Мята (1/1)

Необъяснимо, но факт: он ненавидит и обожает эти игры школоты одновременно. Сегодня к нему в этой ненависти присоединяется Юля, и только Юля, потому что никого больше происходящее не напрягает.С утра Ванечка был гораздо менее злым и напряженным. Он умудрился проснуться за час до побудки, что было редкой удачей, и зарыл свою сонную морду в последнюю книжку. Непостижимым образом он мало слышал об этих авторах?— не интересовался никогда?— но у Ивана Игоревича всё подмывало спросить, чой-та у них одна фамилия. Родственники? Очень смелая пара? И то, и другое?На деле, конечно, Ванечка носился после этого по всем лагерным делам с одной целью: поймать и расспросить вожатого как следует. Лучше даже допросить, но так, чтобы тот не ощутил в Ванечке никакого особого интереса. Особое удовольствие ощущалось, когда Иван Игоревич всматривался в него, внимательно-внимательно, давал полностью прочувствовать, что он сделал паузу. В своем вечном беге, гиперактивности, легком и вспыльчивом состоянии безбашенности почему-то отвел минутку именно ему, Светло.Причем в следующий раз-то он не жалобы слушал, а сам выцепил его из обычного распорядка. Выдернул и позвал с собой?— за книги спрашивать.—?Да не знаю я, что мне можно взять. Небось, Крапивина какого-нибудь всучите,?— тянет Ваня денька эдак два назад, впервые оказавшись в стоящем побоку домике вожатых. Держится на очень почтительном расстоянии, вернее, не держится?— бродит по одному ему понятной траектории, обходя кровати. Когда Иван Игоревич, влетевший взмыленным и лихорадочно что-то искавший в вещах, наконец успокаивается, Ванечка как раз обходит очередную кровать. По ощущениям, она тут самая целая?— скорее всего, на ней спит Янович. То есть, не спит, в лагере его ночью почти нет, очень занят творческим процессом. —?Я его наизусть… Погодите-погодите, чего?Вожатого вот, кажется, мало это смущает: с готовностью качает головой второй раз, мол, нет, не понимаю, в жизни в руки не брал?— это так Ванечка уже дописывает в голове, раз тот молчит. Подходит ближе и очень старательно не пялится на задранные выше головы ноги. Длиной они, кажется, в весь ванечкин рост.—?В смысле, Крапивин! Ну, его ж малыши читают! —?от возмущения он даже присел. До Ванечки не сразу дошло, куда именно он присел и чья была на этот раз кровать?— благой гнев был сильнее. —??Валькины друзья? хотя бы… Иван Игоревич, ты вообще пацаном был? В ответ смех только и насмешливые рассуждения о том, что был, да давным-давно. Настолько, что Ванечка тогда был еще тем самым малышом, который читал Крапивина и ужасался, какая тяжелая бывает жизнь мальчишеская во дворах. Сосредоточиться на этом полурассказе-полуподколке?— задачка сложная. Ванечка почти всё мимо себя пропускает, украдкой глядя на расцвеченные там и сям голени. Какие-то джунгли, ей богу, все рисунки прячутся в диких порослях волос. Неожиданно светлых, как и весь Иван Игоревич, выгоревший, выбеленный солнцем, светящийся, как едва зажженная спичка.Рядом с этим огоньком Ване слишком ярко и жарко. Тушуется, закрывает тут же от него, спасая, и смех, и искренность.—?Ой, вот не надо. Я, может, гроза района,?— от едкости во рту аж зубы немного сводит. Знакомый привкус, который только после одного наступает?— разочарования в себе и прилива дикой неуверенности. Такой Ванечка, артистичный, быстрый на ответ, до абсурдного гнущий свою линию, приходит только на злости. —?Мне татухи для показухи не нужны. Со мной, знаешь, Славка дружит, а мы вместе бешеные. Он как-то парню челюсть сломал…Нельзя так отвлекаться на рассказы: хлоп, одно движение, одно слово всего изо рта вылетает, а Иван Игоревич уже сидит. На кровати для двоих места не мало?