1 часть (1/1)

они сидят на кухне де шривера. он, как обычно, заварил чай и достал конфеты. молча, словно им совсем не о чем поговорить, они пьют обжигающий горло напиток, прожигая друг друга взглядами.херботс нарушает столь приятную для их паники тишину.— тебе не кажется, что мы слишком разные?— ты снова давишь на меня за то, что я пью чай с сахаром?— я серьёзно.— да, я ем конфеты со сладким чаем, но я не виноват, что так вкуснее.— шривер, - херботс вздыхает и ставит кружку на стол, - я серьёзно, ты не понимаешь?— что в твоей голове? что тебя волнует, вилли? – младший облизывает губы и проводит пальцами по отросшим, тёмным волосам. он разглядывает любимое лицо, водя пальцами по столу. волнуется.тишина возвращается в комнату, приятно окутав обоих. в ней комфортно первые десять минут. дальше они начинают себя сжирать.— я боюсь признаться, что я влюблён в тебя.зеленоглазый медленно моргает и склоняет голову вбок. он теребит в руке фантик от конфеты, любимой конфеты херботса, кстати, и наблюдает.я дал цену чувствам,и теперь ищу, что бы мне купить.у тебя есть моя преданность.и, это правда, иногда я тебя ненавижу,но я не хочу ругаться с тобой.— почему?— потому что это неправильно. я не знаю тебя, а ты не знаешь меня. херботс прожигает в нём дыру. младший не поднимает взгляда, смотря в стенку над плитой и сжимая зубы, выделяя скулы и линию челюсти, играет жевалками.он такой красивый.— мы как противоположности, де шривер. тот усмехается, смотрит в сторону, закусывая внутреннюю сторону щеки, и дерёт ногтём указательного пальца большой. ему неприятно это слышать, херботс в курсе, он облизывает сухие из-за волнения губы и моргает ещё медленнее, чем обычно.— ты ведь говоришь неправду, и знаешь об этом, детка.старший разглядывает его лицо, будто впервые видит. ему всего восемнадцать, от него не ожидаешь такой мудрости, крепости ума и смелости. но виллему кажется, что он, в свои двадцать, максимум обиженная жизнью восьмиклассница, а де шривер – умный и взрослый мужчина, которому такой, как он, и не нужен вовсе.ага, как же.— я правда так думаю.— ты так не думаешь, вил, я же вижу. да и к тому же, противоположности притягиваются, разве нет? херботс молчит.— я знаю тебя, а ты знаешь меня. мы оба в курсе. почему ты так говоришь, малыш? кудрявый лишь прикрывает глаза. он закрывает лицо руками, чувствуя подступающие слёзы. шривер в очередной раз прав, они правда знают друг друга целиком и полностью, на все сто процентов, словно созданные из осколка одной звезды. прекрасно дополняющие друг друга. они помнят и любимый цвет, и самый ужасный фильм, выводящий из себя, и с кем кто сидел в школе, каждый год. херботс всегда был для младшего недостижимой мечтой, но сейчас они здесь.а виллему просто страшно признаться, что он полюбил кого-то, и этот кто-то любит его в ответ.младшему перехватывает дыхание. он встаёт со стула и садится на корточки перед любимым человеком, кладя одну из ладоней ему на колено. второй рукой он старается убрать руку херботса от лица.— посмотри на меня, виллем.он молчит, лишь всхлипывая.— посмотри. пожалуйста, вилли.херботс послушно убирает руку и смотрит, заплаканными, большими глазами, чувствуя, как вниз по щекам катятся солёные дорожки.он всегда ненавидел плакать, но делал это слишком часто.— я люблю тебя, – младший начинает неожиданно, он немного хрипит и берёт обе руки в свои, покрывая поцелуями костяшки. он смотрит точно в чужие глаза, – от самой макушки твоих кудрявых, мягких волос, которые ты любишь мыть шампунем с лавандой, до самых пальцев ног, где ты больше всего боишься щекотки. я знаю каждый миллиметр твоего тела, а ты тысячи раз пересчитывал родинки на моей спине и целовал родинку на щеке. я всегда вижу, когда плохо тебе, а ты знаешь, когда плохо мне. я вижу, когда ты еле сдерживаешься, чтобы не заплакать, а ты прекрасно видишь, что меня грызёт что-то внутри и я вот-вот сорвусь. мы единое целое, понимаешь? когда-то давно, возможно, мы были кометой или звездой, расколотой на две части и очутившейся на этой планете. и я отказываюсь жить, если рядом не будет тебя, моей звезды.херботс всё ещё плачет, но немного улыбается, самую малость, смаргивая слёзы. — ты давно такой романтичный в свои восемнадцать? – он всхлипывает, облизав сухие губы, и шмыгает носом.