Я — это я! (1/1)

POV Катя Пушкарева.Ромка приехал без опозданий, о чем-то пошептался с Андреем и увез нас с Колькой к Юлиане. Как выяснилось, она занималась пиар-раскруткой разных проектов. Даже самых безнадежных. Сейчас таким проектом для нее стали мы с Зорькиным, причем, к моему огромному удивлению, не просто не безнадежным, а очень даже перспективным.—?О! Свет моих очей! Юлианочка, ты хорошеешь с каждым часом. Позволь, душа моя, ручку.—?А сердце? —?Виноградова шутливо ткнула зонтиком в Ромку. Ничего не понимаю, дождя, вроде, не намечается, зачем ей зонтик, который она не выпускает из рук?—?Нет, только ручку. И на время, не навсегда, не для колечка на пальчик. Токмо облобызать.—?Вот же болтун несносный. Здравствуйте! Насколько я понимаю вы Катерина и Николай?—?Да, здравствуйте,?— едва пискнула я, оробев при виде такой красивой, стильной и такой доброжелательной женщины.—?Здравствуйте! А мне можно? —?спросил Колька.—?Что? —?красиво изогнутая бровь Юлианы пошла вверх?—?Облобызать. Нет, я бы и колечко и сердце в придачу, но увы, колечко мне не по карману, а сердце вы вряд ли примете.Я только рот от удивления открыла. Что же это делается? Колька, мой Колька, который и при менее эффектных и недосягаемых барышнях, например, при Марине с нашего двора (обычной смазливенькой пустышке), и слова никогда сказать не смел, сразу красными пятнами покрывался, да заикаться начинал, вдруг разразился такой тирадой! Да так бодро и смело, что будто и не Зорькин вовсе. Это, видно, со вчерашнего вечера у него еще остался запал, когда он нас с Андреем материл.—?Так, этот не совсем безнадежен,?— хохотнула Юлиана, хлопнув Кольку рукою по лбу. —?А вот с Андрюшкиной женой повозиться придется.—?Все так плохо? Безнадежно? —?понуро спросила я, уже поверившая Андрею, что у меня есть потенциал для преображения.—?Нет, не так плохо. Все еще хуже, чем просто плохо. Даже хуже, чем безнадежно. И дело вовсе не во внешних данных. Сделать тебя красавицей можно часа за четыре.—?Тогда что? В чем дело? —?спросила я робко.—?В глазах, вернее в их затравленном выражении. Как будто ты все время удара ждешь. Да вот в этой рабской покорности: ?Все так плохо? Безнадежно??,?— передразнила она меня. Ты не готова меняться, девочка. Не готова принять себя красавицей. Слушай, а может тебе нравится страдать? Тогда я бессильна. Значит так, дорогие мои, программа у нас такая. Ромка!—?Слушаю, о госпожа моей души.—?Держи кредитку. Едешь с Николаем на Воронцовскую, шесть, дробь один, к Сашеньке Воронцову в ?I EGOIST?. Он предупрежден и прекрасно знает, что нужно. Ромочка! Учти, Сашка будет раскручивать тебя на полный гардероб для Николая, предлагать сумасшедшие скидки. Все, что выше трех пар туфель, трех костюмов и пяти сорочек ты оплачиваешь из собственного кармана. Аксессуары и галстуки брать все, что он предложит к этим комплектам. Оттуда на Таганскую к Маришеньке в салон и там встречаемся. Все понятно?—?Да, Юляшечка. Разреши откланяться.—?Стоять! Ишь какой прыткий. По дороге завозишь нас с Катей к Александру Юрьевичу…—?Обалдела? Да Воропаев ее сейчас… —?перебил Виноградову Ромка.—?Обалдел? Я что? Кажусь тебе невменяемой? —?теперь уже Юля перебила Малиновского. —?Если не будешь перебивать, то и фамилию АЮ услышишь. Нам к Саркисяну!—?Так бы и говорила. Поехали.