Неудачное знакомство. (1/1)

Дело было уже к вечеру, когда отряд друзей добрался до небольшой деревеньки с покосившимися от времени бревенчатыми домами и хлевами для скота, окруженными гнилым частоколом деревянных заборчиков. Входы в деревню ожидаемо охранялись несколькими наёмниками, сидевшими с биноклями и винтовками в тени чердаков скрипучих деревянных зданий. Группировка всегда была разрозненной в плане личных целей каждого из её участников, среди которых, к слову, частенько случались перепалки, носившие отнюдь не словесный характер, но вот что касалось охраны общих стоянок?— тут мужики, бесспорно, были на высоте. Кивком поприветствовав одного из наёмников, неторопливо курившего на окраине хутора, друзья прошли вглубь заброшенного поселения, игнорируя посыпавшиеся вслед удивлённые восклицания, связанные с присутствием на перевалочной базе сталкеров чёртового фанатика, болтающегося, словно банное полотенце, на плече Быка, валившегося с ног от усталости. Следом за друзьями, требуя объяснений, однако, никто не пошёл: здесь, в группировке действовало негласное правило?— не суй свой нос куда попало, особенно если тебе за это никто не заплатит. Желающие нарушить общепринятую концепцию поведения всё же иногда находились, но, как правило, так же быстро и пропадали, получив добротных люлей вместо любых красноречивых ответов.Бык со своими друзьями, наконец, подошёл к одному из старых домов почти в центре деревни, слабым пинком открыл трухлявую дверь, дышавшую, как и сам дом в целом, на ладан. Жалобно заскрипели гнилые половицы, ощутив на себе вес четверых человек, трое из которых наконец сбросили, пройдя в одну из комнат, свои подсумки и оружие в сторону, подняв с пола неоднородные серые комья пыли, которые то и дело тревожили разные гости извне.Бык наклонился, скинув на пол ставшую непосильной за несколько часов пути ношу в виде чужого тела, с нескрываемым облегчением распрямился, похрустев позвонками, и снял изрядно надоевшую балаклаву, от которой ужасно воняло прелой кровью. Вдохнув полной грудью прохладный сырой воздух с лёгкими нотками древесины, наёмник довольно крякнул от наслаждения и уселся прямо на пол, даруя уставшей спине и болевшим ногам долгожданный отдых.—?Ну чё, пора и нашего гостя разбудить? —?немного погодя, нетерпеливо прошепелявил Жмых, протянув загребущие руки к монолитовцу, которого Бык парой минут ранее бесцеремонно бросил на пол, словно опостылевший пакет с мусором,?— А то он небось уже помирать собрался, вишь, ты его кидаешь, а он даже не просыпается! Я даже свой ужин отложу ради такого удовольствия!—?Пора,?— коротко кивнул ему в ответ мужчина, соглашаясь, и пошёл в соседнюю комнату, где около старой русской печи покоились, чудом сохранившись за долгие годы, несколько деревянных советских стульев, брошенных прежними хозяевами избы, спешно ретировавшимися из обжитого жилища. Остальную мебель, судя по всему, уничтожили ликвидаторы или растащили мародёры, гулявшие по Зоне, как по парку, в первые годы после аварии. Мужчина притащил один старенький, хлипкий стул, шипя сквозь зубы страшные ругательства на не вовремя давшую о себе знать больную руку, не без труда водрузил на него безвольного фанатика.Батый, не желая участвовать в очередных издевательствах, сел на старый грязный матрас, лежавший у окна в углу комнаты, достал из кармана ?Севы? мятую пачку сигарет, чиркнул спичкой, и безмятежно закурил, устремив глаза куда-то на улицу, где лениво заползало за горизонт алое летнее солнце, окрашивая небо и перьевые облака вокруг в багровые оттенки. Воздух в комнате наполнился терпким запахом табака, прогоняя прочь приятные нотки свежести.