Глава 12 (1/1)

Тишина стояла такая, что гудение пчел вокруг трав слышалось набатом. Стоял Данька, ни жив, ни мертв, сжимая в руках клубочек, аж ладони вспотели. Минуту стоял, другую, ожидая грома небесного или еще чего, но ничего не происходило. Раскрыл мальчонка ладонь – а клубочек махонький, небеленый так и лежит, никуда не делся. Вытер Даня одну руку о штаны, переложил в нее клубочек и принялся вытирать вторую руку. А тут и тетка Аксинья с Настасьей Ильиничной выдохнули.– Получилось? – с мольбой вопросила ведьма, еще больше спавшая с лица. Казалось, только глаза черные горят вопросом неистовым, а больше – и нет ее вовсе.– Даня! – одновременно с ведьмиными словами кинулась к ученику Настасья. И лоб потрогала, и на шее что-то пощупала, и в глаза заглянула как лекарка. А Данька стоял весь смущенный, не зная куда деться, куда руки спрятать, куда клубочек деть.

Клубочек как клубочек. И не грел как уголек, и не светился как светлячок. Просто клубочек, мальчонке даже немного обидно стало – как это так, вроде как чертовская вещичка, а выглядит как нормальная. А может и не клубочек-от виноват?

– Тетя Настасья, – брякнул было Данька по малолетней привычке, хотел было поправиться, да рукой махнул. – Нормально все со мной, – и отодвинулся в сторонку – подальше от травницы, что с ним сейчас как с ребенком малым обращалась. – Теть Аксинья… – мальчонка опустил глаза, до того ему отчего-то стыдно было да неудобно. – Я не знаю. Правда.– Ну что ж, – ведьма больными движениями натянула сползший плат на голову. Казалось, из нее разом ушли вся надежда, да ижизнь заодно. – Ночью узнаю.Поднялась Аксинья с колен и с такой тоской оглядела сарайчик, что сердце Дани как ножом полоснуло – лучше бы уж получилось. Не гоже так жить на свете божьем, не гоже! А ему вроде как и не страшно.Ночью.Сжал Данька клубочек посильнее в руке да и брякнул, не подумавши:– Теть Аксинья, если он придет, вы ко мне пошлите, я разберусь.Ахнула Настасья на такие слова, но мальчонка и не смотрел на нее – все глядел на старательно поправляющую платок ведьму. И чудилось ему, что светится она чуток – как гнилушка на болоте. Зеленовато и почти невидимо. Или как русалки, к примеру.Кивнула медленно Аксинья Даньке и не произнеся ни слова вышла из сарая. Вроде как и неторопливо, а миг – и нет ее, будто и не было здесь. Только клубочек и напоминает о разговоре.– Даня, – выдохнула растерянно травница, не зная, что сказать.Враз растерявший свою смелость мальчонка хлюпнул носом и повернулся к травнице, теребящей концы узорчатого платка, накинутого на плечи.– Мне правда можно, – негромко пробормотал Данька и еще раз хлюпнул носом, на этот раз немного сердито – на себя. Разнюнился, как маленький. – Только я сказать ничего не могу, правда! – он поднял отчаянный взгляд на Настасью.

Да какое поднял – за то время, пока был в обучении, вытянулся, макушкой уже выше плеча женского, да и взгляд серый изменился – стал такой что глядеть да глядеть хочется. Поймала себя Настасья на таких мыслях, да только лишь головой покачала – даже десять годков мальчонке не минуло, а уже такое видится. Ох, действительно не обошлось тут без черта! И что же дальше будет-то? Ох жизнь ее бедовая…– Ладно, Даня, – приобняла травница мальчика по-родительски, – пойдем, чаю попьем, расскажешь, что можешь…Чай с листьями малины да чабреца да разными травками – он не только тело и дух лечит, он еще и язык развязывает, так что Данька сидел с чашкой да баранкой и весело рассказывал – и про лесавок с ауками, и про русалок, и про то, как с ними на Семик плясал да с водяным чуть не познакомился. Только про поцелуй русалочий не рассказал. И про тетку Аксинью тож рассказал – как он видел ее, летящую на метле в Иванов День.Слушала Настасья Даню, а у самой сердце кровью обливалось за него. Ей, уже пожившей на свете да повидавшей многое, многое было понятно из того, на что сам мальчик внимания не обращал. И что делать, как спасти – непонятно ить… Да и боялась травница вставать поперек черта, ой как боялась. Ей, не заключившей особый знахарский договор с нечистью, вообще не след с ней связываться. А вот поди ж ты – поневоле получилось, через ученика своего.