— достаточно его, особенно с учетом того, что Ванечка ноги свесил в другую сторону, и вообще к изголовью жмется. Просто кое-кто собой сразу все пространство занимает, придвигается, по развороченному одеялу бездумно прихлопывает рукой, Ванечку разглядывая, как экспонат.—?Я бы тебе как-нибудь рассказал про них. Про татухи,?— предупреждая вопрос, который Ванечка уже собирался задать. Он так и виснет с приоткрытым ртом, не зная, на какую реплику заменить идиотскую подколку. —?Но не время еще, да?Возможно, заболел я все-таки, думает Ванечка, проверяя, не вывалилась ли бутылка из-за резинки просторных шорт. Не может так крыть с одного человеческого присутствия, никогда у него так не перекручивало горло, весь воздух отнимая, не сужался резко мир до одной-единственной точки. Должны это быть симптомы чего-то, и главное, чтобы не того жуткого, что на ум ему идет само собой. Лучше уж астма.На импровизированной вечеринке почти никто не танцует. Кроме гребаного его?— лучшего, ага! —?друга Славы, самозабвенно лапающего в медляке свою новую Сашеньку. Он так делает каждую смену, оставляя своего верного напарника бродить одному, приключения искать. Юлька Киви в этом плане?— удача, потому что они ненавидят всех в унисон. Особенно компашку, уже давно слинявшую в сторону и сгрудившуюся вокруг чего-то в пыли.—?Бля, Светло, какая хорошая смена, когда ты есть,?— простейше заключает Юля, делая глоток. И морщится тут же, потому что сегодня у них нет ничего нормального, даже не пиво они пьют, а какую-то мерзкую сладкую жижу, смеющую зваться коктейлем. Когда Ванечка увидел сто лет ему знакомую Юлю в футболке с Эминемом, держащую в руке блевотно-зеленую бутылку, он не мог перестать хохотать. —?А то остаются только курицы и пацаны, которые за курицами бегают.—?О курицах-то. Киви,?— Ванечка делает глубокий вздох и даже жмурится, прежде чем сказать. Под веками у него пульсирует в легкой степени опьянения, а еще все неоново-зелёное, как жижа в той бутылке. —?Я приглашаю тебя заняться хернёй!—?Так, я пойду, если ты пойдешь.На дразнилки вроде того, что у них с Юлей будет самая грязная панк-свадьба, Ванечка перестал реагировать уже после первого дня. Привычно это было, друг друга-то они знали с детства, Киви его видела еще в те дни, когда врачи за недовес ни в какие лагеря не отпускали, а на санаторий бабла не хватало. Поэтому и вваливаются они на эту вип-вечеринку, пропуская мимо ушей все выкрики. И ребята пускают, даже сопящий в уголке Худяков только глазками своими черным-чёрными наблюдает, но ни слова против не говорит.И Ванечка как-то даже в расчет не берет, что в игру придется действительно играть. Под хорошую компанию-то, с девчонками, хоть иногда нос поближе к земле опускающими, он бы ту бутылку сам крутил. А здесь вышло как в плохих комедиях. Классный лузер и самая популярная девчонка убегают за корпус под улюлюканье полупьяной толпы.Удивительно, но Лема у него отвращения не вызывает, как и симпатии. Ну то есть, общий ажиотаж он понимает, большие эти глазищи и не глазищи тоже, волосы длинные, голосок нежный и язык острый. А в её присутствии у Ванечки вдруг как будто отрубает все ощущение собственного тела: и ноги немеют, и руки, стоит весь деревянный, пока Лемка деловито гриву поправляет и достает жвачку.—?Как ты быстро её жуешь,?— бормочет Ваня, с большим трудом себя заставляя не отшатнуться, когда она подходит ближе. Белый пузырь раздувается почти у самого его лица, и лопается ювелирно. —?Прямо турбо-ускорение.