—?Красивые закаты над Зоной всё-таки,?— причмокнул от удовольствия кавказец, выдыхая через ноздри горький дым.—?Наш фанатик сейчас красивее них будет,?— отозвался, хищно скалясь, Жмых, рывком снимая с пленного балаклаву,?— Глянь, какой симпотяга!Батый даже бровью не повёл, продолжая изучать пейзаж за окном, почесал свою густую чёрную бородку, и снова затянулся чадящей отравой в белой обёртке. А вот Бык, мягко говоря, удивился: монолитовец действительно выглядел совершенно не так, как он себе представлял. Светло-русые растрёпанные волосы, курносый нос, ровное овальное лицо, такие же ровные брови, и тонкие губы со свежим шрамом, тянувшимся далеко вниз, аж до подбородка, будто кто-то пытался разрезать фанатику лицо, вспоров бледную кожу ?от? и ?до?, но резко остановился. Не чета невыразительному конопатому лицу Жмыха, обрамлённому тёмно-русыми волнистыми волосами, главным венцом которого был забавный нос ?картошкой?. Себя Бык вообще в счёт решил не брать: стриженные под ёжик каштановые волосы, квадратная черепная коробка, ?орлиный? нос, небольшие хмурые глаза, смотревшие на всё исподлобья, и чрезмерно острые, нелепые скулы. С такой рожей вертухаем в СИЗО самый раз устраиваться на работу, чтобы с каменным лицом зэков и зэчек шмонать и лупить почём зря.—?Щас мы его разбудим,?— размахнулся кулаком Жмых, выбирая самое ?приятное? место для удара.Выбор пал на левую скулу, и парень со всей силы врезал по щеке монолитовца. Голова пленника покачнулась от удара, скула мгновенно налилась краской, отметив местоположение будущей гематомы, а вот нервным окончаниям, кажется, было совершено наплевать: фанатик не очнулся.—?Нихуя себе, его от Монолита ихнего отключили что ли? —?ошеломлённо бросил через плечо Жмых не менее удивлённому Быку, стоявшему немного поодаль.Задумался на пару секунд, решая, как бы привести в чувство неприятеля.—?А ну, давай-ка ему кислород перекроем. Твоя очередь,?— любезно протянул Жмых, приглашая товарища присоединиться.Наёмник без лишних вопросов понял своего напарника, подошёл к стулу, на который сам и усадил пленника несколькими минутами ранее. Крепкие грубые пальцы обеих рук сжались на тонкой шее плотными кольцами, на не успевшем состояться вдохе перекрывая доступ кислороду в лёгкие.—?Раз, два, три, четыре, пять,?— довольно чеканил Жмых, шагая в такт своему счёту вокруг стула, аки маленький злобный гений. Парень упорно не замечал колкого косого взгляда Батыя, думавшего об этом всём что-то явно нехорошее.Монолитовец, наконец, заворочался на стуле, резко дёрнулся, пытаясь дотянуться связанными за спиной руками к пальцам наёмника, по-прежнему душившим его, и раскрыл свои безжизненные глаза, оглядывая округу. Бледно-голубая тоненькая кайма радужки глаз не выражала никаких эмоций, а большие, как во время амфетаминового прихода, зрачки уставились стеклянным взором прямо в глаза Быку, отчего у того по спине пробежался колкий холодок. Лицо фанатика покраснело от нехватки кислорода, он начал надсадно хрипеть, пытаясь что-то сказать или сделать вдох?— разобрать было невозможно. На наёмника вдруг накатил неизвестно откуда взявшийся страх, и мужчина резко разжал руки, отпрянув в сторону. На худой шее, чуть прикрытой воротом камуфляжной куртки, остались багровые следы от пальцев. Кажется, там тоже будут синяки. В голове у Быка что-то щёлкнуло от увиденного, и он отвернулся, уставившись в стену избы немигающим взглядом. Совесть проснулась? Монолитовец рвано закашлялся, пытаясь отдышаться, глаза беспорядочно бродили по помещению, где сейчас он находился?