Часть 18 (1/1)

—?Андрей, ну что ты прилип к окну? Вы с Федором как договорились?—?Он позвонит, когда они подъезжать будут.—?Вот видишь! Так что не волнуйся, мы не прозеваем их приезда.—?Катюша, иди сюда,?— я подошла к мужу,?— посмотри на окно Ритиной комнаты, только аккуратно, чтобы дети тебя не увидели.Как я и думала, дети пошли в отца, такие же нетерпеливые. Прильнули к окошку, лица радостные, о чем-то переговариваются, надеются первыми увидеть въезжающую в ворота машину и выскочить во двор.—?Хорошо, что тебе пришло в голову пригласить к нам Ольгу Вячеславовну, Андрюша. Это было спасением.—?Да это не мне пришло в голову, это девочки так решили. Я тогда приехал в ?Zimaletto?, собрал твой бабсовет, обрисовал ситуацию, и… Знаешь, ведь все, как одна захотели помочь маме, но Оленька настояла, что это будет она, мол у других семьи, дети, а она одна, вполне может переехать к нам и побыть маминой сиделкой. Тем более, что им и вспомнить есть что, и отношения у них всегда были хорошие, ровные, и даже уколы она делать умеет. И согласись, она помогла, очень помогла, мама с ней начала оживать не по дням, а по часам.—?Это потому, что маме было с кем часами говорить о Павле Олеговиче, Оленька столько лет проработала с ним. Мне даже кажется, что они на почве папы подружились, хотя и раньше вроде никогда не ссорились. Ты у меня просто молодец.—?Это ты молодец, ты придумала отправить их обеих в лечебный санаторий. Всего месяц прошёл, а и Ольга Вячеславовна здоровье подправила, и мама уже может ходить, нормально разговаривает, может себя обслуживать сама.—?Андрей, знаешь, что мне мама заявила, когда мы с детьми навещали ее в последний раз?—?Знаю, она мне тоже заявила, что будет жить у себя. Но я категорически против этой идеи.—?Я тоже. Мне кажется, что самым разумным будет поселить маму в левом крыле. Так она и свободы не потеряет, там вход отдельный, и всегда будет рядом.—?Не согласится она.—?Согласится! Надо только обставить все так, что это не она в нас нуждается, а мы в ней. Понимаешь? Например, попросим ее учить детей немецкому и английскому, и вообще следить за их учебой.—?А ты не боишься, что мама из ребятни сделает роботов, эдаких светских марионеток?..—?Нет! Не боюсь. Знаешь, когда она рассказывала мне о своей жизни, я поняла, что она сама очень страдала от того, что из нее до такой степени вытравили все человеческое, что она никогда не позволяла себе эмоций, не позволяла проявлять чувств, что не жила, а только играла в жизнь. Понимаешь? И мама ни для кого такой жизни не хочет, тем более для Ромки с Ритой. Она любит их. Любит по-настоящему.—?И меня? —?и столько в этом вопросе было зареванной обиды детства, что у меня сердце сжалось.—?И тебя любит, очень любит, Андрюша. Только…—?Что?—?Она всегда боялась тебя потерять, вот и старалась не привязываться. Ты же знаешь, что у Маргариты Рудольфовны до тебя было двое детей.—?Знаю, они не выжили.—?Вот и тебя она боя…—?Кать,?— перебил Андрей,?— почему мама с тобой откровеннее, чем даже со мной?—?А ты когда-нибудь заходил к ней, чтобы просто поговорить? Не узнать, как она себя чувствует, а поговорить, рассказать о себе, поделиться с ней чем-то, что наболело, как со мной?—?Нет!—?А ты попробуй! Ты пойми, ей очень тяжело раскрываться. Как же тебе объяснить? Ну, вот смотри… Ты в детстве не боялся обнять маму, так?—?Так, но… Мне всегда казалось, что она дежурно меня обнимает в ответ.—?Дежурно! —?горько усмехнулась я. —?Хорошо, пусть дежурно, как тебе это тогда казалось, но обнимала. А ее за то, что она, смела броситься к матери, с пяти лет наказывали. Она даже плакать не имела право, когда ее секли?— это тоже было нарушением приличия, за это тоже было наказание. Разницу чувствуешь?—?Маму секли? —?Андрея передернуло.—?Да. И сейчас ей очень хочется недополученных и тепла, и ласки, и доброго слова. И она готова не только получать все это, но и давать. Но она… Понимаешь, у нее есть чувство вины, особенно перед тобой, и она считает, что недостойна внимания с твоей стороны.—?Передо мной? Да ведь тебя она вообще…—?А за меня ты не беспокойся! Мы с ней всё выяснили, всё до капельки. И у меня нет проблем, я искренне могу ее обнять и даже поцеловать, и она это не только принимает, но и сама ко мне тянется. И ты попробуй! Попробуй с ней просто поговорить, вам обоим станет гораздо легче.—?Мам-пап! —?закричали дети у нас за спинами. —?Вы чего здесь стоите? Бабуля приехала!***Глава последняя. ?Убить дворняжку?.Мы с Андреем пришли в их дом через пару дней после похорон Павла Олеговича, когда еще не было ясно выживет ли Маргарита Рудольфовна, но документы в больницу необходимо было принести. Пока Андрей искал все, что было нужно забрать, я бесцельно ходила по кабинету, не в силах одна выйти в коридор и снова уткнуться взглядом на дверь в ванную комнату. В какой-то момент что-то привлекло мое внимание в камине, я подошла ближе и увидела белые листы с напечатанным текстом, видно их пытались сжечь, но бросили в уже погасший огонь.