Глава 8. Сколько стоит один пограничник? (1/1)

День клонился к вечеру, и за это время я сделал около ста отжиманий и двести приседаний, раз пятьсот обошел камеру по кругу, стараясь вытеснять упаднические мысли. То, что шеф смертной полиции Крупняк решил пожертвовать двумя не очень-то покладистыми сотрудниками, ясно, как дважды два. С другой стороны, я знал Анатолия Сергеевича очень давно. С самого детства, можно сказать, так как он — хороший знакомый отца. Он не раз бывал у нас в доме, когда я был еще подростком и жил у Дениса. Он никогда не производил впечатление человека, способного вот так запросто отдать сына своего друга на растерзание. Только если не имел на то более веских причин... Мария это время просидела, так же пялясь в одну точку, несмотря на мои попытки ее растормошить. Я все время с ней разговаривал. О школе — выяснилось, что ей семнадцать и она только что перешла в одиннадцатый класс. О родителях — хорошие люди, но не всегда понимают современное поколение. О домашних питомцах — пес Алекс, забавный шарпей, ждет не дождется свою хозяйку. Об имени пса — как интересно, меня ведь зовут практически так же. Рассказал ей пару забавных историй с работы. Как только я переставал говорить и что-то спрашивать, Маша тут же замыкалась в себе. Но самое главное для себя я выяснил. Маша не была дочерью или родственницей кого-то известного человека, не имела среди родственников кваzи, что в наши дни большая редкость. Это была обычная московская девочка, живущая в своем мире и поколении, живущая так, как этот мир позволял. Часов в восемь вечера (это я определил, дотянувшись до окошка и выглянув наружу), дверь камеры распахнулась. На пороге стояло двое парней в черном, опять же с закрытыми лицами. Еще бы. Творя такие мерзкие дела, я бы тоже постеснялся показывать свое лицо. — На выход, — сказал один из них, пригрозив мне пистолетом. Другого оружия я у них не увидел, и это придало уверенности — значит, убивать меня или Машу они не собираются. Иначе еще бы и мачете обязательно прихватили. Но покалечить могут легко, поэтому пока я решил их послушаться, а там видно будет. Я пошел к выходу. Обернувшись, подмигнул Марии и помахал рукой, надеясь, что она хотя бы улыбнется. Наверное, из меня плохой психолог. Маша снова замкнулась в себе и даже не посмотрела на меня. Мне показалось, или из этой камеры уже кого-то уводили? По спине побежал неприятный холодок. Под конвоем я добрался до конца мрачного коридора, освещенного тусклым светом одной-единственной лампочки. Экономия не порок, если это не доходит до абсурда. Мы вышли к какому-то закрытому помещению. Двери распахнулись, меня грубо и бесцеремонно впихнули внутрь. Оглядевшись, я понял, что нахожусь... в клетке. И это было настолько дико, что не вызвало никаких эмоций, кроме жгучей злобы. Было темно, но я все же нащупал прутья и оценил их прочность. Не пробить, не проломить — настоящая стальная клетка, чтоб мне пусто было! Где-то под металлическим полом раздался легкий скрип и жужжание — клетка пришла в движение. Я не мог поверить, что все это происходит со мной. Что в наше время, пусть и непростое, но вполне устаканившееся и разумное, можно похищать людей и сажать их в клетки. Но я не был растерян. Наоборот, все это заставило меня собраться. Я решил, что буду наблюдать за всем, что происходит. И к тому же я везунчик. У кого еще из сотрудников был бы такой шанс подобраться настолько близко к настолько устрашающим событиям?..Клетка двигалась, и я не заметил, как оказался в зале, большом и пустынном. Когда глаза привыкли к яркому свету, бьющему прямо в клетку, я смог увидеть, что внизу находятся кресла, а на этих креслах сидят люди. Или кваzи — точно рассмотреть не удалось.Ко мне с микрофоном в руках подошел вчерашний толстяк. Сегодня он роскошно приоделся и сиял тщательно натертой лысиной. Его красный пиджак с какими-то разноцветными камнями на на запонках, видимо, был предметом особой гордости. Он поворачивался то так, то этак, и камни переливались под искусственным светом прожекторов. — Лот номер десять! — провозгласил он. — Особенный лот. Очень строптивый. Но, наряду с этим, удивительно выносливый. Это — солдат, господа. Поэтому если вы мечтаете о том, чтобы вы или ваш близкий стал сильным и красивым, то лот номер десять — все, что вам нужно. Первоначальная цена — сто. В зале послышался возбужденный шепоток. Сто — чего? Мозг работал удивительно быстро, вычисляя возможные варианты событий. Я заставил себя абстрагироваться от ситуации, смотреть на человека в клетке словно со стороны. Кого покупают эти люди? Раба?.. Что за бред, кому нужны рабы в наше время, это абсурд. Тут что-то другое. Речь идет о выносливости, силе, красоте и близких... Думай, Найд, думай. В зале поднялась рука, и толстяку пришлось отвечать на вопрос. Голос спрашивающего был стопроцентно человеческим. Не кваzи. И это в разы усилило мою ненависть ко всем собравшимся: кваzи простительно, они вообще не творят необдуманных вещей; значит, если бы такое устроили они, это было бы для достижения большой цели со всеми логическими обоснованиями. А так — какой-то цирк. А я в нем — главная обезьянка. — Скажите, а это зависит от пола?