– Ладно, Даня, – заговорила Настасья, когда рассказ под ароматный чай да баранки подошел к концу. – Завтра пойдем к водяному – может и сможем договориться насчет дождика.Встрепенулся мальчонка зайцем разбуженным, хоть до этого и сидел уже сонный после меда да правильных травок, чуток убравших пережитое за день. А ведь действительно – засуха так и не спала, еще чуть – и лишатся они посевов, а значит зима будет голодная да злая. Плохая зима, многие не переживут. А водяной – он помочь может!Пока Даня предавался радужным мечтам, травница проводила его, проследила как он побежал к деревне, пыля пятками по дороге и вернулась в дом. Думать не получалось никак, да и не виделось ей никакого выхода. Что черту отдано, то самому только вернуть и можно, никто не поможет. Да и не верила травница в такое. Слишком часто перед ее глазами проходило подобное.Но мальчонку-то, душу чистую, нагрешить не успевшую, за что? Нет ответа. А пока ответа нет, как помочь и неизвестно…А Данька вернулся домой еще засветло, лето же, солнышко садится поздно, так что не перепало ему за позднее возвращение. Да и узабоченные все родители были происходившим днем в деревне. Отец ездил в соседнюю деревню, мать – на дальний родник ходила, почти цельную бочку целительной воды наносила, Степанида при ней, так что узнали обо всем только к вечеру. Поначалу хотела было маменька броситься за Даней к травнице, но зашел к ним отец Онуфрий, успокоил, да дальше по дворам пошел – ко всем, в ком заметил небожескую злобу. Тех, кто по дурости около домика Настасьи оказался, не тронул – и так сами свою ошибку поняли да прониклись. А вот некоторых пришлось вразумлять, да серьезно, что не гоже было, ой не гоже. Сокрушался отец Онуфрий про себя, да корил себя же – за то, что пропустил в своем селе такое. Казалось бы – все, как на ладони, а вот что беда с людьми-то делает. Ох, грехи наши тяжкие…Не вслух вздыхал священник, а все одно – виделись его мысли, омрачавшие чело, да так, что всем вокруг невольно становилось стыдно да неловко за себя. Данькиным родителям тож, вот и не стали ругать сына, что тот так долго задержался у травницы. Наставница от-таки, да еще за просто так обучает – грех не помочь, не поддержать. Сами-то не пошли потому что отец Онуфрий запретил, но Лисавета Николаевна уж и пирожков напекла из бережно лелеемых запасов муки – завтра передать с сыном, как благодарность да и просто так.

Вот так и прошел недолгий остаток вечера – в очередных разговорах, да в чаепитии. Одно нехорошо – не успел Данька клубочек ведьмовской спрятать под половицу, к зеркальцу волшебному. Не отпустили его из избы в летнюю пристройку на ночевку. Хоть и закончилось все, а все равно боязно. Так и легли все спать вместе.

