История вторая (1/1)

Три пролета широкой лестницы.Шаги не стучат?— шелестят по пышным коврам.Левое крыло, до конца по коридору, вверх по ступенькам в непроглядную темень.Скрип рассохшейся двери. По каморке под крышей движется белый силуэт?— худой, нескладный, с двумя тяжелыми косами.Этой ночью Ширин опять пришла утирать слезы.Она наклоняется к старому матрасу, на котором лицом к лунному лучу спит мальчик. Платок бережно касается его щеки, уже покрытой едва заметным пушком. Так и есть, снова плачет.—?Братик? —?чуть слышно, чтобы не разбудить, шепчет Ширин. —?Что тебе снится? Кто? Мама?Однажды Кабад доверил ей тайну. Больше было некому. Когда он ночует на чердаке, ему снится, как он обращается соколом и летит далеко-далеко, над серо-желтыми коробками домов, над дорогами, над цветущей степью, в горные ущелья. Долгий путь, непростой, а в конце его?— хижина у самого края бездонной пропасти. В хижине этой для него всегда открыта дверь, всегда распахнуто окно. Там живет его мама, и сокол-Кабад прилетает к ней.Мама узнает его, гладит по перьям, говорит с ним, убеждает превратиться обратно в человека. Не получается. Как ни старайся?— не получается. Мама начинает плакать, и вместе с ней страдает гордая птица, жестокий хищник. То есть птица сидит недвижимо, а мальчишка тринадцати с половиной лет, совсем не гордый и почти не жестокий, заходится горем, пытается протянуть к маме руки, забыв, что они стали крыльями. Он проклинает эти крылья, проклинает птичьи глаза, не способные плакать, проклинает птичий язык, не способный говорить… и пробуждается, видя перед собой только пыльную темноту чердака и белую сорочку кузины.—?Опять, да? —?спрашивает Ширин. Она догадывается, что брат уже несколько минут как проснулся. Ей жалко его. По-настоящему жалко, хоть она и не понимает, чего так страдать из-за снов. Наверно, чтобы это понять, надо самой… нет, об этом думать даже страшно. Но прежде всего ей нравится касаться его лица, собирать слезы с нежной кожи?— больше пальцами, чем платком, разглядывать его волосы, его влажные ресницы, припухшие со сна губы.—?Побудь со мной немножко.Ширин послушно садится на корточки и треплет его мягкие локоны, глядит на зареванное его лицо, глядит и сама чувствует себя беспомощной, бессловесной.—?Братик, я не хочу, чтобы ты так страшно плакал… —?ей сложно объяснить, почему. Она ведь противная, избалованная, эгоистка. Нет у нее ни жалости, ни сострадания, ни понимания. Только и ждет, чтобы вокруг нее весь мир крутился. Только свои хотелки и знает. Знает, что не хочет, чтобы Кабаду было плохо. Вот и все.—?Я для этого тут и сплю. В комнате я маму не вижу. Никогда,?— объясняет он и кладет голову на руку Ширин. Ей нечего ответить и нечем помочь. Она только решает, что всегда-всегда будет возле Кабада, когда он навещает свою покойную маму во сне, чтобы наяву утирать его слезы.