаги стали совсем крохотными.—?Ну и как, достаточно крепкая? —?Юрины брови пару раз взлетели вверх, и Паше стало казаться, что изнутри его греет уже вовсе не коньяк.***—?Блядь, как же я тебя хочу,?— Юра шепчет это Паше прямо в губы.Он кусается, лижет и втягивает в рот каждый миллиметр кожи, который попадется ему на пути. Губы, скулы, мочки ушей, тонкая кожа шеи и ключиц. Паша всхлипывает, когда чужие зубы легонько смыкаются у него на левом соске.—?Пашенька,?— Юра твердит без остановки.Скользит горячими ладонями под цветастую рубашку, с нажимом ведет вдоль пояса джинс, мнет ягодицы, прижимается все теснее, заставляя Пашу запрокидывать голову и опираться руками в парту позади себя. Член уже стоит колом вдоль ширинки?— Юра прижимает к нему ладонь и довольно улыбается в поцелуй.—?А ты хочешь? —?его шепот пропитан ехидством, но Паша-то знает, что так Музыченко маскирует свою неуверенность.Личадеев так возбужден, что не может сосредоточиться и съязвить. Он просто утвердительно мычит в ответ, от чего Юра становится серьезным, расстегивает болт и вжикает молнией. Когда его пальцы касаются нежной кожи через ткань трусов, Паша глухо стонет. Ладонь скользит к мошонке, а взгляд прикован к закусанным губам.—?Какой же ты красивый… —?шепчет Музыченко, пробираясь кистью уже под резинку. —?Как же я хочу…—?Сделай это… —?взгляд у Личадеева становится каким-то безумным, горящим, затягивающим.—?Хочешь, чтобы я взял его в рот? —?Музыченко сглатывает моментально скопившуюся слюну и даже не думает шутить.—?Нет, хочу, чтобы ты меня трахнул,?— зато Личадеев улыбается. Но все равно смотрит цепко-цепко, куда-то внутрь. А еще губы облизывает. И вдыхает тяжело, будто кросс бежал. А Юра каждое его движение ловит.—?Ты серьезно?.. —?спрашивает совсем тихо.Вместо ответа Паша одной рукой притягивает его к себе за шею и почти вплавляется в губы, а другой лезет к пуговице на брюках?— Музыченко явился на дискотеку при параде: черные брюки с подтяжками, белая майка и черная шляпа, которую он купил и себе после Пашиного дня рождения и всех этих шуток про шляпников. Личадеев же пришел в рубашке, которую ему подарили девчонки, тоже в шляпе и в больших очках с желтыми стеклами в тонкой оправе. Эти чересчур смелые, по меркам ленинградской провинции, аксессуары теперь валяются, раскиданные по партам, пока их владелец демонстрирует Юре, насколько он серьезен. Его рука двигается вниз-вверх от головки к основанию члена, пока Музыченко жмурится и запрокидывает голову.—?Погоди-погоди, Паш,?— счастливо улыбается, притягивая к себе за шею. —?Я так спущу,?— прижимается к чужому лбу.—?У тебя есть че-нибудь? —?шепчет Личадеев, замедляясь, но не убирая руку с твердой плоти. А взгляд так и цепляется за прозрачную каплю, что блестит на вершине головки.—?Угу,?— Музыченко лезет в карман. —?Поможешь? —?поднимает фольгированный квадратик так, чтобы он попал в поле Пашиного зрения. —?А потом мы будем на тебе пробовать, что такое смазка,?— глухо усмехается, показывая другую руку с маленьким тюбиком.Паша поднимает глаза и смотрит так, чтобы у Юры больше не осталось сомнений и страхов, чтобы ему не пришлось прятаться за шутками и смешками.—?Все будет хорошо,?— мягко улыбается и забирает презерватив, чтобы зубами потянуть упаковку за уголок, а потом раскатать латекс по всей длине.***Юра двигается очень осторожно, но парта все равно скользит металлическими ножками по дешевому линолеуму, и Паша на долю секунду успевает порадоваться, что сидит он на первом ряду и что старая парта очень быстро упирается своим зазубренным боком в стену под подоконником. В противном случае Музыченко утрахал бы его в другой конец кабинета вместе с этой чертовой партой. Чертовой, потому что пиздец, какой низкой, жесткой и неудобной. Потому что ноги приходится держать согнутыми. Потому что левую руку, по ощущениям, можно уже просто оторвать и выбросить к хуям за нечувствительность. Но Паша все равно молчит и терпит. Потому что он ждал этого уже несколько недель. Надеялся, что это когда-нибудь случится. И вот!