Burning Of The Midnight Lamp (1/1)

Маленькая уютная комнатка с белыми обоями. Бархатное кресло цвета малинового варенья сразу привлекло мой взгляд?— это, наверное, потому, что я люблю малиновое варенье, которое готовит Дженис. Я помню, она делала его в прошлом или в позапрошлом году?— тогда оно было таким вкусным, что я не мог оторваться. Хотя, лучше всего Дженис готовит жареную картошку. Сколько такой картошки я ни пробовал, Дженис готовит её лучше всех. И судя по тому, какой аромат доносится с кухни, сегодня на ужин будет именно это блюдо. Однако, надо ещё немного подождать, поэтому я поброжу пока по комнате.Моё внимание также привлёк старый диван, на котором лежит куча вышитых подушек, пестрящих разноцветными узорами: они и красного, и зелёного, и синего, и жёлтого, и сиреневого цвета. И ромбы, и кружочки, и звёздочки, и треугольники, и замысловатые линии. Словно творения восточных мастеров: всё связано, запутано, загадочно… Может быть, в этих вышитых узорах таятся какие-то старинные символы? Символы, которые так и не разгадали, над которыми люди бились сотни лет, но так ничего и не поняли. А потом, через много-много лет кто-то возьмёт и разгадает эту загадку. И что? Порадуется немного, да, но потом… Но потом он осознает, что он разрушил целую тайну. А ведь наступит момент, когда все загадки будут разгаданы и никаких тайн не будет. Что тогда? А тогда будет совсем скучно и неинтересно.Большой шкаф со скрипучими дверцами весь наполнен разнообразными вещами. Кажется, что это какая-то старинная сокровищница, в которой можно найти всё, что захочется?— любая вещь там найдётся. Эта сокровищница хочет поделиться своими секретами и тайнами, но я ей, наверное, откажу. Ведь если она расскажет хотя бы один свой секрет, то в мире на одну загадку станет меньше. Тогда и краски этого дома потускнеют, и я не буду знать о чём мне поразмышлять, когда я сижу в этой комнате. А как будет огорчена Дженис, хранительница этой сокровищницы, если она узнает, что её любимый загадочный шкаф поведал кому-то свою тайну! Поэтому шкафу лучше молчать.Рядом с моим любимым креслом стоит торшер, светящий так ярко, что всё вокруг становится каким-то необычным, меняет цвет. А блестящие предметы так вообще приобретают золотистый оттенок! Мне уже начинает казаться, что я в комнате одного из роскошных древних дворцов?— всё выглядит так торжественно. Фотографии на полках, словно парадные портреты царственных особ, шкафы, словно сокровищницы, кресло, как трон… Хотя, какой трон? Всего лишь старое кресло малинового цвета.Ну, ладно, уж больно мне понравилась эта игра. И если на то пошло, то Дженис?— царица. Египетская царица. Такая же, как Нефертити или Клеопатра. Нет, даже лучше! Ведь это?— моя Дженис, которую я люблю больше всех на свете. Она красива, умна и всегда завораживает меня?— под стать царице.Вдруг я услышал чьи-то шаги; каждую секунду они были ближе и ближе, отчётливей и отчётливей. Конечно же, это Дженис. Вскоре она вошла в комнату и позвала меня:?— Джими, кушать иди! Картошка уже готова.?— Уже иду! —?радостно воскликнул я и пошёл за ней на кухню.Далеко не каждому предоставляется случай поесть жареной картошки с царственной особой. А я везучий такой?— иду есть картошку, приготовленную египетской царицей Дженис. Это, наверное, незабываемое чувство. Однако хватит называть Дженис царицей. Она же простая и обычная девушка. За это я её и люблю.?— Чего задумался? —?спросила Дженис, когда мы пришли на кухню.?— Да так, ничего,?— ответил я и сел за стол. —?Просто думаю.?— О чём? —?Дженис посмотрела на меня с любопытством.?— Вот если бы ты была царицей…?— То сразу бы отреклась от престола и уехала бы жить сюда! —?