Я аккуратно достала листы, отряхнула их от золы и взглянула на первый попавшийся. Это был документ, подтверждающий, что Олег Александрович Жданов является родным братом Андрея Александровича Жданова.К документу был подколот лист, на котором четким, уверенным почерком от руки было написано:Маргарита родила сына, крепкого, здорового мальчика, как и положено роду Мильке. Мальчика назовут Андреем в честь ?родственника?. Когда-нибудь это поможет ему сделать хорошую дипломатическую карьеру. Главное, успеть переписать родословную. Я сделал первый шаг, мне удалось записать нашу дворняжку Пашку родным племянником Жданова, того самого Жданова, который августе сорок шестого года выступил с докладом. Этот доклад лёг в основу партийного постановления о журналах ?Звезда? и ?Ленинград? и мать нашей дворняжки, работавшая в ?Звезде? редактором, отсидела пять лет. Того самого Жданова, благодаря которому его дед и бабка по материнской линии не пережили блокаду Ленинграда. Но это отдельная история, и я обязательно ее запишу.Я все запишу, когда-нибудь Пашка это прочтет! И поймет всю изящность моей мести. Может тогда он поймет, что нельзя лезть суконным рылом в калашный ряд?! Родился дворняжкой?— роднись с дворняжками! Или получай по заслугам. У меня по спине тонкой струйкой потек пот, я поняла, что скорее всего, Павел Олегович в тот ужасный вечер нашел эти листы, и прочел их, и это его убило. Марго хотела их сжечь, но видно была в таком состоянии, что и не заметила, как камин затух.—?Катя,?— раздался голос мужа,?— я все собрал, пойдем.Я заметалась по кабинету, не зная на что решиться. Забрать документы и сразу же их уничтожить, не говоря об этом даже Андрею? Показать их мужу? Спрятать и потом передать Марго? Бог его знает, а вдруг там что-то нужное, что-то важное, и Маргарита Рудольфовна их бросала в огонь только в порыве?—?Катюша, ты не уснула? —?я услышала звук шагов, Андрей шел в кабинет, я успела спрятать бумаги под пальто и даже чуть-чуть отдышаться. —?Ты что такая бледная?—?Не по себе мне, Андрюша здесь.—?Мне тоже. Пошли.***…Это было третий день после того, как Марго упала. Уже несколько раз мы говорили с ней по душам, стали чуть ближе и понятнее друг другу. И я решилась.—?Маргарита Рудольфовна, я должна вам сказать что-то очень важное.—?Говори.—?Я боюсь.—?Катенька, даже если ты мне сейчас скажешь, что… Да что угодно! Хотя нет, не все, что угодно. Нюсю я не позволю выгнать. А все остальное я постараюсь принять. Даже если ты не позволишь мне больше видеть детей. Мне будет без них очень больно и плохо, но я пойму, что это заслуженно.—?Маргарита Рудольфовна, да вы что? Вы чудесная бабушка, разве я враг своим детям, чтобы лишать их общения с вами? Нет, я не об этом, я боюсь за вас.—?За меня?—?Да. —?я еще с минутку решалась. —?Я знаю, почему умер Павел Олегович. Документы не сгорели, вы бросили их в погасший камин.—?Ты все прочла? —?белыми бескровными губами спросила свекровь.—?Нет, только два листа. Документ о родстве со Ждановым, и приписку к нему.—?Андрей знает?—?Нет. Это не моя тайна и… И я не знала, как мне поступить,?— расплакалась я. Господи, ну почему я такая? Пришла, чтобы поддержать Марго, а сама разревелась, как клуша. —?Что мне делать, Маргарита Рудольфовна?Она долго, очень долго молчала, думала, кусала губы и хмурилась.—?Разведи огонь в камине, помоги мне сесть в инвалидное кресло, дай мне документы и отвези меня к камину. А потом оставь одну, пожалуйста.—?Я сделаю все, как вы просите, только одну я вас не оставлю. Я буду молчать, я даже не буду смотреть, что вы делаете, но оставить вас одну в таком состоянии я не могу, и не просите.Она снова очень долго думала.—?Хорошо, я постараюсь забыть о твоем присутствии, а ты не бросайся меня жалеть, ладно?—?Ладно.***Маргарита Рудольфовна брала лист, прочитывала его и бросала в огонь. Потом второй, потом третий… Пока не дошла до справки о ?родстве? и приписке к ней.—?Будь ты проклят, будь ты навеки проклят,?— вскричала она и бросила в огонь все остальные листы не читая. Она даже не плакала, сидела, как каменная, и смотрела, как горит в огне ее проклятье. —?Катенька, перемешай золу, чтобы все до кусочка сгорело. И ничего никогда не рассказывайте Андрею. Он не должен стыдиться ни своего имени, ни своего деда.Я сделала, как она просила.—?А теперь я хочу лечь спать, и проснуться уже без прошлого…***—?Бабулечка приехала! —?Рита понеслась к машине.—?Бабушка! —?вторил ей Ромка, не отставая.Мы стояли у дверей и смотрели, как впереди всех несется собака Нюся, как с разбегу запрыгивает на руки к Марго, облизывает хозяйку, а та целует и гладит ее, свою дворняжку…