Часть 7 (1/1)

И больше ничего нет. Ни белого, ни черного. Просто один сплошной серый лист, ты сжег меня изнутри, превратил в живой труп с остаточными рефлексами. Мысли превратились в сумбурный поток, я вернулся к точке отсчета. Сначала, на старте я сдался, отдавая свою победу другому, более выносливому игроку. А от тебя ничего, просто смех и чужие слова. Невесомостью ненависть висит в воздухе, медленно становясь моей неотъемлемой частью, кислород в легких начинает бродить. Из горла по ночам вновь хрипы вместо стонов. Кошмар на кошмаре. Кошмар на кошмаре.

Все не могло просто так закончиться. Нелепо и банально, в старой подсобке под крышей.

Ты смог выбрать, кто тебе дороже. А кого просто можно растоптать и выкинуть, забыв все, что некогда связывало.

А я надеялся на счастливый финал этой истории, ведь были мысли о безграничном счастье и прочей фигне, от которой у эмоциональных барышень случается глубокий обморок.

Закрыть глаза и увидеть тот полумрак, вновь почувствовать дрожь и быстро меняющиеся в голове картинки, чего-то расплывчатого, непонятного. Яркий всполох света ослепляет, мое Солнце умирает, я беззаботный убийца с бензопилой. Или пожарник со шлангом, тушащий пожар каких-то там былых отношений. Твой наркоз уже не действует.— Ты должен был решить! Зачем всё это, если постоянно приходиться прятаться и боятся, ?вдруг запалят?? — я говорил быстро, сбивчиво, глотая окончания слов. Сидя на перевернутом ведре, старался не поднимать головы, чтобы ни видеть укора в любимых васильковых глазах.

— Я не могу. Это не так просто, я, правда, не хочу делать тебе больно, и Тане тоже, — дружба становиться важнее какой-никакой любви со всеми последствиями. А может, и нет ничего, просто почудилось.

— Но должен. Тут без вариантов. Быть хорошим для всех нельзя, это противоестественно, — фыркнул я, этот цирк не может длиться вечно.— А если попробовать?— с надеждой в голосе спросил Ванька, но мой категоричный взгляд разрушил его хрупкие планы на разрешение данной ситуации без кровопролития и затяжных истерик.— Тогда ты все сам знаешь, зачем лишний раз это озвучивать, — и голос подобно сверлу ввинчивается в виски, дырявя несчастную черепную коробку.

— Но всё же скажи, мне интересно, — я точно мазохист, лишняя боль мне в радость.

— Я буду с Таней, потому что рядом с ней мое законное место. Прости, — последнее слово он сказал звенящим шепотом, добивая, топча, сам того не желая.— Так иди, чего встал? Или ждешь, когда же я забьюсь в агонии, размазывая сопли по лицу? Подожди, сейчас я подготовлюсь, — злость закипала, выходя маленькими порциями.

— Зачем ты так? – жалобно поинтересовался Валялкин, грустно разглядывая мою макушку.— А как? Скажи, как, я сделаю. Просто напиши мне сценарий, и я сыграю, да так, что все будут аплодировать стоя моему мастерству. Давай, тебе это ничего не стоит, — я вскочил и прижал его к холодной стене.

— Для тебя это все была игра, просто развлечение, так чего же сейчас у тебя изменилось?

— Ничего ты не знаешь, просто делаешь неправильные выводы, решая за других, — зло прошипел я, опаляя своим дыханием его шею. – Я люблю тебя, ясно?

— Но… — тело парня задрожало, он попытался вырваться, но я не намеревался его отпускать. – Я уже ничего не смогу изменить, мне жаль, правда.

— Ты просто не хочешь, – устало проговорил я, отступая от него и сжимая руки в кулаки, впиваясь ногтями в нежную кожу ладоней.

— Не правда, — воскликнул он, подскакивая ко мне, пытаясь заглянуть в глаза.

— Заткнись и проваливай. Не делай еще хуже. Уходи, – с укором в небесных омутах, ты вышел из помещения, а я медленно осел на пол, закрыл глаза и стал опять куда-то падать. Вниз, на самое дно, там, где никто не найдет.***И вновь все стало, как и прежде.

Занятия, обеды, завтраки, ужины, разговоры ни о чем, мысли о смерти и прочая ерундятина. Лена с Жанной пытались помочь, но выходило плохо. Их жизни больше никак не могли пересекаться с моей. Заточение закончилось, на самом деле мы разные, просто тогда не было выхода, приходилось лепить из себя одного человека. Уродливого и беспощадного к другим. К себе и к миру в целом.

Ванька старался избегать меня, а если и сталкивались в коридорах, то стойко делали вид, что совершенно не волнуем друг друга. Я верил ему. Считал, что все отношение к этой ?проблемке? отражается на его лице, но всё же глубоко заблуждался. Не знал ведь, что по ночам не спит, пытаясь выкинуть из головы неприятные воспоминания, ощущая стойкую ненависть к себе. Этот выбор был ошибочным, но повернуть назад было невозможно. Утопия.

И завтра послезавтра, через неделю или месяц мы дальше будем строить из себя невесть что. Больше ничего не будет.

Никогда.