воскликнула моя подруга, махнув рукой.?— А если бы все тайны и загадки в мире кончились…?— То я бы придумала ещё одну, специально для тебя!?— А если бы ты не была такой волшебной…?— Джими, не неси ерунды! Лучше картошки поёшь.Кстати говоря, картошку и правда стоило поесть. Выглядела она, словно маленькие кусочки золота. Такая жёлтенькая. Как одуванчики, цветущие в начале лета. Горячие, как солнце. Хочу добавки.?— Дженис, можешь дать ещё картошки? —?попросил я, приподняв голову над тарелкой.?— А, Джим? Картошки? Я её уже всю съела. А ты ещё хотел? —?поинтересовалась она, сложив брови ?домиком?.?— Да. Мне она очень нравится!?— Льстишь ты мне, Джими, льстишь,?— вздохнула Дженис.?— Не льщу! Это ты себя недооцениваешь,?— громко сказал я, усмехнувшись.?— Ты себя недооцениваешь, ты. Я всегда хотела быть такой, как ты. Ведь ты, считай, делаешь всё, что тебе нравится, получая от этого колоссальное удовольствие! Я тоже так хочу.?— Так давай! Ужин уже приготовлен,?— радостно сказал я.?— Ох, Джими, ничегошеньки ты не понимаешь…На самом деле, я всё прекрасно понимаю. Дженис ещё и посуду мыть. Ладно, пусть моет, а я пойду в комнату и поиграю что-нибудь на гитаре. Что-нибудь из блюза. Или из того, что нам обоим нравится. Или из того, что мне нравится из песен Дженис. Конечно, она опять начнёт говорить, что я ей льщу и всё такое, но мне это особо не важно, ведь через некоторое время Дженис снова начнёт смеяться и улыбаться. Начнёт мне что-нибудь рассказывать, например, про то, с чем у неё связана та или иная песня. Или станет подпевать. Вот это я и люблю больше всего. Ну, и конечно, я люблю музыку, которую я играю. Сначала это делаю я, но потом музыка играет на струнах моей души, и я начинаю играть то, что музыка захочет. Это называется импровизацией, той самой штуковиной, делающей музыку совершенно непредсказуемой. Однако непредсказуемую Дженис я люблю больше. Она может согреть мою душу лучше всякой музыки, а её телефонных звонков я жду больше, чем вдохновения. Нет. Её звонки дарят мне то самое вдохновение. После них я начинаю писать песни, сочинять новые риффы, иногда даже и рисовать. Так же и в конце весны, когда чувствуется, что скоро наступит лето. Оно начинает чувствоваться во всём: в природе вокруг, в лицах людей, даже в самом себе. После звонка Дженис я чувствую почти то же самое, ведь каждая песня, вдохновленная этим звонком, каждый гитарный рифф, каждый рисунок таит в себе напоминание о Дженис, которую я люблю больше всех на свете. Но иногда любовь так легко разрушить… Надеюсь, что у меня с Дженис так не будет. Искренне надеюсь. А в песне, которую я сейчас играю, нота за нотой, строчка за строчкой рассказывают нам грустную историю:And I followed her to the station, with her suitcase in my hand,And I followed her to the station, with her suitcase in my hand.Well, it?s hard to tell, it?s hard to tell, when all your love?s in vain,All my love?s in vain.*Прибывает поезд, мерцая огнями. В нём должна уехать она. А он стоит и плачет.Чьи-то шаги. Всё ближе и ближе.?— When the train, it left the station, there was two lights on behind,?— Дженис открыла дверь, впорхнула в комнату и мигом начала подпевать. Радостная улыбка, а глаза как будто говорят: ?Что, Джими, и ты эту песню знаешь? Ах да, её же знают все!? И так она подпевала, пока песня, как и любая вещь на свете, не кончилась. А потом попросила, смотря на меня задорным взглядом:?— Сыграй что-нибудь ещё!?— Хорошо,?