— пытались нарисовать полноценную картину происходящего вокруг. Ничего приметного они не разглядели: тусклые облезлые обои в цветочек ещё советского образца, пол из досок с облупившейся от времени синей краской, два окна с пыльными стёклами, чудом уцелевшими здесь за долгие годы, матрас, тумба, трое неизвестных, двое из которых были одеты в синие костюмы с характерными нашивками на левом плече. В ушах была жуткая, оглушающая тишина, от которой стало пусто и страшно где-то внутри, будто все внутренние органы вырвали разом и бросили поодаль, следом за которыми последовала и душа. Покинув бренное тело, она улетела в небо, а оболочку оставила сидеть здесь, корчась на скрипучем стуле в предсмертной агонии. Он больше не слышит вожделенный направляющий зов, набатом бивший по вискам, заставляя цепляться за жизнь до последнего, бороться во имя и славу Монолита. Он не слышит приказ, грозно взывающий встать и уничтожить врага. Он не слышит. Он ни-че-го не слышит. Неужели Монолит отказался от него, бросив умирать? Не может быть…Жмых, кажется, даже и не заметил перемены настроения друга, отошедшего в сторону, к стеночке, выбывая таким образом из участия в ?допросе?, и решительно двинулся к пленному, занося руку для нового удара.—?Хер добудишься тебя, блять,?— зарычал парень, сталкивая свой кулак с носом фанатика. Раздался противный, мерзкий хруст, настолько неприятный для чужого слуха, что сидевший на матрасе Батый снова резко обернулся и презрительно поморщился, вглядываясь в лицо монолитовца, по которому мгновенно хлынули тонкие струйки крови из сломанных носовых пазух,?— Говори, шизик, нахера в Рыжий лес попёрлись? Где остальные?Новый сокрушительный удар под дых выбил свежий кислород из лёгких фанатика, тот согнулся, насколько это позволяла ситуация, крепко сжал зубы, чтобы не закричать от боли. Жмыха, кажется, это только больше бесило и раззадоривало.—?Ну молчи, сученыш, сейчас же пожалеешь об этом,?— прошипел парень, накаляясь до предела. Серые радужки глаз наёмника, кажется, почернели, покрывая соседствующие склеры грязной печной копотью. Каждый раз, когда дело доходило до противостояния с заведомо более слабым человеком, она упорно лезла из глубин души этого, на первый взгляд, беспечного маленького паренька, превращая его в настоящего садиста. В подобные моменты у Жмыха в голове будто переключали рубильник, полностью закрывая доступ совести и милосердию к нейронным связям в мозгу парня, позволяя вырваться на волю самой гадкой и тёмной его части, жаждущей причинять боль тем, кто слабее него. Батый называл это ?комплексом неполноценности? и советовал товарищу съездить на Большую землю, чтобы обратиться к психологу или даже психиатру.Одним рывком Жмых повалил стул вместе с пленным на пыльный дощатый пол, и принялся беспорядочно наносить меткие удары ногами по телу сжавшегося в клубок монолитовца. Несчастному только и оставалось, что пытаться хоть как-то прикрыть связанными руками и ногами жизненно важные органы. Спустя пару минут бесчинствующего избиения лежачего, Жмых остановился. Стальной мысок ботинка, скрытый за толстым слоем чёрной телячьей кожи, блестел от крови. Пол вокруг тоже окрасился в красный, но быстро терял приобретённый цвет: доски, лишённые лакированного покрытия, охотно впитывали в себя кровь, превращая её в непонятные тёмно-коричневые пятна. Наёмник довольно хмыкнул, сверху вниз глядя на лежавшего на полу фанатика, харкавшего прямо ему под ноги густой слюной вперемешку с юшкой. Достал из ножен широкий охотничий нож с зазубринами, присел на корточки, чтобы посмотреть в глаза пленнику. В полутьме ярким пламенем блеснуло отполированное донельзя лезвие.