Folies d`Espagne (Диего и Ребекка) (1/1)

Испанское безумиеПроступок должен быть предтечей преступления: Кто может правило нарушить без зазрения, Нарушит и закон, когда придет пора. Свои ступени есть у зла, как у добра.(Жан Расин)?В тебе ещё слишком много от человека, Ребекка?, – с укоризненным равнодушием раздавался над ней голос Эрагона. Каждый раз, как её вновь и вновь тянуло на землю, где четырёхлетняя крошка упорно просилась туда, где мама. Тяжело, слишком невыносимо тяжело. Так нельзя. Невозможно забыть, она может только уйти, с головой нырнуть в свою новую сущность, отвлечься от невыносимых мыслей об одном и том же. Лишь совсем недавно из серых ставшие белоснежными крылья мягко шелестели за спиной женщины. Нет, кем бы она ни стала, Ребекка Уокер всегда останется человеком. Никогда не смирится с тем, что так рано, так несправедливо рано перестала существовать. Только несколько коротких лет – любимой женщиной и совсем немного – матерью самой милой малышки на свете. И оставшийся недописанным проект взаимного туристического соглашения между близлежащими республиками. Если бы знать наверняка, что ещё тогда, три столетия назад ныне утратившие всякое могущество острова считались тем самым Новым светом, той terra incognita, что так манила Европу...А может быть... может быть, не всё ещё потеряно? Быть может, ей ещё удастся... Тот молодой демон, Геральд, совсем недавно ставший преподавать в школе, говорил про библиотеку в Аду, где хранится одна книга с историей... На прошлое повлиять невозможно, иначе её давно бы не было здесь, но его можно увидеть. В Аду... Но хорошо. Всё когда-то надо делать в первый раз, и спускаться под землю тоже. Страницы зашелестели под торопливой рукой, Ребекка прикрыла глаза, найдя нужную, крепко вжала ладони в пожелтевшую от времени бумагу. Белоснежные крылья затрепетали за спиной сильнее. Ну же...Умением Ребекки всегда оказываться в нужном месте восхищались. Некоторые даже завидовали. Невольный вздох вырвался из груди, когда она открыла глаза. Обстановка небогатого, даже аскетичного по меркам испанского двора кабинета показалась неизбалованной историческими экскурсиями женщине роскошью. Стол с бронзовыми накладками эбенового дерева, витая решётка на окне, шёлковые портьеры, удивительно тонкие песочные часы на столе и бумаги, бумаги, бумаги... Скрипнул стул, тонкий палец заскользил по карте Вест-Индии, погружаясь в творящуюся прямо на её глазах историю. Ребекка даже не успела удивиться, с каких пор умеет читать по-испански. ... Вернувшегося после утреннего смотра в казарме губернатора Санто-Доминго ожидал любопытный сюрприз. Приблизительно такой же он видел нарисованным на стенах собора Сантьяго в родном Мадриде. Но это существо в белых одеждах (для полного сходства с ангелами за его спиной слегка трепетали сложенные крылья) всё-таки гораздо больше походило на женщину. Белокурую, как раз как ему всегда нравилось. Но крылья – это ещё полбеды. Ангел сидел за его столом. Ангел с рвением, достойным лучшего применения, ворошил его записи. Ангел курил его сигару, по-хозяйски стряхивая пепел в пустую чернильницу. Наконец, ангел не пошевелил даже бровью, когда он вошёл и не только не соизволил исчезнуть, как полагается всем порядочным привидениям, но даже не поднял головы.– А этот святоша ещё говорит, что я попаду в ад. Нет, дьяволов я, конечно, я уже видал – правда, для этого мне понадобилось четыре бутылки – но такое со мной в первый раз – да ещё и на трезвую голову.Застигнутая врасплох Ребекка вскочила и подняла глаза на вошедшего. По вольности обхождения узнала в нём хозяина, по густым эполетам – военного, по звезде на груди – орденского кавалера. Она никогда раньше не видела людей из прошлого, и ей была нужна эта пауза, чтобы понять, как с ним говорить. – Не бойся меня, смертный. Ты видишь меня потому, что этого ждала твоя душа. Искорёженная улыбка замирает на губах кабальеро. – Будьте покойны, в семействе де Очоа страх никому не ведом. А вот кто вы... Что, я уже умер, и мою душу пора провожать на тот свет?Де Очоа. Она часто встречала это имя в бумагах. А зовут Диего. Очень по-испански, на самом деле. Что? Конечно, умер! И он сам, и все, кого он знает, и уже очень давно. Ребекка уже собиралась подтвердить, но в голосе губернатора было столько бравады, столько запальчивой удали, столько полной, всепоглощающей любви к жизни, что она покачала головой.– В твоей груди бьётся живое сердце, – не зная, почему, Ребекка потянулась к нему ладонью, дотрагиваясь до груди. Стук был таким сильным, что она замерла, слушая его, как симфонию. Как давно она не ощущала живого, человеческого биения так близко. Жизнь клокотала, пенилась в нём, как вино в бокале, передаваясь ей – пятнадцать поколений спустя – и давно почившей.– Церковники считают, что у ангелов нет пола, а я так вижу, что если б вот здесь, на этом месте стоял сам папа римский, я и ему бы сказал, что женского в тебе больше, чем мужского, – улыбка искрится в каком-то предвкушении. – Может быть, у тебя даже грудь есть? – Ты осмелишься проверить? Крепкая мужская ладонь смело легла на декольте. Сжала. Ребекка охнула и не отстранилась. Мало. Слишком мало в её жизни было адского пламени. Кто это сказал – если хочешь избавиться от искушения – поддайся ему? Демоны, как и ангелы – они всегда недооценивают смертных. – Если бы ты был дьяволом, мы бы нарушили закон Неприкосновения, – она ещё не двигалась, но не препятствовала ему целовать своё тело сквозь белоснежную ткань платья. Диего что-то прошептал про чашу райского наслаждения, которую намеревается испить до дна (почему-то при этом всё время упоминая какого-то святого отца, который должен позеленеть от зависти), но прислушался, по-видимому, придавая больший вес её словам, чем таких же смертных, как и он сам. – Скажи... скажи это ещё раз. Скажи, что ваше ангельское смирение не выдержит моих прикосновений. Как... как называть тебя? – Меня зовут Ребекка. – Матоака Покахонтас Ребекка, – Диего на миг остановился, кивнув собственным мыслям. – Хех, я о тебе слышал. Значит, ты и после смерти всегда выбираешь мир?Женщина прижала его голову к себе, приминая спутанные кудри. От близости к гулко стучащему сердцу человека, уже истлевшего в могиле, когда на свете не было даже её прапрабабки, от жара его тела её томило в груди. – Да. Я всегда выбираю этот мир. Водоворот слышит каждое произнесённое слово. Но никогда ему не услышать, как по щекам самой непреклонной из ангелов, вечно земной Ребекки стекают слёзы и как, стыдясь их даже на земле, она сильнее приникает к охваченному жаром испанцу.