Засыпая, Данька думал каково сейчас Настасье Ильиничне, одной-то в своем доме. Страшно поди, наверное. Вдруг кто опять придет?То ли мыслей этих и о тетке Аксинье, но приснилось Дане что-то странное. Будто пришел к нему страшный черт, настоящий! Большой, волосатый, с копытами, да как начал на него кричать да ругаться – что, мол, за самоуправство такое? По какому праву он забирает у него душу честно загубленную ведьмовством? Да до того страшно было, что мальчонка забился в какой-то угол и чуть ли не в комочек подобрался. А черт нависает, клубочек обратно требует да так страшно ногами топочет, что ужас просто. Данька клубочек в потной ладони сжимает, но не отдает, да с чертом не говорит, хоть и боится до колик. Ведь известно – как только с чертом заговоришь, так сразу твоя душа и потеряна. Это только всякие хитряки из сказок умеют их обманывать, да и то – только маленьких чертенят, таких что под Святки над людьми шутки шутят. А этот – огромный, сразу видно, что один из начальствующих, от такого так просто не отделаешься. Вот и сидел Данька, со страхом ожидаючи, что дальше будет. И вдруг откуда ни возьмись из темноты вокруг появляется Азель и смотрит строго так на черта. Тот начинает ругаться да что-то доказывать, а Азель только брови хмурит да головой качает. Интересно Дане о чем же они ругаются, жуть как интересно, даж и не страшно уже, а не слышно ничего, как уши ни навостряй, ни вытягивайся. Плюнул в конце концов черт, стукнул копытом оземь, взметнулось вверх адское пламя, черт и исчез. Данька сидит, смотрит на сие диво-дивное с раскрытым ртом, в руке клубочек сжимая, а Азель рядом присел, полами своей барской одежды пыль да сор подметая, да головой так ласково покачал:– Что ж ты, Даня, делаешь. Зачем в чужие судьбы вмешиваешься?Мальчонка аж смутился – и от голоса мягкого, и от взгляда черного, пронзительного, и от слов странных.

– Зачем чужую судьбу забрал? – и цоп – ловкими пальцами клубочек-то и забрал. – Смотри.Завертелся-закружился клубочек по ладони смуглой, ненашенской, открывая картинку, а там… Тетка Аксинья спит на скамье, прямо как живая! Только Данька хотел вслух удивиться, как посреди горницы появился черт и навис над ведьмой. Так открыла глаза и… Покрасневший мальчонка зажмурился – срамота-то какая! С чертом!– Вот так, Даня, – Азель задумчиво разматывал клубочек и белые нити тут же расплывались в воздухе туманом, тая на глазах.– Но она же сказала, что ее обманом… – пробормотал пристыженный Данька.– Сначала-то да, ведьмина вещь к ней обманом попала, – под тонкими пальцами Азеля клубочек становился все меньше и меньше. – Но в первую ночь как пришел к ней черт, Аксинья сама разломала свою венчальную икону – очень уж она зла и в обиде была на мужа своего. А совершивши богохульство и передала свою душу черту. Пусть даже и думала, что это только во сне было – а оно заправдой оказалось, – проговорил Азель и так остро глянул на Даньку, будто ножом пронзил мальчонку, который смотрел на него не отрываясь. – Запомни это, Даня. А теперь спи, – прохладные пальцы легли на глаза мальчонки, закрывая их, – суженый… – голос со смешком растворился в туман, как и клубочек.И засыпая во сне Данька подумал, что это очень странный сон. Очень.Наутро подскочил он с самыми ранними лучами солнца, наскоро перекусил, схватил приготовленные с вечера для травницы пирожки да и помчался к ней жеребенком молоденьким. Нетерпение захлестнуло полностью – шутка ли, к водяному идти! Он после лешего самый опасный из нечисти да дюже злючий и охочий до новых слуг, из людей набираемых. Правда их водяной особо не озоровал, но был до девок статных охоч. Так ведь это любой так, так что селяне на него и не жаловались сильно.Боялся Даня, что придется наставницу под крылечком ожидать, однако нет – та уже вышла. Да и то верно – время водяного полдень, полночь, закат да все, что луной освещается. Так что слабнет он больше всего как раз таки на рассвете, значится и разговор с ним вести надобно как только Солнце-батюшка на небо выйдет.Кивнула Настасья ученику, приняла пирожки, снесла их в избу да велела родителям земной поклон благодарственный передать. А пока требовалось поторопиться. Дорогой рассказывала травница все, что знала о водяном, но об одном умолчала – не решилась бы она одна к нему на поклон идти, кабы не Данька, не рассказ его вчерашний…Подошли они к речке на том достопамятном бережку, где Даню чуть русалки не соблазнили, а потом и Манька выходила – поговорить. Не зря, видать, именно сюда травница пришла, видела по своим приметам, что охоча речная нечисть именно до этого берега. Только вот далече вода ушла, даже ил спекся и стал почти каменный. Собирали его, конечно, пока есть возможность на огороды, дабы росло все лучше, но лучше бы не было этого, ой лучше бы не было.Добрели они, наконец, до ручейка, коим обратилась их речка. Сняла Настасья плат с головы, обнажая волосы, выложила в воду хлеб круто соленый, да давай стучать по воде, водяного выкликая и разные подарки ему обещая. Ему-ить тоже несладко-то приходится по такой погоде – весь его скот, все сомы, налимы, угри и раки либо подохли, либо ушли в другие места. Долгое время ничего не происходило и вдруг – глядь! Щука блеснула, да такая большая, илом заросшая, что сразу стало понятно, кто пожаловал.