***—?Тихо-тихо…Юра толком не знает, кому шепчет себе или Паше. По спине у него катится пара здоровых капель пота, на лбу тоже влажно. Он двигается так медленно, как только может. Возбуждение слегка спало из-за напряжения?— ему очень не хочется сделать Паше больно, поэтому он входит почти по миллиметру.—?Блядь, Юр, ты чего такой нежный! —?усмехается Личадеев, но почти сразу мычит от того, что стенки сопротивляются Юриному напору.—?Это не я?— нежный, это ты, блядь, узкий,?— вроде как ворчит Музыченко, но по голосу чувствуется, что он немного расслабляется.И пальцы уже не стискивают кожу Пашиных бедер с таким остервенением. Одна ладонь даже ложится на поясницу, разгоняя мурашки к плечам.—?А говорил, что лицом к лицу трахнешь,?— слова уходят в столешницу, на которой Личадеев практически лежит грудью и животом.Ему немного больно, поэтому он пытается отвлечь себя и Юру болтовней. А еще ему хочется, чтобы боль перетекла в удовольствие, и его наконец-то вдолбили в эту несчастную парту, поэтому он самую малость пытается раззадорить Музыченко.—?Обязательно, Пашенька,?— тот не поддается, звучит всё таким же сосредоточенным. —?Как только мы найдем что-нибудь чуть более подходящее, чем твой кабинет математики.—?Да,?— усмехается,?— будет весело, если уравнения будут теперь вызывать у меня эрекцию-ю-ю-ю,?— выдыхает на последнем слоге от того, что Юра толкнулся чуть сильнее и вошел до самого основания.—?Нормально? —?замирает и спрашивает взволнованно.—?Да-да,?— отвечает Паша, упираясь лбом в стол. —?Погоди чуть-чуть…***Толчки вроде бы не такие уж и сильные, но Пашу от каждого все равно пробирает такой острой волной ощущений, будто ему в жопу запихнули розетку и любое Юрино движение пропускает по ней разряд в двести двадцать вольт. Ему и жарко, и мурашково, и приятно, и немножко больно, и сладко, и все сразу! А когда Юра опускает ладонь ему на член и начинает дрочить в такт, Паша только ловит в закусанный кулак свои рваные полувздохи-полувсхлипы.—?Пашенька, родной, я же теперь спать не смогу,?— Музыченко заходит на новый виток своей полубессознательной болтовни. —?Буду постоянно тебя хотеть… —?шепчет, опаляя взмокшую спину жарким дыханием, от чего у Паши еще шире разъезжаются колени. —?Все ладошки сотру, представляя, какой ты узкий и горячий…—?Юр… —?задушено стонет Личадеев, ощущая себя у самой черты.—?Да, мой хороший, подожди немножко… —?Юра ускоряется, от чего парта начинает жалобно скрипеть. —?Я сейчас-сейчас,?— он дышит тяжело, почти хрипит.—?Блядь… —?Паша выплескивается ему в кулак и обессилено валится щекой на стол, пульсируя, как будто, всем телом.—?Су-у-у-ука… —?Юра догоняет его в каких-то пару размашистых толчков и замирает, уперевшись ладонями в края несчастной парты.—?Юр, выйди, пожалуйста, дай я встану, а то пиздец ногам сейчас будет… —?не выдерживает Личадеев.Он наконец-то разгибается, стонет, потирая спину, и даже пробует нагнуться, но тут же страдальчески морщится. У него дрожат колени, руки, пальцы и вообще все.—?Слушай, может, в следующий раз ключи от учительской достанешь? —?застегивая штаны, спрашивает он. —?Там хотя бы диван есть,?— старается сдержать улыбку, протягивая руку к бутылке с коньяком в руках у Юры.—?Нахуй иди,?— обиженно ворчит тот, из вредности отодвигая руку подальше.—?Был,?— сообщает Личадеев. —?Мне понравилось,?— он расплывается в довольной улыбке, глядя на недоверчивый взгляд Музыченко. Опять тянется к горлышку, но Юра перехватывает его руку, чтобы прижать к себе.—?Еще пойдешь? —?интересуется, отдав, наконец, Паше бутылку и продолжая смотреть исподлобья.—?Ну… —?Паша театрально задумывается на пару секунд, делает глоток, сдерживая улыбку, и сразу прижимается губами к Юре, пока он не успел его оттолкнуть. —?Хочу в следующий раз видеть твое лицо… —?вдруг становится серьезным. —?Хочу, чтобы ты меня целовал… —?смотрит в глаза. —?Хочу тебя всего…