С Ромкой было легко, он смеялся, шутил. Он вообще вел себя безупречно, не взрывался, даже если я и делала что-то не так, не опекал… Вел себя со мной как со старой доброй подругой. А, когда остановил машину у стоматологической клиники, так еще и нас всех заставил смеяться до колик в животе, сказав Юлиане, что доверяет ей самое драгоценное, что есть у Жданова, и если Виноградова развратит этот невинный беременный цветок лотоса (меня), то ей самой придется взращивать его плод.—?Да, девочка,?— сказала Виноградова, когда мы остались одни,?— вляпалась ты в мир высокой моды по самое не хочу. И как тебя только угораздило? Сожрут тебя зималетние крокодилы, без хлеба и соли сожрут.Хорошо, что напомнила, я уже готова была рассказать ей всю правду, таким безграничным доверием к ней, сама не понимаю почему, я прониклась.—?Не сожрут! —?очень твердо и уверенно сказала я. —?Подавятся! Все уже попробовали укусить, и ничего у них не получилось. Вначале я, конечно, испугалась, но у меня замечательный муж, он прямо как… как… как настоящий рыцарь бросился на мою защиту. Если в ближайшее время увидите Милко, не удивляйтесь, что у него синяк под глазом.—?Ого! Это что, Андрюха ему засветил?—?Да! —?сказала я. И вдруг поняла, что никакая это не ложь! Что у меня на самом деле замечательный муж, самый-самый лучший на свете.—?Ничего себе! И Милко не уволился?—?Не уволился, и даже, скорее всего, будет голосовать за Андрюшу.—?И как это Жданову удалось?—?А это уже моя заслуга! Это я опустила Милко Вукановича на его задницу. —?гордо сказала я.—?Черт возьми, Катя! А ты не так уж проста, как кажешься. Я все понять не могла, что в тебе Андрей-то нашел. Ты мне показалась аморфной, апатичной рыбой. А ты… Ты меня удивила. Еще как удивила. Раскраснелась, глаза блестят, в глазах появились чертики. Нет, Катюха, ты не безнадежный проект, ты, можно сказать, будешь успешным проектом. Я собиралась превращать тебя в тургеневскую барышню, но это не твое. Стилисты, конечно, и без меня разберутся, но думаю, что тебе подойдет стиль сорванца, стиль шансон и стиль роковой женщины. Ты как?—?Роковой женщины? Какая из меня роковая женщина? — сказала я вслух, а про себя подумала, что если за роковую, принимать злой рок Андрюши, то все верно, я роковая.—?Все, решено! ?Тореадор, смелее в бой?,?— пропела она. —?Вперед, на штурм гламура!Через сорок минут брекеты ушли в прошлое, а зубы мне отбелили и покрыли каким-то составом, так что теперь я стала обладательницей голливудской улыбки. Мамочка, держите меня трое! Я, Катя Пушкарева, могу ходить по улицам родного города и позволить себе улыбаться, не важно чему, людям, солнцу или дождю. Я могу улыбаться! И никто в отвращении не отведет взгляда от моего лица.Счастье, ни с чем не сравнимое счастье и свободу испытала я в тот момент, когда впервые увидела свою ослепительную улыбку. Как будто вырвалась из тюрьмы, где брекеты служили железными конвоирами.Следующими на свалку истории отправился Гарри Поттер, вместе с его очками, страхами и волшебными палочками. Зачем мне волшебные палочки, если есть контактные линзы и очки, превращающиеся из кошмарного ужаса в предмет модняцкого аксессуара, делающие лицо интереснее, а не страшнее? Долой волшебные палочки, оставляем только фею, уверенно превращающую Золушку в принцессу.—?Ну, что, Катюха, повеселела? А ведь это только начало.—?Спасибо, Юлиана Филипповна. Большое вам спасибо.—?Кать, предлагаю прогуляться пешком до салона Мариши, по дороге заходить в разные бутики и скупать все, что я посчитаю нужным, ты не против?—?Нет, не против, только я не знаю, сколько у меня денег на кредитке.—?