— Конечно, нет, милая леди. Напротив, доказано, что если донор противоположного пола, то возвышение более приятно. То, что он сказал, мозг обработал с чудовищной четкостью. Я осознал смысл происходящего, и меня затошнило. То, что творили тут эти люди, не лезло ни в какие ворота. Я хотел перестать думать, мыслить, быть только бы не слышать того, что говорил этот моральный урод.Сделав пару глубоких вдохов, я взял себя в руки и стал решать, как вырваться из этого кошмара и прихватить с собой Федьку и Машу — куда ж я теперь без нее. Конечно, я и раньше с трудом верил в добровольное донорство — это исключительные случаи, как, например, в семье Ирины Серафимовой. Но все-таки я и представить не мог, что все так отвратительно. Людей притаскивают, как скотину на убой, еще и выбирают, покупают, а потом скармливают восставшим, чтобы те стали кваzи. Как они их потом легализуют? Ведь и в мире мертвяков нужны документы, и донорство — сложнейший процесс, требующий много подписей и справок. Значит, есть механизм, который позволяет скрывать все эти страшные дела. ?Солнечное Zатмение? играет в этом главную роль, уверен. — Сто пятьдесят. А вот этот голос точно принадлежал кваzи...— Двести.— Триста пятьдесят.Я не успевал за всеми голосами, они слились в какой-то страшный единый рев. Эти люди готовы были платить деньги за то, чтобы сожрать меня или подкинуть на корм своим восставшим близким. И самое главное — они не понимали, что их жестоко обманывают. Без разницы, чей мозг сжирает восставший. Он все равно остается собой и возвышается в том же состоянии, в котором пребывал, восстав. Ему все равно, мужчину он жрет или женщину, девушку или парня. Главное — съесть. Получить клетки еще живой ткани. То, во что они играются здесь — самое настоящее безумие. Но их ошибка была в том, что они не закрыли мне рот. — Уважаемые, — с чувством обратился я к аудитории. — Вас на***ли. Вы абсолютно точно зря тратите средства. Монстру, которым вы так стремитесь стать, пофиг, кого жрать. — Строптивый. В голосе толстяка проскользнуло удовлетворение, будто я сыграл по его чертовому сценарию. В толпе послышался одобрительный гул. — Четыреста.— Четыреста — чего? — спросил я. — Можно я хотя бы узнаю, какова моя цена в таком случае. — Четыреста тысяч долларов, — торжественно объявил толстяк и захлопал в ладоши от удовольствия.Нет, толстый уродец, ты ничего не знаешь об истинным удовольствии. Удовольствием будет точным ударом мачете отрубить твои ладошки, подкинуть вверх и разрубить еще на пару жирных аппетитных кусков. — Я стою дороже, — мой рот скривился в усмешке. — Даешь миллион.Толпа восторженно загудела.— Четыреста пятьдесят! Чертовы мерзкие твари! Хотелось взвыть от отчаянья, но я никогда не сдавался, не сдамся так просто и теперь. Во-первых, я все-таки пограничник смерти. Этот статус дал мне многое: годы изнуряющих тренировок, умение максимально эффективно владеть собственным телом, не впадать в панику в безвыходных ситуациях и всегда придумывать выход. Выход есть и здесь, просто надо тщательно все продумать. Отвлечься, чтобы придумать план по вызволению себя и товарищей по несчастью было отличной идеей. Я перестал жалеть свою персону и сосредоточился на плане побега. Я тогда еще не знал, как все обернется, и наивно полагал, что сбежать будет если и не легко, то хотя бы возможно. Между тем аукцион по продаже моих еще живых мозгов подходил к концу. Занятый собственными мыслями, я пропустил, кто же тот счастливчик, кто меня купил.— Четыреста пятьдесят — два... — толстяку явно нравилось все происходящее. Я с ненавистью подумал, что в моем списке ?убить сразу и не глядя? он будет под номером один. — Четыреста пятьдесят...— Пятьсот, — твердо сказал кто-то из темноты. Голос мне был знаком. Я долго жил среди кваzи и знал, что, несмотря на кажущуюся одинаковость, голоса их различались. Этот голос мне был очень-очень знаком. По спине пробежал знакомый холодок — снова вокруг меня творилось что-то, неподвластное моему контролю. — Пятьсот — раз, — довольно осклабился толстый. — Пятьсот — два, — по залу прошел шепоток — видно, так высоко цену еще никто не взвинчивал. — Пятьсот — три! — торжественно огласил он. — Продано, господа! Продано леди в черном. Женщина-кваzи, стоявшая у самого края площадки, почти возле клетки, повернулась. Это была Ирина Серафимова собственной персоной.— Здравствуй, Саша, — сказала она.