Лема хмурится и явно устает от затянувшегося тупизма, поэтому сама к нему подходит. От нее приятно пахнет, чем-то таким же сладким, как жиже-коктейль. А целоваться с ней, выходит, вообще ничего особенного: он почему-то думает про то, как кошки облизывают лапку. Не в каком-то таком смысле, конечно.Потом Ванечка вдруг чувствует липнущий на зубы комок, плотный и смахивающий на резину. Жвачка уже пожевана изрядно, но, Лемке, наверное, кажется это феерически секси. Блевать вдруг тянет неимоверно, поэтому он отскакивает, тупо, позорно и настоящим прыжком, назад, перехватывая при этом даму за тонкие плечики.—?Класс! Лем, ты это… Супер! —?громко возвещает Ваня, прекрасно зная, что уши тут развесили порядочно. Слушают, небось, перебивая друг друга. Им всем по двадцатке должно стукнуть, чтобы такой бред развлекать перестал. —?Высший класс.Дама выглядит не очень довольной, а у Ванечки комок в горле. Тот же самый, что днем, от бессильной злобы на голову свою тупую и неожиданные блоки, не дающие даже подвыпившим расслабиться. А означать это может только одно:—?Ты уж прости, я не в настроении. С Химой всяко веселее, наверное.Только одно?— идиотские шутейки. А на лице у Лемы почему-то не тени досады. Нормальная все-таки девчонка, или просто придуривается, пока к друзьям не вернулась: улыбается ровными зубками, бровями загадочно двигает.—?Вообще-то да, с Химой веселее. Вань… Ты иди, а?Наутро на него будет зла Юля, брошенная в одиночестве, и, возможно, та же Эмелевская, которую друзья задрюкают. Но Ванечка все равно бредет к себе прямо мимо кучки вожатых, слившихся в один удобный угол вместо наблюдения за детьми. Смысла-то их останавливать нет, только помогать, если кому плохо станет.—?Светло. Эй, эй, стой ты,?— Ванечка в этот момент уже идет спиной и точно не видит, как Иван Игоревич к нему подрывается, толком даже своим не объясняя. Подходит-то он уже спокойно, даже вразвалочку идет рядом, пока наконец снова голос не подает. —?Нормально всё? Не бузят?Теперь Ванечка на него смотрит, как на какую-нибудь диковинную фигурку. На губы потрескавшиеся, на развесёлые зрачки, на лапищи, тоже все в рисунках. В первый день на смене он долго думал, как бы поиздеваться над надписью, но ничего так и не пришло на ум: о чем тут шутить-то пошло, если Иван Игоревич весь?— одна большая пошлость, вызов, порыв.—?Я что-то заволновался. Ну, понимаешь… —?пристальное разглядывание его мало смущает. Иван Игоревич улыбается?— кажется, чуть неловко, кажется же? —?и шарит по широким карманам, чтобы вытащить из них на свет жвачку. —?Ладно, раз всё в порядке, подарок держи. Пойду ловить отряд.Ванечка уходит к себе с пачкой мятной жвачки в руках, наполовину пустой, и в абсолютном ступоре. Даже возвращение Славы с малиновыми губищами никак не комментируется. Андрей делает вид, что спит, остальные не вернулись, а от Светло осталась только дыра в форме Светло, заполненная непониманием.—?Слав, сгинь, бля… Мне не понравилось,?— бурчит Ванечка без особой охоты, просто потому, что иначе от него не отвалят. Подробности идиотской попытки влиться в коллектив его меньше всего сейчас волнуют.—?Канеш! Лема?— змеюха,?— а этот гогочет, заваливаясь всем своим длинным туловом к Ваньке на постель. Теперь он висит лицом вниз, но продолжает весело и громко вещать, будто девчонки не на другой половине лагеря, а ровненько под ними. —?Мой товарищ?— покоритель чудовищ! Георгий-победоносец!Ванечка только плечами пожимает, разворачивая по очереди три пластинки, и отправляет их в рот?— все разом. Выходит мятное месиво, такое же, как было сегодня у кого-то на языке.