шривер кладёт ему свою голову на колени и обнимает за ноги. старший немного поглаживает его по волосам, а потом неожиданно, даже для самого себя, шепчет, ожидая взгляда любимых глаз.— поцелуй меня так, как никогда и никого не целовал.младший приподнимает голову, кивает, смотря влюблённо, словно прожигая в нём дыру, и встаёт на ноги. он наклоняется, взяв чужое лицо в свои ладони, проводит пальцами по ушам и щекам и одаривает губы поцелуем. таким нежным и глубоким, долгим и чувственным, что херботсу не остаётся ничего, кроме как обвить чужую шею руками и наслаждаться моментом.это испытание для моего терпения.есть какие-то вещи, о которых мы никогда не узнаем.ты солнечный свет, ты соблазнитель.я рискую, я сдаюсь.солнышком всегда называли херботса, но единственное, что освещало его жизнь – это виллем де шривер.сейчас, вися на его шее, задыхаясь от поцелуя и любви, которую он чувствует в своей груди, словно наконец распустившийся бутон красивого, самого нужного для его лёгких цветка, он это прекрасно осознает.— займись со мной любовью.его подхватывают на руки, обвив ими так, словно желая спрятать от всего существующего мира. они оба улыбаются в поцелуй. глаза старшего немного влажные, заплаканные, но младший оставляет поцелуи и на них. старший лежит на кровати, выгибаясь дугой под нежные поцелуи младшего. его губы такие горячие, прикосновения обжигающие, и хочется стонать в голос от каждого полученного чмока. любить, оказывается, приятно.кудрявого медленно раздевают, снимая с него футболку. опускаются поцелуями по всему телу – впервые за долгое время нежно, долго, заново исследуя каждый миллиметр кожи – херботс тоже стягивает с него футболку, проводя по смуглой коже, и смотрит в глаза, счастливо улыбаясь.его снова затыкают поцелуем, расстегивая ремень на его джинсах и снимая их вместе с бельем. младший резко оказывается снизу, его джинсы точно так же улетают куда-то вместе с бельём, и старший вновь оказывается внизу.шривер достаёт из-под подушки смазку – после их первого занятия любовью она всегда лежит там – смазывает два пальца, покрывая поцелуями шею и наслаждаясь тихими, какими-то новыми, более доверительными стонами, и наблюдает за покрасневшим лицом своего мальчика.— ты такой красивый.херботс лишь улыбается, но издаёт сдавленный стон, чувствуя, как на его дырочку нажимают указательным пальцем и вводят его внутрь, совсем неглубоко для начала. он постанывает, привыкая, царапая руками широкую спину и крепкие плечи, после нажимая рукой на затылок и притягивая в поцелуй.он готов спустя около десяти минут. он призывно разводит ноги, но младший укладывает их на свои плечи – это очень интимная поза – оставляет на одной из ног дорожку поцелуев и подстраивается, медленно входя.в нём двигаются размеренно, плавно, не прерывая зрительного контакта и оглаживая его тело подушечками пальцев, так нежно и сокровенно, что херботс задыхается. ему хорошо, он поджимает пальцы на ногах и широко открывает рот, изгибаясь в спине. он чувствует, насколько сильно его любят, знает, что шривер хочет его во всех смыслах, и от этого так тепло на душе.спустя некоторое время младший нависает сверху, заставляя обвить ногами бёдра, и двигается ещё медленнее и глубже. их дыхание смешивается, одной рукой шривер находит опору в виде матраца у лица херботса, а другой оглаживает его кудри. то, как постанывает зеленоглазый – восьмое чудо света для него. руки старшего на чужой спине, на ягодицах, в волосах – он хочет касаться его, словно боится, что он вот-вот пропадёт, исчезнет, как самый волшебный, желанный сон. они стонут друг другу в рот, тяжело дышат, сбиваются в своих движениях, но не на секунду не перестают смотреть друг на друга.они кончают одновременно, и херботс готов поклясться, что это лучший секс лучшее занятие любовью в его жизни. шривер упирается своим лбом в чужой, оставляя поцелуи по всему лицу, все ещё оглаживая кудри. они дают себе немного времени для того, чтобы отдышаться.сейчас херботс лежит на чужой груди, крепко-крепко прижимаясь всем телом, и выводит понятные одному себе узоры на любимой коже. младший перебирает любимые кудри и довольно улыбается.— вил?— да, малыш? – шривер почти уснул от приятной ласки.к чёрту.он слишком долго врал самому себе.— я тебя тоже люблю.мы найдём баланс.мы будем в порядке.у нас всё будет хорошо