Откровение (часть 1) (1/1)

POV Катя Пушкарева.—?Ты мо-жешь ме-ня об-нять, мне страш-но,?— попросила я Андрея.—?Мо-гу де-воч-ка,?— он при-сел на кро-вать и при-об-нял меня, но это было не то, что мне было нужно.—?Нет, не так, ло-жись и об-ни-ми ме-ня, толь-ко гла-за зак-рой, ина-че я ни-чего не смо-гу те-бе рас-ска-зать.—?Так хо-рошо? —?Андрюша прилег, крепко меня обнял, а я вцепилась его руку, как в спасательный круг.—?Да,?— мне и правда стало хорошо и спокойно.—?Ка-тень-ка, по-годи се-кун-ду. Ты дол-жна знать толь-ко од-но: я те-бя люб-лю и се-год-ня боль-ше, чем вче-ра. И что бы с то-бой не про-изош-ло, что бы у те-бя не слу-чилось, я на тво-ей сто-роне. Те-бе не нуж-но ме-ня стес-нять-ся или бо-ять-ся осуж-де-ния.—?Спа-сибо,?— машинально сказала я и вдруг поняла, мне не страшно. Мне больше не страшно. Рядом со мной человек, который меня не осудит, и всегда будет на моей стороне. —?Де-нис ис-поль-зо-вал ме-ня. Ис-поль-зо-вал и выб-ро-сил, как ни-кому не нуж-ную ста-рую тряп-ку.Сейчас было очень важно не заплакать, а рассказать все спокойно и обстоятельно, как будто это было не со мной.—?На меня никто и никогда внимания не обращал. У меня не было подруг, единственным другом был Колька, но и врагов у меня тоже никогда не было. А еще я всегда была объектом развлечения, что в школе, что во дворе. Знаешь, дети ведь очень злые, выбирают себе кого-то одного и травят. Я быстро привыкла к насмешкам и оскорблениям и перестала на них реагировать, тогда меня начали поколачивать, нет, не били, просто швыряли от одного к другому с милыми детскими шуточками, типа ?мымра?, а если я при этом падала, то они как бы и не при чем… Знаешь, такая игра… Это было страшно. Я начала зажмуриваться, чтобы не было так страшно. Конец физическим мучениям положили Колька с тетей Ирой. О, тогда разразился страшный скандал. Тетя Ира устроила такую головомойку родителям мучителей, что меня стали обходить за версту, а с Колькой мы очень подружились. Единственно, чего не смогла добиться Ирина Петровна, так это хоть каких-то послаблений от моих ?родителей?, из тюрьмы меня так и не выпустили, и кандалы так и не сняли. Знаешь, я всегда просыпалась с одним чувством, с чувством вины.По мере того, как я рассказывала, Андрей все крепче и крепче прижимал меня к себе. Казалось, что он хочет защитить меня от всего мира.—?В Университете стало немного полегче. Не сразу, поначалу я съела свою порцию дерьма, а вот начиная со второго семестра, когда однокурсники поняли, что я могу приносить пользу: кому-то с контрольной помогала, кому-то списывать давала, кого-то к сессии готовила, ко мне стали относиться довольно терпимо. Не настолько, чтобы при случае не сказать: ?Пугало?, но все же не так, чтобы каждый день и каждую минуту.—?Катюша, ты же знаешь, что ты красивая. Ты очень красивая.—?Теперь знаю. Но тогда… В общем, когда в самом начале второго курса за мной начал ухаживать Денис, я влюбилась в него так, что горы могла свернуть, только бы ему было хорошо. Ну, чего ты забираешь свою руку, Андрюша? Тебе неприятно это слышать?—?Невыносимо.—?Ревнуешь?—?Ревную.—?К прошлому? Ты потерпи, ладно? Все давно отболело, поверь мне, Денис последний человек к кому меня можно было бы ревновать.—?Я потерплю. Прости.—?Ничего, я сама не лучше, устроила тебе вчера вырванные годы из-за Вики, хотя прекрасно знала, что…—?Ты что, тоже ревновала?—?Еще как!—?Но ты же говорила, что это спекта…—?Я врала. Ты прости меня.—?Прощаю. И даже с радостью. Рассказывай дальше.—?Но тебе же невыносимо…—?Не капризничай, я все вынесу, я знаешь какой сильный?—?Какой?—?Вот такой?— Андрей сжал меня в своих медвежьих объятьях. —?Рассказывай.—?Больше всего меня восхищало в Денисе то, что он совершенно меня не стеснялся. Мы ходили по коридорам Университета, держась за руки, он цело… Впрочем, это неважно.—?Катюша, ты можешь рассказывать мне все, я больше руки не отниму.—?Спасибо! Мы даже целовались у всех на виду, и я была такая же, как другие девчонки?— счастливая, влюбленная, свободная. Знаешь, я научилась врать родителям. Тетя Ира подарила мне несколько симпатичных блуз, а Колька купил мне фирменные джинсы, Я переодевалась в туалете Университета, и расплетала свои вечные косички, затягивая волосы в свободный хвост. Правда закончились мои переодевания плохо. Отец выследил меня, изрезал мои джинсы и блузы в лоскутья, а мне самой, в качестве наказания, запрещено было месяц пользоваться компьютером и сладкого меня тоже лишили. Спасибо, что не побили. Больше всего меня порадовало, что когда я снова появилась в Универе в своем вечно виде сhlamydomonas angulosa?— хламидомонада угловатая, Денис даже вида не подал, что ему это не нравится. Зато у меня были и свои маленькие радости. Мама, в смысле бабушка, ни слова не сказала, когда я сделала вид, что у меня прорезался аппетит, и я брала теперь не три пирожка с собой, а шесть. И могла подкармливать Дениса. Правда отец, узнав, что я стала есть больше, сразу же заставил маму отвести меня к гинекологу, как бы и я не оказалась беременной. К тете Ире не повели, знали, что она всегда на моей стороне.