—?Хочешь, я тебе язык отрежу, чтобы ты всегда молчал? —?издевательски рычал Жмых, вертя ножом прямо у лица фанатика,?— Тебе уже кто-то хотел помочь,?— кивнул наёмник на шрам пленного, безумно улыбаясь,?— А я дело завершу до конца…Внезапная затрещина прилетела Жмыху сзади, возвращая в край обезумевшего парня в реальность. Наёмник от неожиданности выронил нож из рук и обернулся.—?Ты совсем ёбнулся? —?гаркнул на него Батый, сильным рывком оттаскивая Жмыха за шиворот синей униформы к стене, у которой уже стоял Бык, нервно поглядывая на избитого его другом монолитовца. Влепил тяжёлой рукой пощёчину, схватил за грудки, вглядываясь в потемневшие радужки,?— Очнись, блять, ты его убьёшь сейчас!Рубильник снова переключился в своё обычное положение, и наёмник, поняв, что творит, нервно рассмеялся, пытаясь исправить такую досадную ситуацию:—?Я же его не убил. Вон он,?— кивнул Жмых на дрожащего от боли монолитовца, отплёвывавшего изо рта кровь,?— лежит, зверем смотрит.—?Да пошёл ты,?— с отвращением буркнул кавказец, грубо отталкивая товарища.Тот медленно сполз по стеночке вниз и ничего не ответил. Его внутренний монстр накормлен на какое-то время, а последствия?— последнее, о чём думает Жмых, когда делает что-то подобное.Батый бросился к раненому пленнику, присел около него, осторожно ощупал скрытое за городским камуфляжем тело, сейчас являвшее собой сплошное минное поле из гематом и ссадин. Монолитовец безэмоциональными глазами наблюдал за происходящим вокруг него. Будто это и не с ним происходило вовсе. Молчал, тяжёло дыша через окровавленный рот: нос был не в кондиции. Закончив предварительный осмотр, кавказец обернулся, укоризненно испепеляя вальяжно развалившегося у стены Жмыха яростным взглядом, затем переключился на соседствовавшего с ним наёмника,?— Бык, дай мне аптечку, быстрее.Окликнутый сталкер, до этого стоявший на месте, казалось, отмер по команде, и с готовностью полез в разгрузку. Выудил оттуда синюю коробочку с красным крестом, подошёл чуть ближе и протянул товарищу, виновато поглядывая на скрючившегося сектанта. Присел рядом, решив осмотреть несчастного. Носовая перегородка сломана, из ноздрей активное кровотечение, губа на месте шрама вновь рассечена, на скулах и лбу красуются пока что алые гематомы, готовясь менять свой цвет на болезненно-синий, счёсанная ударами грубого ботинка кожа сочится кровью, которая мешается с серой пылью на грязном лице. Светло-русые волосы окончательно спутались и потемнели, кое-где испачкались в крови. Страшное зрелище.—?Ты в курсе, что ты больной на голову? —?рычал Батый, доставая из аптечки обезболивающее, бинты и антисептик, вновь обращаясь к Жмыху, отчаянно пытавшемуся слиться со стеной, дабы не слушать очередные нотации касаемо его садистских наклонностей,?— Такой ублюдок просто, нахуй я тебе каждый раз говорю одно и то же? Нахуй я тебе это вообще позволяю делать? Мы собирались допросить его, а не калечить. Чёрт… Бык, тащи парня на матрас.Наёмник бережно взял под руки раненого пленника и, пятясь спиной, послушно поволок его туда, где ещё несколько минут назад беззаботно курил Батый. Бык смотрел в русоволосую макушку, испачканную в крови и грязи, и проклинал себя за то, что только что без зазрения совести душил беззащитную мелочь, а затем позволил Жмыху размять кулаки и ноги об её немощное тело. Фанатик, на первый взгляд, был достаточно молодой, лет на десять младше наёмника. ?Совсем зелёный, небось и пострелять толком не успел, как его только занесло к сектантам???