— согласился я и принялся играть ещё одну песню, которую мы вдвоём точно знаем. Дженис когда-то пела её, это было давно, когда мы ещё не познакомились. Тогда она ещё не была такой известной певицей, как сейчас. Да и я знаменитым не был. А эта песня была.Trouble in mind, I?m blueBut I won?t be blue always,'Cause that sun is gonna shineIn my back door someday**И правда что: грусть не вечна, какой бы бесконечной она не казалась. Ведь солнце опять будет светить. А в следующем году снова наступит лето, такое же радостное, солнечное, цветочное, которое я уже с нетерпением жду. К сожалению, оно тоже не бесконечно. Особенно грустно становится, когда чувствуешь, что скоро, даже совсем скоро оно кончится, и осталось совсем чуть-чуть. А потом нас ожидает череда скучных, однообразных дней, в которых больше тоски, чем радости. Хоть тоска и не бесконечная, всё равно становится как-то неприятно. Поэтому, лучше отогнать все грустные мысли прочь, насладиться последними днями лета и Дженис, поющей песню, радостно улыбаясь и бросая на всё свой счастливый взгляд. ?— Ах, Джими, я и ты?— просто пара влюблённых дурачков,?— с усмешкой сказала моя подруга, когда песня кончилась.?— Заметь, мы?— самые счастливые дурачки! —?ответил я и подмигнул ей.?— Ты так думаешь??— Да. Я так себя чувствую.?— Знаешь, как бы мы себя ни чувствовали и какими дурачками мы бы ни были, всё равно пора спать. А то наша глупость повысится, а самочувствие понизится!Что ж, выспаться я всегда рад. К слову сказать, этот день выдался таким долгим. Конечно, путешествие на поезде, потом на машине, этот вечер и тысяча эмоций, испытанных за один день?— всё это впечатлило меня. Быть может, я сочиню пару песен. Только вряд ли допишу, потому что скоро осень, а осенью всё моё вдохновение куда-то улетучивается, сколько Дженис бы мне ни звонила. А сама Дженис, похоже, ушла застилать постель.***Когда я вошёл в спальню, то первым делом увидел пятку Дженис, торчащую из-под одеяла. Сама обладательница этой пятки лежала под одеялом и что-то читала при свете лампы, стоявшей на тумбочке рядом с кроватью. Это неяркое освещение делало комнату какой-то таинственной и загадочной, а тишина даже немного пугала меня. Поэтому я решил её нарушить, сказав что-нибудь.?— Что читаешь? —?спросил я у Дженис.?— ?Вино из одуванчиков?,?— пояснила она, мигом посмотрев на меня и снова уткнувшись в книгу.?— А ты когда-нибудь пила вино из одуванчиков? —?поинтересовался я, сев на край кровати.?— Нет. А ты??— Если честно, ни разу. —?Я лёг и залез под одеяло.?— Тогда нам есть к чему стремиться! —?воскликнула моя подруга. —?Следующим летом приготовим.?— Только, наверное, лучше в начале лета. В это время растёт больше одуванчиков.?— Приезжай ко мне в начале июня, Джим. Самое то будет!Я кивнул.?— С тебя одуванчики! —?бойко сказала Дженис.?— Но они же завянут по пути! —?я посмотрел на неё с недоумением.?— А ты у меня их во дворе насобирай и мне принеси,?— усмехнулась Дженис. —?Знаешь, как у меня красиво в начале лета? О, это просто прелесть! Во дворе растёт множество одуванчиков?— издалека они напоминают гигантский жёлтый ковёр. Представь себе: красный дом, а вокруг?— сплошной ковёр из жёлтых цветов. И ещё цветы, только не жёлтые, а розовые, белые, сиреневые?— это в саду. А на рассвете как красиво! Небо жёлтое, одуванчики тоже жёлтые, дом красный, а в саду всё так и пестрит разными красками! Аж картину нарисовать хочется! И однажды я решилась-таки это сделать…Я лежал, зажмурив глаза и слушая рассказы Дженис о том, как она пыталась нарисовать картину, а потом историю о том, как она утром забралась на крышу своего дома и любовалась окрестностями с высоты, затем о том, как Дженис учила свою знакомую плести венки из тех самых одуванчиков… Дженис ещё много чего рассказывала, но я этого не запомнил?— я уже начал засыпать. А когда я уснул, то видел солнце, одуванчики, Дженис, этот дом, цветы… Всё в одном сне. Всё лето в одном сне.