Пятое задание (1/1)

Я действительно считаю, что мы не должны этого делать. Ночь перед решающим сражением – для сна, тем более мы все в нём отчаянно нуждаемся.Но Джон предвкушающе на меня смотрит и многообещающе улыбается. И, можно подумать, когда-то я был способен перед этим устоять.Он тянет меня за руку, стоит мне подойти, и я подчиняюсь, усаживаясь к нему на колени. Его руки сжимают мои бёдра, лёгкими касаниями, без единой попытки раздеть, поднимаются вверх по животу, груди, шее и останавливаются на лице, нежно поглаживая скулы. Он всматривается в меня так пристально, словно хочет запомнить навечно. Или – не может налюбоваться. А я забываю, как дышать, и понятия не имею, что делать.Забавно, после всего, что мы уже успели попробовать. Но закономерно: никогда прежде я не имел дела с его нежностью.А вот он, очевидно, как раз на этом поле не новичок.Потому что именно так он вёл себя с Сарой – внезапно понимаю я. И, кстати, ею-то и правда любовался.Что там, меня бы здесь вообще не было, если бы она осталась жива.Джон отвлекает меня от этой мысли прикосновением к подбородку. Качает головой и тянется ко мне, одновременно слегка пригибая мою голову.И целует. Тоже нежно, медленно и практически целомудренно, пресекая мои попытки перейти на новый уровень.Когда он отстраняется, я способен только обалдело хлопать глазами: было с одной стороны недостаточно, с другой – чуть ли не более возбуждающе, чем в предыдущие разы.Джон одним движением укладывает меня на кровать, нависая сверху. Неторопливо раздевает, перехватывает мои руки, когда я собираюсь ответить тем же, и снимает с себя одежду сам.Обнажается – более уместное слово, учитывая, как он это делает и насколько эстетически прекрасная картина предстаёт перед моими глазами.Поцелуи становятся более глубокими и требовательными, но в остальном, пока он ласкает меня и растягивает, то всё ещё никуда не спешит.Словно у нас в запасе всё время мира и ещё много-много таких ночей.Я хотел бы, чтобы было именно так. И в нашей спальне в общем доме, и чтоб тот самый тюбик лубриканта, который мы передаём друг другу как эстафетную палочку, стоял на прикроватной тумбочке.Глупые мечты, которые очень быстро отодвигаются на второй план происходящим в настоящий момент.Активно участвовать в процессе мне всё ещё не позволено. Это ужасно непривычно и безумно крышесносно. Все мои ощущения сейчас сосредоточены в тех местах, где он прикасается ко мне губами, языком. И пальцами, разумеется.И когда я подаюсь вперёд, откровенно на эти пальцы насаживаясь, Джон… Отдаёт мне инициативу. Переворачивается на спину, усаживая меня сверху, и теперь уже мне решать, насколько быстрым окажется проникновение, и задавать темп.Абсолютно новый опыт, возможность быстро найти нужный ракурс и его восхищённый взгляд, когда я начинают двигаться, – всё это в совокупности возбуждает так, что даже прикасаться к себе нет особой необходимости, а стонем мы оба гораздо громче обычного.Сегодня можно. Дверь закрыта на ключ, Наследие, которое Джон позаимствовал у Найджела, не позволит ни единому звуку проникнуть за пределы комнаты.И слёзы, которые катятся по моим щекам, тоже можно не сдерживать.Как ни парадоксально, это слёзы счастья. Даже если завтра умру я, или он, или мы оба, никогда не изменится то, что я люблю его, а он был со мной, пусть и не отвечая на мои чувства в полной мере.Я никогда не признаюсь ему в любви вслух, но признаюсь сейчас мысленно, раз за разом, с каждой вспышкой удовольствия.Джон улыбается, понимающе и печально, протягивает руки, чтобы стереть слёзы с моих щёк.А после всего устраивает меня на своём плече, обнимает, и теперь уже я стараюсь запомнить ощущения от его объятий.На всю оставшуюся жизнь – сколько бы там её ни осталось.