—?Бедная моя девочка.—?Уже нет.—?Что нет? Не моя?—?Не бедная. У меня и кредитка есть, и муж богатый, и должность завидная. Слушай дальше…?К моему огромному счастью, все это происходило до четырнадцатого февраля, Дня Влюбленных. Поэтому гинеколог честно смогла сказать маме, что я не только не беременная, но еще и девственница. —?я замолчала. Очень трудно было перейти к самой ужасной части моего рассказа. Андрей, спасибо ему, меня не подгонял, терпеливо ждал, когда я смогу. —?В тот день Денис потребовал от меня доказательств моей любви, сказал, что если мы любим друг друга, то мы должны быть вместе в ночь всех влюбленных, иначе мы расстаемся.Я почувствовала, как кисть Андрюши сжимается в кулак и решила, что не стоит испытывать его терпение и рассказывать ему все подробности той ночи. Достаточно будет ему сказать, что случилось в общих чертах.—?В общем, я… я…—?Ты была с ним в эту ночь.—?Да. Только не ночью, а днем. На ночь отец никогда бы меня не отпустил.POV Андрей Жданов.Как много мне хотелось спросить у Катеньки, и как мне не хотелось ничего знать! Я не понимаю, как такое может быть? Чтобы человек одновременно хотел и не хотел знать? Чтобы человеку одинаково мучительно было от того что ей было с кем-то другим хорошо и так же мучительно, если вдруг ей было плохо или никак? Как такое может быть? Не понимаю! Но это было именно то, что со мной происходило.—?В первый раз я даже не поняла ничего, запомнила только боль, страх и стыд, и больше ничего.—?Он был с тобой груб?—?Что значит груб? Я не понимаю? Если ты имеешь в виду, что он взял меня силой или принуждал, то этого не было.—?Нет-нет, я не это имел в виду. Неважно, прости. Рассказывай дальше.—?А дальше… Дальше я писала за него контрольные, подтягивала его по всем предметам. Единственное, что мешало мне в то время?— это необходимость секса. Вот уж чего мне никогда не хотелось. Возможно, из-за страха беременности, я ведь помнила, что случилось с мамой, возможно, потому, что я бревно, как потом написал Денис.Катюша свернулась калачиком и замерла. Представляю, как трудно ей было произнести то, что она мне открыла. Я поднес ее руку к губам и поцеловал в центр ладони, я помню, что было с ней, когда я всего лишь пальцем водил по этому месту. Но тогда я сделал вид, что ничего не понял, мне нравилось немножко поигрывать с ней. А сейчас, целуя середку ее ладошки, я провел по ней языком, одновременно всасывая ее. Катя напряглась, задрожала, губы ее приоткрылись, а дыхание участилось.—?Хотел бы я видеть этого Буратино,?— сказал я, как диагноз поставил.—?Почему Буратино? —?улыбнулась жена.—?Деревянный потому что, необтесанный, если не смог понять насколько ты чувственна, если не смог раскрыть тебя. Не верь ему, Катенька.—?Хорошо, не буду. Раз ты говоришь, что это не так, значит, не так.—?А тот, кого ты сейчас любишь, не говорил тебе этого?—?Говорил!—?Ну, вот! И почему ты ему не поверила?—?Он мне только что это сказал, и я ему поверила. Сразу!—?Что?!Если она так пошутила, то это подло и глупо. А если нет? Если она придумала своего возлюбленного? У нее вон какая жизнь была, вполне могла и бояться признаться мне, что любит.—?Не шути так, Кать. Это жестоко.—?А я не шучу! —?Катя повернулась ко мне и посмотрела мне прямо в глаза.—?Я не понимаю. А как же… Ты же говорила… Катенька, я не понимаю. Может я что-то неправильно услышал?—?Ты все услышал правильно.—?Но тогда почему…?—?А ты не понимаешь? Значит, я рано призналась. Надо было вначале рассказать до конца.—?Нет! Подожди. Подожди! У меня сейчас взорвется мозг и выскочит сердце. Подожди! Мне нужно все это переварить.—?А ты можешь меня поцеловать, а уж потом переваривать? —?спросила Катюша и густо покраснела.—?Ах ты, маленькая садистка,?— успел прошептать я впиваясь в ее губы. —?Могу ли я тебя поцеловать? —?и снова к губам. —?Могу ли я тебя поцеловать?Я целовал ее глаза, губы, шею и грудь, ласкал ее руками, она выгибалась и дрожала, плакала от желания и стонала. Боль в паху нарастала вместе с возбуждением, но это сейчас было неважно, сейчас было важно, чтобы она поверила, по-настоящему поверила, что никакое она не бревно, а самая что ни на есть страстная женщина.Да, мой раненный друг ничем не мог мне помочь, он только мешал, отвлекая внимание на боль, но у меня еще были руки, губы, язык, черт меня подери! И я ласкал ее, вылизывая ее шелковые губки с венчающим их набухшим бугорком вверху, и высасывая все до последней капли из розового бутона ее, раскрытого мне навстречу, цветка, помогая себе языком и руками. Я еще успел услышать первый вскрик ее полноценной разрядки и провалился вместе с ней в небытие...