Филатова старшая (1/1)
Проснулась Катя от слепящего солнца, что означало, что сейчас уже, как минимум, семь утра. А еще это означало, что Екатерине Денисовне, взрослой самостоятельной женщине, здорово влетит от Валерии, бывшей однокурсницы и нынешней заведующей больничного крыла – Никита, как говорилось ранее, уехал в длительную экспедицию.Как бы то ни было, сейчас Филатова спешно телепортировала в медпункт, в надежде, что Лера еще не совершала утренний обход.Успела.Блок с перемятой постелью встретил её полным отсутствием разумных существ. За дверью послышались шаги, Катя, скинув халат, под которым скрывалась легкая пижама, и запихав его ногой под кровать, нырнула под одеяло.- Ну, на этот раз ты хотя бы успела, - насмешливо фыркнула Лера, наблюдая за правым, открытым, глазом Филатовой, которая не успела укрыться, - как вижу, чувствуешь ты себя значительно лучше. Сонной настойки дать или ты всю ночь бродила непонятно где и уснешь?- Не надо. Снится муть какая-то.- Наша суровая некромагиня боится кошмаров?- Ты права. Глупо. Давай.***Тогда Филатовой было то ли двадцать пять, то ли двадцать шесть – все важные даты всегда стирались у неё из памяти, вытеснялись моментами и тактильными ощущениями, которые она могла помнить десятилетиями. Но это был декабрь, середина, и неделю назад Катя получила первое письмо от матери:?Приезжай. Мы не виделись почти десять лет. Я скучаю?И она собралась, раскачалась и действительно поехала, пусть на это и ушло около десяти недель. В доме её встретило запустение.Она чувствовала себя удивительно по-дурацки, в своей единственной строгой юбке, белой блузке и на каблуках, которым она продолжала предпочитать кроссовки.
Накрашенная лучше, чем на любое свидание в своей жизни, с зачарованными шрамами, грациозная, невыразимо прекрасная. Впервые идеальная.К счастью.И все это ради того, чтобы доказать что-то маме, доказать, что она зря… выбирала не её? Зря не замечала, когда была нужна? Зря не писала? Еще тысячу зря, которые уже не изменить.Все это для того, чтобы блузка встала комком в горле, чтобы юбка, цвета старого красного вина, осела в желудке непроглядной горечью, чтобы каблуки распяли в памяти, заставив помнить все вечно, до самой черты, до гробовой доски и даже после.?Смотри, отчего ты сама отказалась?.Только вот встречает её легкий флер смерти, которая побывала здесь с несколько недель назад.- Ма-а-а-ам? – и вопреки её желанию казаться отстраненно-равнодушной проглядывается, как желторотый цыпленок проклёвывается сквозь скорлупу яйца, волнение, свежее и живое, несмотря на минувшее десятилетие без общения, с полным игнорированием существования друг друга и забвением.Сейчас ей хочется не помнить, не знать, забыть, будто бы вовсе не было многочисленных скинутых звонков и дозвонов, законченных молчанием вызовов и переменного равнодушия – с обоих сторон:? - Алло? Алло! Катя, я знаю, что это ты, не молчи!- Я ошиблась номером. Извините. ?- Я тут.Филатова проклинает каблуки, на которых почти невозможно быстро передвигаться и наобум телепортируется, чтобы не лавировать между расставленными в произвольном порядке табуреток.
Чудом не застревает в очередной табуретке и замирает, неловко развернувшись и уронив банку с малиновым вареньем.Мама лежит на кровати, под лоскутным одеялом, удивительно постаревшая и как-то уменьшившаяся. Катя напоминает себе, что ей всего лишь пятьдесят, а не шестьдесят с половиной.
- Доченька… - она тянет к ней из-под одеяла исхудавшую руку и плачет, - какая ты красивая стала.Филатова не может выдавить из себя не слезинки и едва ли не отшатывается, внезапно ощущая накат странной брезгливой жалости.- Кто здесь недавно умер?
- Дядь Сережа, - мать всхлипывает.
?Она только после этого написала?.Катя не морщится, осознавая этот факт, а лишь внимательно смотрит на маму, будто бы запоминая – некромагиня старалась не делать этого, желая сохранить в памяти полную сил молодую женщину – а на деле, сканируя её магическим зрением.
Какой-никакой опыт показывал, что долго Филатова-старшая не проживет. Месяц, два – и смерть, страшная, неизбежная, болезненная.- Ты умираешь. Я ничего не смогу изменить, не тот профиль. А к магическим лекарям обращаться бессмысленно, - внешне безучастно проговорила преподавательница, - но я могу… помочь. Проводить. … Некромаг тесно общается со Смертью. Сотрудничает. Он может не только нести хаос или черпать силу из неё, он может призвать её для человека раньше срока и ей ничего не останется, кроме как забрать кого-либо. Некромаг не боится. Он действует.
Вот и Катя уже не боялась… - Проводи меня, Кать. Проводи, - проговаривает женщина, давно смирившаяся и не ждущая уже добра. Даже от собственной дочери. Тем более от собственной дочери. А Филатова все же берет её за руку, певуче затягивая давно знакомый призыв.*** Вернувшаяся в квартирку в Питере некромагиня методично сжигает все фотографии, понимая, что воспоминания хранятся вовсе не в них, а куда глубже.Без воздействия высшего порядка изгнать из разума их невозожно.