Часть 8 (1/1)
—?Катя, дети меня видели?—?Какие дети? —?от неожиданности девочка вздрогнула, наверное, была погружена в свои мысли.—?Внуки.—?Аааа! Вы имеете в виду после болезни?—?Да.—?Ромка не видел, он бежит от всего, что может создать ему чувство дискомфорта. А заставлять мы не стали.—?Правильно, ты очень мудрая. А…—?Риточка? —?она поняла, что я не помню имя внучки, и тактично мне подсказала.—?Риточка… —?девочке дали мое имя. Вот кого я видела в своей памяти! Риточку! Свою златовласую, кареглазую внучку.—?Маргарита Рудольфовна, ну, пожалуйста, не нужно плакать. Ритуля вас видела, она сама захотела.—?Испугалась?—?Ну, что вы, конечно нет. Она у нас собирается быть врачом. Правда ветеринаром, как Айболит, но все-таки доктором. Ритулька долго сидела рядом с вами, все руку вам гладила и просила: ?Бабуля, возвращайся?.—?Я хорошая бабушка?—?Вы чудесная бабушка, Маргарита Рудольфовна,?— Катя сделала судорожный вдох, стараясь им сдержать рыдания. Она не врет, я бы почувствовала. Тогда почему мой вопрос вызвал ее слезы?—?Но есть одно ?но??—?Есть. Мы очень трудно к этому шли.—?Не рассказывай, я сама.—?Не буду… —?девочка помолчала. —?Маргарита Рудольфовна, мне нужно идти, сейчас придет Андрюша. Пригласить сиделку или хотите побыть одна?—?Нюсю принеси, если можно.—?Конечно,?— Катя вышла и через минуту вернулась со щенком. —?Не скучайте тут без меня. —?Боже, какая умница эта девочка! Она не дает мне почувствовать себя обузой. Не извиняется за то, что уходит, не отпрашивается, она рядом, когда может и хочет. А для выноса горшка есть и сиделка. Чудесная девочка, тонкая.Мягко ступая по кровати, Нюся все ближе и ближе подбиралась к моему лицу, аккуратно коснулась его лапкой, присела, принюхалась, подышала мне в ухо, тяжко вздохнула и пошла в обход моего тела, охая и вздыхая при каждом шаге, как старушка, которая вынуждена отправиться в дальний путь. Потом присела, чуть-чуть поскулила, и, видно решив, что ей вполне по силам лазить по горам, начала карабкаться на меня.Я все пыталась понять, куда же Нюся хочет добраться, и главное зачем? И я поняла, когда малышка устроилась с парализованной стороны лица и, судя по звукам, начала облизывать щеку. Увы, я ничего не почувствовала, но все равно была очень благодарна щенку, за желание меня ?полечить?…***Эпизод четвертый. ?На поклон? (продолжение).—?Пашенька, прости, я не хотела тебя обидеть, прости. Я не знаю, как это у меня вырвалось.—?Я не обижаюсь. —?а глаза упорно смотрят в пол. —?Рит, может нам правда лучше развестись, раз ты не хочешь…—?Не смей даже заикаться об этом! —?от возмущения я топаю ногой. —?Я люблю тебя, ты понимаешь? Тебя! И ребенка я хочу только от тебя, Пашка. Ну, скажи, милый мой, мой хороший. Неужели тебе правда легче благословить меня на измену, чем попросить помощи у моего отца? Я сама буду перед ним унижаться, сама буду его просить. Я все сделаю сама, тебе нужно только согласиться, Пашенька.—?Это патовая ситуация, Риточка. Я ведь предложил тебе забеременеть от другого не потому, что мне все равно с кем ты! Ты просишь, чтобы я тебя понял. Я понимаю! Ты женщина, ты очень хочешь ребенка. Я по…—?А ты не хочешь?—?Очень! Очень хочу! Но поверь мне, Ритусь, я так тебя люблю, что мне вполне будет достаточно знать, что это твой ребенок, и он станет моим.—?А я? А как же я? Ты хочешь ребенка от любимого человека, правильно?—?Да! Если он будет твоим, то и моим тоже!—?Я тоже хочу ребенка не от случайного прохожего, а от любимого человека. Я хочу видеть в нем твои черты, и не чувствовать себя виноватой, что у меня есть ребенок, а у тебя нет! Да и не смогу я ни с кем другим лечь в постель, Пашенька,?— последнее предложение я уже не говорю, а провываю. ***Я точно помню, что этот разговор я завела не впервые. Помню и то, что Павел приводил мне всегда один и тот же аргумент:?— ?