Борьба (1/1)

Джизас смотрит в небо, щурясь. У Джизаса зрение после мучений и фальшивого креста становится не таким острым, не настолько живым – Джизас прищуривается, стараясь разглядеть в небе хоть что-то.Джудас ласково касается его локтя. Джудас маленький, хрупкий и тонкий, Джудас утыкается ему между лопаток лицом, обнимая поперек спины. Джизас не знает, видит ли он ангела, что нависает над ними грозной тенью, занося меч. Он только надеется, что нет. Он может только верить истово, что нет. Что Джудас наслаждается тихими мгновениями вместе, вечерами, когда Джизас может быть рядом, ласково касаясь.Джизас честно старается за него держаться. Джизас старается всем существом не думать о том, что было предрешено, чему Джудас осознанно стал преградой. Чему Джудас помешал, сверкая синими глазами в небо и так отчаянно, так страстно, так искренне ненавидя.Джизас чувствует эту его ненависть. Джизас от неё, на самом деле, вздрагивает, словно от удара — в Джудасе этой ярости, направленной в небо, к богу и его глупой (не)справедливости чересчур много. Джизас чувствует, что это кончится чем-то страшным.Джизас за него все ещё боится в миллионы раз больше, чем за себя.Ангел хмуро стоит рядом. Джизас поворачивает голову — ещё один замирает истуканом за джудасовым левым плечом.Стража, райская равнодушная ангельская стража. Кто бы сомневался.Джизас, наверное, знал где-то в глубине души: их не оставят в покое. Не после того, как посмели нарушить божественный план, не после того, как бросили вызов.У них нет даже капли времени — а оно, как назло, рядом с Джудасом утекает сквозь пальцы словно пресная вода.Джудас ангелов, кажется, не видит. Джудас ведёт руками чуть выше, вжимаясь.— Замёрз? — негромко спрашивает Джизас, накрывая его пальцы своими. Джудас мотает головой, елозит лбом по его спине, неровно и часто горячо дышит.Джудас, на самом деле, наблюдательнее, чем кажется. Джудас маленький и верткий, он пусть и не видит суровых крылатых теней — но чувствует сгустившуюся опасность. Джудас обнимает его так отчаянно, точно боится, что Джизас вот-вот исчезнет.Джизас не уверен, что "словно" — это слово, которое подойдёт.— Я боюсь, — тихо признается он. — Я боюсь, что они явятся снова. За тобой.Джизас знает, что должен ему сказать. Джизас даже знает, что ему сказать: что жертву за людские грехи не оставят в покое, что Джудас ещё, может быть, сможет спастись, если его оставит и покается, что Джизасу так просто не позволят быть счастливым.Джизас только не знает, к а к. Как сказать ему о том, что их общая жертва была напрасной, что фантомный крест закончился ничем. Как просить его уходить, если у тонкого, на зверька похожего мальчишки больше и нет никого.Джизас разворачивается в его руках, чувствуя, что божья десница замирает на этот раз за его собственным плечом. И как прежде держит меч, всегда готовый пронзить их насмерть пресветлым клинком.— Они заберут, — наконец, серьёзно выдыхает он без тени улыбки. У Джудаса стремительно кровь отливает от лица, белеют щеки, едва не оттеняя грязно-серый хитон. Джудас сжимает костлявые пальцы до боли на его плечах, глядя отчаянным взглядом в глаза.— Заберут? — заполошным выдохом отзывается он, неверяще глядя в глаза. — Мы же... Я же... Ты же... Пытка... Крест и гвозди...Джизас улыбается грустно и задумчиво. Пытка. Пытки недостаточно для искупления каждого из человеческих грехов. Их могла бы искупить одна только смерть, искупление, жертва — а умирать Джизасу не хочется даже за людей. Не теперь.Он мягко касается губами бледного лба, привычно задерживая дыхание. У Джудаса в груди так панически и нервно колотится упрямое быстрое сердечко.— Этого мало, — нараспев произносит Джизас, задыхаясь от тупой боли в груди. — Ты... Живи только, ладно? Пообещай. Обещай, что будешь жить, что сможешь, что...Голос надламывается, когда он выпутывается из костлявых тонких рук, сжимающих так судорожно, так ласково, так нежно.