— про себя думал Бык, оглядывая парнишку. Монолитовец, до этого лежавший на руках у наёмника без единого движения, внезапно поднял голову вверх, и окинул волочащего его по полу мужчину своим пугающим пустым взглядом, будто почувствовал, что о нём думают. Из рассеченной брови на полуприкрытое опухшее веко текла тонкая струйка крови, сливаясь с красной от полопавшихся капилляров склерой. Губы фанатика неожиданно исказились в кровавой усмешке. Первая эмоция за всё время ?допроса?. У Быка снова прошёлся мороз по коже, покрывая верхние слои эпидермиса тонкой коркой январьского инея, висевшего на проводах и жгучем пуху в самые лютые крещенские морозы. Мужчине настойчиво хотелось отряхнуться, сбить с себя этот странный и страшный морок. Загривок неприятно кололо, будто куда-то в между позвонками воткнули большую сосульку, оставив там таять.—?Не смотри на меня так,?— с досадой попросил Бык, отводя глаза в сторону,?— Я не хотел, чтобы всё настолько…Мужчина осёкся на последней фразе, осторожно опустил парня на грязный матрас и быстро вышел из избы, оставив своих товарищей наедине с пленным монолитовцем.На улице, тем временем, уже практически стемнело. В вечерней траве застрекотали, заливаясь своей песней, сверчки, в такт им зашуршали и другие мелкие насекомые. Тихо разговаривали о чём-то наёмники, сидевшие у костра в центре деревушки. Кто-то из них достал вездесущую гитару, чтобы своей музыкой хотя бы немного подлатать многострадальные души сталкеров, испещрённые многочисленными дырами и язвами, кое-где покрытыми коростой, сочащейся липкой сукровицей. В ночной глуши раздалась негромкая, ласковая мелодия, напоминавшая нежное женское пение на вечерней кухне, за готовкой ужина у советской газовой плиты. Сидевшие у костра уважительно замолчали, мечтательно прислушиваясь к музыке, в которой каждый из присутствующих находил что-то своё, родное, давно потерянное. Бык к костру не пошёл, присел на старую тракторную шину, валявшуюся на обочине грунтовой деревенской дороги, уже давно заросшей высокой травой, которая из раза в раз жадно лизала голени редко проходящих по ней людей. Достал из чехла на поясе флягу со спиртом, пригубил, сделал пару добротных глотков. Поморщился: алкоголь нещадно обжигал стенки пищевода, мощным низовым пожаром разгораясь где-то в пустующем желудке. Всё же, стоило перекусить, прежде чем пить вот это. Так и до гастрита или даже язвы недалеко.Наёмника, помимо этанола, изнутри жгло ещё что-то непонятное, доселе даже незнакомое ему. Чувство стыда, может? Или позабытая давным-давно совесть, свойственная только рассудительному Батыю? Бык не понимал и даже не знал значения фразы, которой можно было бы описать это странное состояние.В ночной темноте заброшенной деревни, освещавшейся лишь отблесками дальнего костра и парой фонарей дежурных, Быку что-то почудилось. В чёрных глазницах окон частично сгоревшего изнутри от неудачно разведённого огня домика напротив сверкнули, словно сапфиры на солнце, безжизненные человеческие глаза, и вмиг испарились в холодном и вязком ночном воздухе. Те же самые глаза, что смотрели на наёмника, заплыв кровью, минут десять назад. Бык недоуменно осмотрел округу. Ничего подозрительного. То ли алкоголь сыграл с ним в ?белочку? раньше положенного, то ли… Наёмник грязно выругался вслух, подскочил с нагретой им шины, и бегом помчался обратно к друзьям. Мужчина не верил в сверхъестественное, но явившееся только что видение неплохо напугало его, заставив задуматься о том, что вся эта странная до одури ситуация с найденным в лесу монолитовцем ничего хорошего не принесёт.