Если мы согласимся продаться в рабство, нас больше не будет. Это будем уже другие ?мы?. И я всегда с ним соглашалась. Но в тот момент… Я даже не знаю (а скорее всего, просто не помню), как и почему, возможно потому, что я взвыла от одной мысли, что мне придется переспать с кем-то другим; возможно потому, что мы только что потеряли дочь; возможно потому, что он не смог больше чувствовать своей вины, а может просто потому, что очень меня любил, но он решил пожертвовать собой.***—?Я доложу о вашем приходе, фрау Маргарита,?— Хелма уходит вглубь квартиры, постоянно оглядываясь и прижимая руку ко рту. Что это? В голосе Хелмы я слышу слезы! Она что, и правда меня любит? —?Вы можете пройти в кабинет,?— громко. —?Повинитесь, фрау Марго, он знает о вашей беде, он поможет,?— почти беззвучно, на самое ухо. Я иду в кабинет, заранее склонив голову и придав своему лицу покаянный вид.—?Здравствуйте, папенька. —?делаю глубокий книксен.Он стоит лицом к окну, ко мне в полупрофиль и даже не оборачивается на звук моего голоса.—?Папа, я приползла к вам на поклон, как вы того и хотели. —?слезы от унижения и злости готовы политься ручьями, но я хорошо помню, что это моветон и стараюсь не рассердить отца.—?Приползла, когда помощь понадобилась? —?голос сухой, чужой и торжествующий.—?Да, папа, мне… Нам с Павлом очень нужна ваша помощь.—?Вам с Павлом?—?Да.—?Я не стану помогать этому щенку, пока он сам не приползет сюда.—?Он приползет.—?А ты, стало быть, в разведку?—?Папенька. У меня рождаются ме… мерт… —?я никак не могу произнести это слово, запинаюсь, и вдруг понимаю, что я его ненавижу! Так ненавижу, что начинаю глазами шарить по его массивному дубовому столу в поисках чего-нибудь потяжелее.Мне становится так страшно от своей ненависти, что я чувствую, как сознание покидает меня. Он, видно, тоже чувствует мою ненависть, спинным мозгом чувствует, резко оборачивается и кричит:?—?Хелма, скорую!***Эпизод шестой. ?Продано?Год тысяча девятьсот семьдесят четвертый. Я в Берлине, лежу в гинекологической клинике в отдельной палате. Мой живот огромен, а ведь я только на седьмом месяце беременности.—?Ритуль, на, ешь! Знаешь сколько железа в антоновке? —?Павел подает мне большое зеленое яблоко.—?Сколько?—?Много.—?А ты надолго?—?Нет, солнышко, только на три дня.—?Всего? —?я расстраиваюсь, но стараюсь не подать вида.—?Рит, не обижайся, я же…—?Начальник цеха,?— перебиваю я мужа,?— работы очень много. Я все понимаю, но я соскучилась.—?Я тоже.—?Рассказывай, как вы там.—?Кто это ?мы?? Мы, Николай второй?—?Нет, мы?— это Павел Первый,?— смеюсь я.—?Все замечательно. В детской ремонт сделали, и даже обставили комнату.—?Папа постарался?—?А кто еще?—?Ой, Павлуша, даже не верится, целых три комнаты, и все наши!—?Рит, папа торопит с решением...—?О партии, или о документах?—?И о том, и о другом.—?Знаешь, Пашка, если ты сейчас скажешь, что ну его к дьяволу, то потяни хотя бы до родов. А вдруг?..—?Нет! В этот раз все хорошо будет, вот увидишь. Я разговаривал с врачом, он уверен, что у нас будет девочка. Хорошо, что девочка. Твоему отцу нужен наследник, значит, и со вторым ребенком он нам поможет.—?Все равно, подожди до родов.—?Доктор уверен, что она родится здоровенькой.—?Все равно, подожди до родов.—?Я не собираюсь обманывать Рудольфа Бруновича.—?Значит, решился?—?Решился. Ради тебя и девочки. —?я плачу.Плачу, потому что беременна, а значит, и глаза на мокром месте; плачу потому, что Паша так меня любит, плачу потому, что только что муж сообщил мне о том, что продался отцу с потрохами. Наверное, это не такая уж большая плата за счастье иметь ребенка? Но мне все равно больно.Отныне у Паши будет совершенно другая биография, папа купил ему ?родословную?, и отныне мой муж, на дух не переносящий даже слова ?коммунист?, станет кандидатом в члены КПСС. Это цена за Андрея!***За Андрея? У меня не дочь, а сын! Господи, я все вспомнила!