Джудас смотрит страшным, совсем безумным взглядом. Джудас, кажется, ещё секунда — и рухнет на колени. Джизас смотрит. Гордый мальчик. Любимый мальчик. Джизасу так больно, что он его защитить не смог.Джудас вдруг заходится жутким каркающим смехом. У Джудаса некрасиво идёт пятнами лицо, и он смеётся, хохочет, давя из себя звуки.Джизас разворачивается через силу, отворачивается, оставляя самого дорогого на свете человека за спиной. Грудь, вполне себе человеческая, как и сердце в ней, кажется, сейчас разорвётся.Ангелы касаются его одновременно, и последнее, что Джизас слышит — звериный почти жуткий вой.Место, где он оказывается, совсем не похоже на рай. Оно больше напоминает те самые храмы, в которых Джизас находиться разучился. Те самые храмы, в которых божественного не осталось ни капли.Джизас в справедливость и доброту все ещё верит всем своим существом, всем тем, что в нем осталось божественного.Ему почти не страшно. Все эмоции и чувства, кажется, остались внизу, на земле, за спиной.В чистилище остаётся только вечный покой.У того, кто стоит перед ним, высокий рост и светлые, ослепительно белые крылья за спиной — но больше ничего не выходит разглядеть. Он сияет, — холодным, совсем не согревающим светом — его фигура этим сиянием окутана, опутана вся. Джизас улыбается криво, не в силах разглядеть черты.По образу и подобию ли?— Сын мой, — Он протягивает сияющую руку, и Джизас знает, что его это пламя сожжет дотла. Жертва будет принесена. Человечество будет искуплено.Он отвлекается на движение рядом — и тут же дёргается, ощущая, как тело горит от живых, от земных чувств.Его маленький Джудас держится за горло, на котором уродливый удавкой висят обрывки верёвки. Его маленький Джудас кашляет судорожно и пытается встать, подняться, выпрямиться. Джизас шатается к нему в порыве помочь. Защитить. Сберечь.Его маленький Джудас отправился за ним следом.Джизас чувствует оглушительную злость на себя, на отца, на предназначение. Джизас от Него отворачивается совсем, бросаясь к Джудасу. Тот опирается на его ладонь, поднимаясь с колен, и неловко тут же пытается загородить Джизаса собой.— Я люблю тебя, — дрожащим голосом выдыхает он, глядя в глаза, и отворачивается, смотрит, отчаянно трясясь, на Него.Джизас им восхищается. Таким хрупким, таким смелым, таким потрясающим мальчиком.Он отмахивается от Джудаса словно от назойливой мухи. Его голос звучит утробно и жутко, когда Он отдаёт приказ:— Мальчишку в ад, к самоубийцам. И жертва...Джизас не успевает уловить то, что происходит после. Просто Джудас последним усилием воли рвётся вперёд, вырывая у одного из ангелов пресветлый клинок, просто дёргается вперёд, просто проворачивает меч в Его груди, стискивая зубы и ненавидя, кажется, целый мир.А потом он снова падает на колени, прижимая к груди обоженную до кости серафимским мечом кисть и тихо плачет от боли.Джизас ждёт, что Он сейчас обрушит на голову Джудасу самую страшную кару. Джизас готов принять её вместе с ним, встать плечом к плечу, Джизас готов за него, маленького, тонкого, на любые муки.Он вдруг пошатывается неловко и падает. Джизас глаза распахивает, не смея верить.Неужели пресветлый клинок даже Его воплощение способен уничтожить.Джизас Его по-прежнему ощущает везде, в каждой пылинке там, на земле. Сила становится неприкаянной, одинокой.Ангелы направляют клинки на дрожащего Джудаса, и это заставляет Джизаса вырваться из оцепенения.— Не трогайте! — вскрикивает он хрипло и высоко одновременно. По щекам текут слезы, и руки дрожат, но сила несмело касается его плеч, его груди. И он снова раскидывает руки крестом. — Я стану... я стану лучше тебя, Отец.Сила льётся в грудь неудержимым потоком.Джудас смотрит на него поражённо и немного испуганно. Джизас тянет его к себе, укрывая в тяжёлых желтоватых рукавах хитона. Джудас в его руках перестаёт дрожать, только всхлипывает негромко, баюкая обоженную руку.— Я бы сделал это снова, — шепчет упрямо.Джизас выдыхает "я тебя люблю" ему в висок.Его тело исчезает на глазах. Ангелы преклоняют колени.Значение все равно имеет только тоненький смелый любимый Джудас в его руках.