Портрет (1/1)

Он не помнит, сколько времени прошло, прежде чем он смог называть их ребенка по имени и не видеть перед собой бледного рыжеволосого мальчишку. И сам ведь предложил назвать его именно так, решив, что Рагнар будет уж слишком узнаваемо, - те, кого чудом отвоевали у смерти не могут себе такого позволить, - да только…- Какой ты уже большой, Сесил, - улыбается он сыну, прижимая его к себе. - Маме скоро будет совсем тяжело тебя держать на руках.Лив в ответ только на мгновение поднимает на них взгляд, чтобы снова вернуться к небольшому листу пожелтевшей бумаги и кусочку угля. - Ничего, как только она не сможет это делать, я сразу же возьму тебя на корабль. Тебе там понравится. Знаешь, как хорошо в море? Там свободно, малыш. Там не нужно…Он зарывается носом в темные детские волосы, не позволяя себе договорить, что именно не нужно делать в море. Прятаться? Бояться? Ждать удара? Быть начеку? Да и можно ли это хотя бы там? Можно ли это для них, после того, что было? Он ведь слишком хорошо знает, почему Лив всегда держит острый кинжал у кровати, и почему торопится незаметно уйти на кухню, когда в таверне появляется кто-то из храмовых служащих. Он и сам делает так же. Ровно как и кошмары им снятся слишком похожие, только для него это воспоминания, а для нее… а для нее слишком хорошее воображение и храмовое прошлое.На кухне звенит посуда, и Лив откладывает бумагу и уголь в сторону, виновато улыбается ему и бесшумно скрывается за дверью. Ему слышатся тихие слова извинения и по-отечески смеющийся бас Жоржа.- Ну, давай посмотрим, что мама нарисовала? Он подходит к небольшому столу, продолжая держать малыша на руках, и осторожно поднимает рисунок.На пожелтевшем листе темноволосый мужчина держит на руках малыша лет трех. Еще эскиз, конечно, но и не узнать людей он не может.- Твоя мама хорошо рисует, - тихо замечает он, возвращая рисунок на стол.Иногда ему кажется, что даже слишком хорошо - смотреть на некоторые рисунки тяжело, больно уж живыми получаются лица, и кажется, что они вот-вот улыбнутся тебе с листа бумаги… И слишком больно потом видеть во сне пробитые арбалетными болтами тела.С кухни доносится плеск воды и тихая песня - время мыть посуду. И если сейчас уложить Сесила спать, то он успеет вылить бадью до того, как Лив попробует сделать это сама. И сделает ведь, он это уже знает, и ему потом ничего не скажет - даже не подумает сказать, - но только…Опустить сонно трущего глаза малыша в кроватку, поцеловать в макушку, накрыть одеялом и подмигнуть пробравшемуся в комнату черному коту:- Пират, ты пока за старшего.Недорисованный портрет так и останется лежать на столе.- Мы сегодня вечером уходим, нужно успеть до того, как погода испортится.Лив молча кивает в ответ, крепче прижимаясь к нему, запоминая, какие теплые у него руки и как горячо лбу от его дыхания.- Зато вернуться должны чуть раньше. И я постараюсь найти для тебя какие-нибудь книги. Ну, хотя бы одну.- Попутного ветра вам, а не торговцев книгами, - смеется она в ответ.- Одно другому не мешает, - широко улыбаясь, отвечает он и кивает в сторону сложенного вчетверо листа пожелтевшей бумаги. - Я возьму его с собой?- Я постараюсь нарисовать что-то получше к твоему возвращению.- Не нужно, просто… - он не заканчивает предложение, убирая незаконченный портрет мужчины с ребенком на руках в поясную сумку. Некоторые вещи совсем не нужно говорить.- Вы тоже, Серхио.Через две недели в порту появится первый заболевший. Еще через одну - его закроют на карантин и начнут выжигать торговый квартал, пытаясь остановится привезенную кем-то с островов черную лихорадку.