Глава 6 (1/1)
Яркий свет в глаза. Визг тормозов. Страшный грохот. Крик. Мама кричит. Мама!.. Девушка резко села на постели, переводя дыхание и медленно приходя в себя. Еще одна бессонная ночь. Еще одно утро, приправленное тяжелым забытьем и кошмаром, который за столько лет, похоже, стал частью ее самой. Лера устало потерла глаза и поднялась. Он и есть часть ее. Тот вечер врос в ее память, в ее жизнь так крепко, как впилась в ее брата проклятая болезнь.Больница встречала обычной утренней суетой. До начала занятий еще целый час, никого из ребят нет в просторной раздевалке. И нет покоя в душе, в который раз растревоженной тяжелой явью страшного сна. За окном снова дождь?— осень в этом году сырая до мерзости.Лера задумалась, устроившись в уголке у окна. Сегодня у них и с утра, и, а вечернкй лекции Долгорукая. Это значит, что никто не будет придираться, язвить, взрываться без особого повода. От этой перспективы стало еще тоскливее. Хотя ребята любят Анну Петровну, и самой Лере не раз приходила в голову мысль: вот бы стать, как она, чтобы так же уверенно входить в операционную, в ординаторскую, на лекцию и в кабинет главного, чтобы Александр Николаевич хоть раз взглянул на нее, как смотрит на Долгорукую! Хоть раз! Интересно, а… Хватит! Это их дело. Не её.Несколько капель сорвались с козырька и упали на подоконник. Грязные такие, одинокие, не попавшие в общее неистовство непогоды. Крепчал ветер, и дико хотелось под теплое одеяло с кружкой малинового чая.У входа в раздевалку, скрестив руки и опершись плечом о шкаф, уже третью минуту стоял Александр Гордеев. Стоял, любовался и думал. Ленивые мысли о больных никак не желали ловиться, а вот напряженные, трудные вопросы о вот этой самой студентке мешали жить. Да что происходит, честное слово! Он не мальчишка уже, и в его возрасте не пристало засматриваться на молоденьких студенток?— на одну он уже как-то засмотрелся, даже в ЗАГС попал. И вообще, девочки-студенточки предпочитают либо мальчиков, либо солидных мужчин с лексусом под окном пентхауса…Лера взглянула на часы. Скоро ребята придут, а она хотела заглянуть к Филюрину. Вдруг он уже пришел? Обернувшись, замерла. Гордеев чуть дернулся, но положения не поменял.—?Доброе утро, Валерия.—?Ой, Александр Николаевич… А я вас не заметила…Он совершенно не знал, что говорить. Не был готов, не придумал ни русло разговора, ни пути к отступлению. А мысли были так далеко от больничных будней, что придумать что-то быстро он просто не смог. Задумчиво потер бровь, нешироко улыбнулся.—?Премерзкая погодка, правда? Надеюсь, нового главврача на каталке она нам не принесет.Лера только пожала плечами и улыбнулась в ответ.—?Александр Христофорович говорит, что снаряд два раза в одну воронку не падает,?— заметила она.—?У нас еще этот не разорвался,?— загробным голосом поведал Гордеев и спохватился. —?А вы почему так рано? Надеетесь, что вам достанется самый интересный больной?—?Ой! —?спохватилась Лера. —?Я же к Ефиму Андреевичу зайти хотела! Извините меня, Александр Николаевич, я пойду…И ушла, скользнув мимо заведующего отделением, по уши влюбленного в собственную студентку. Гордеев практически ощутил, как у него на шее затянулась болезненная петля. Новый главврач появился на рабочем месте ближе к обеду, хромая и опираясь на высокую трость. Кивнул старшей медсестре, поздоровался с мрачным Гордеевым и поковылял в свой кабинет. Испуганная секретарша предложила вызвать ему Штерна, но сероватый Владимир Корф только отмахнулся?— нервы после общения с доблестными органами ему Штерн вряд ли вылечит. Зато теперь с его злосчастной аварией все ясно, страховка будет выплачена, вот если бы еще так не тянул бок?— и можно жить. Недурно он, однако, начинает свою работу здесь, аж самому тошно.Корф опустился на диван, подумал немного и прилег. Это сейчас ему?— самое оно.В дверь негромко постучали.—?Да,?— ответил Корф, не открывая глаз, едва ли помня, что уже четверть часа валяется на диване.—?Владимир Иванович? —?послышался в кабинете знакомый голос. —?Простите, я не знала, что вы отдыхаете… Вам точно медсестру не надо присылать?Горящие глаза открылись. Опять эта. Что она из себя мнит? Обычная… Корф проглотил мат. И кто только поставил ее на эту должность, интересно? Она ж как в анекдоте?— блондинка, разве что не жеманная?— это с поправкой на провинцию, тут такого добра не часто встретишь.—?Чего вам? —?неласково спросил он, поднимаясь и хромая к столу.Анна пожала плечами.—?Вчера вас не было. Я опасалась… Воспаления нет?—?Мой лечащий врач?— Штерн,?— оперся на крышку стола Владимир,?— это все, что вы хотели от меня услышать?—?Рада, что вы в порядке,?— кивнула женщина, прежде чем выйти из кабинета. Корф сплюнул и вернулся на диван, как только за белобрысой выскочкой закрылась дверь. Как же паршиво! А ведь надо работать. А еще?— это невыносимо. Невозможно быть беспомощным! Да еще когда из себя заботливого врача корчит вот эта вертихвостка. Ей тридцать-то есть? А уже?— зав. отделением! Баба?— зав. отделением. Ему, Корфу, простительно, он?— гений, сын гения. А она кто? Тьфу… Интересно, чья она, а? Бенкендорфа? Нет, старик слишком щепетилен. Кажется, он знает. Уж слишком опекает ее здоровенный зав. нейрохирургией, это даже в коридоре видно…Анна прошла к себе и села за стол. Больной какой-то. Причем, на всю голову. Не там оперировали. Она прыснула. Куда только Сашка смотрел! Хотя… Нет, снобизм Корфа понять можно. Тридцать восемь?— и главврач! Будь он каким-нибудь Ивановым, она бы еще, может быть, засомневалась, но Корф! Она по трудам профессора Корфа еще дипломную писала. Непонятно другое. Что за фанатичное желание угробить самого себя, да поскорее. Неужели так в кресло Бенкендорфа хочется, что и дырка в боку не аргумент?