Катенька, если ты еще не поняла, сообщаю, что твой муж не беден. А в отношении тебя у меня очень четкое распоряжение?— безлимит. Ясно? Более того, звонил Павел Олегович и очень просил меня не экономить на тебе.—?Павел Олегович? Но он меня ни разу и не видел.—?Значит, проникся ожиданием внука. Ты знаешь, как давно Ждановы ждали… О! Ждановы-ждали! Смешно. Так вот, они давным давно хотят наследника.—?А наследница им не подойдет? —?спросила я, соображая, как побыстрее соскочить с этой скользкой темы.—?Подойдет! Ладно, Катюха, пошли. Только чур, не спорить со мной. Даже если я выберу что-то экстравагантное. Договорились?—?А если я это никогда не надену на себя?—?Никогда не говори никогда, детка. Пошли. По дороге расскажешь мне, как ты докатилась до жизни такой?—?Какой это такой?—?А вот такой,?— Юлиана рукой показала на мой балахон.Не знаю почему, может хотелось, чтобы Андрей меня одернул, чтобы велел мне переодеться, не знаю, но я с утра напялила все тот же коричневый страшный костюм от ?мадам Пушкаревой?. Андрюша не сказал ни слова, может, махнул на меня рукой, а может, боялся, что я снова полезу в бутылку, но факт остается фактом?— я стояла перед Юлианой не в тех прекрасных нарядах, которые мне муж купил, а в тяжелом родительском наследии. Увы.Для начала я рассказала Виноградовой нашу с Андреем легенду. Ну, ту самую, помните? Банк ?ЛлойдМорис?, кредит, любовь, беременность, свадьба… А потом, незаметно даже для себя перешла к правде. Мне ведь самой очень хотелось понять за что родители надо мной так издевались.—?Сколько себя помню, всепоглощающая любовь папы и мамы. Жизни свои могли, да и сейчас могут, отдать за меня, а даже зубы почистить я не могла лишний раз, у меня тут же спрашивали, а почему это? А может я курила в форточку, и теперь пытаюсь запах перебить? Знаешь… Ой, простите, знаете…—?Катя, а давай на ?ты?? Так проще.—?Давай,?— обрадовалась я, так Юлиана становилась ближе, а мне хотелось подружиться с ней, у меня никогда не было подруг. —?Знаешь, у меня даже было подозрение, что где-то в младенчестве я натворила что-то ужасное, и меня не посадили в тюрьму только по малолетству. Отдали родителям под надзор на поруки на перевоспитание, вот они и стараются, перевоспитывают.—?А бунтовать не пробовала?—?Почему не пробовала, пробовала, только мне всегда очень быстро становилось их жалко.—?А себя?—?А со своей участью я смирилась.—?Дуреха! Это же твоя жизнь, одна единственная, второй не будет. И в этой жизни для тебя главное?— это ты! Понимаешь?—?Нет. А как же Андрей?—?А никак. Не любишь ты его, Катюша.—?Как это не люблю? Очень люблю.—?Не любишь, не можешь любить. Просто не знаешь как это?— любить. Вот какая у нас одна из самых главных заповедей?—?Не убий?—?И это тоже, но я сейчас о другой: Возлюби ближнего твоего, как самого себя. Если ты себя не любишь, откуда тебе знать, как любить ближнего? Запомни, ты?— это мерило любви. Полюбишь себя, весь мир полюбить сможешь. Повторяй за мной: Я?— это целый мир!—?Я?— это целый мир!—?Таких, как я больше нет и не будет!—?Таких, как я больше нет и не будет!—?Я себя люблю!—?Я себя люблю.—?Не так, еще раз.—?Я себя люблю!—?Не верю, еще!—?Я себя люблю!—?Еще!—?Я себя люблю!!! —?закричала я так, что прохожие начали оборачиваться. Но мне было на это наплевать. В какой-то момент я испытала эйфорию, какое мне дело до любопытных прохожих? Я?— это целый мир, таких, как я больше нет, не было и не будет! Я достойная любить себя, хотя бы за это. И я достойна, чтобы меня любили. Потому, что я?— это я!