Обрадовалась Настасья и принялась поклоны отвешивать, на бережок водяного зазывать, а Данька рядом стоит, во все глаза смотрит – речка-то вдруг стала такая зеленоватая, да будто дымкой подернулась. И курится, курится, как будто жарко ей, даж глаза протереть хочется. Вдруг щука плеснула хвостом и на месте ее мужичок образовался – сам большой, пузатый, зеленый, с длинной бородой будто из водорослей и сделанной.

Тут уж Даня совсем рот раскрыл, а Настасья на шаг назад отступила, будто в боязни. Но водяной-то ее похоже и не заметил совсем, грозно хмуря брови на мальчонку.– Ну, зачем звал молодой хозяин? – вопросил басовито, раскладывая бороду по пузу. А между пальцами-то перепонки, как у лягухи!Перетрухнул Данька совсем, а Настасья не растерялась – подтолкнула его чуток вперед, да с шепотом: ?Про воду спроси!?– Да вот, дядя Антип, – начал Даня осипло, – засуха тут… – и замолк, растерявшись.Водяной глядючи на него басовито расхохотался, чуть ли не слезы утирая.– Вижу я, как не видеть! А чего надо? Зачем звал?Данька вроде как совсем смутился, но отступать-то не гоже! Как же они выживут, без воды-то!– Воды бы нам. Речка вот тоже пересохла, с чего, дядя Антип, а? – а у самого голос подрагивает, но выговаривает все четко, как Настасья Ильинична учила.Поскучнел водяной на глазах, заоглядывался, так и казалось, что уйдет сейчас под воду, ан нет, остался.– Проиграл я воду… Выше озеро – там сородич мой обитает, дюже силен оказался, окаянный… Вот и проиграл – на три месяца. Он и тучи держит, чтобы значится мне и оттудова вода не досталась.– А нам что делать? – растерялся Даня, совсем перестав бояться. Водяной сейчас напоминал их местного пьяницу Гераську, который неразумно ввязывался во всякие разные игры с проезжими купцами, да каждый раз оставался голяком, иногда даже буквально. Потом потихоньку набирал денежку, копеечку за копеечкой и опять – все спускал. Вон он также оглядывался, когда пытался объясниться перед женой своей. Вся деревня регулярно ходила смотреть на енто зрелище к колодцам.– Не знаю, молодой хозяин, – водяной равнодушно пожал плечами, – разве что какой священник его прогонит хоть на денек. Ух, я бы тогда все вернул, да еще и ему показал, как мухлевать! – чуть ли не грозя кулаками в сторону ненавистного родича, обманом завладевшего водой. А может и не обманом, кто их, водяных знает-то?– Спасибо тебе, батюшко, – закланялась Настасья из-за спины Даньки, который аж вздрогнул от неожиданности, – за науку! Спасибо за помощь!Водяной заглянул через плечо мальчонки и глаза нечисти блеснули недобро.– А ты, травница, помни, что обещала! Как только вода вернется, приведете мне лошадку с гривой, украшенной красными лентами, да утопите. Я не забуду!Миг – и нет водяного, только щука хвостом махнула да в ручейке пропала.– До свидания, дядя Антип, – растерянно пробормотал Данька, пытаясь проводить взглядом водяного. Но того и след простыл.Как только они вернулись в деревню, посадила Настасья мальчонку травы перебирать, велев никуда не отлучаться, а сама собралась и ушла. Вернулась поближе к вечеру, дюже уставшая да бледная, поспрошала о случившемся в ее отсутствие да и отпустила восвояси.А через три дня дождь пошел, да такой сильный, что вся сила посевам-то и вернулась. Радости было – на все село!А еще через какое-то время произошло с Данькой еще одно странное событие…