Глава 7 (1/1)
Не знал мальчонка, сколько времени он пролежал без сознания, только очнулся от того, что тормошит его легонько тонкая женская ручка, и зовут так жалобно-жалобно:– Молодой господин, молодой господин…
Тяжело открывал Данька глаза – ну словно кто камушки положил на веки. А как открыл – все вокруг зеленоватое да расплывчатое, будто в тумане страшном, сказочном находишься. Принялся тогда мальчик моргать – авось слезы очистят взгляд. Так и случилось, но как только мир из тумана выплыл, сердце страхом так и схватило – сидела перед ним русалка, которой голову-то отрезали когтями! Только голова у нее была на месте, даже шрама не осталось. И смотрела так печально-печально.Принялся мальчонка в панике отползать от нее потихоньку, отталкиваясь от земли сырой локтями да пятками – сам не понял, как на спину перевернулся. Отползает, во все глаза смотрит да молитву шепчет. А русалочка вдруг бухнулась на колени и руки к нему протянула:– Простите меня, молодой господин, простите, – запричитала водная дева жалобно. – Не знала я про указание, не знала! Ежели не простите, меня водяной накажет, гулять больше не пустит! А мне еще до Духова дня ходить можно! Простите! – а сама голову к земле склонила, да так, что волосы зеленые узорами перевитыми рассыпались, и руки с мольбой протянула.Огляделся Данька тайком. Сидел он возле той березки, откуда русалки его похитили, а песен-смеха не слышно. Видать, ушли уже девушки, что березу завивали, по домам. Да и то верно, пора – вон рассвет белым да алым небо красить начал.Глянул мальчонка на деву несчастную, да стало ему жалко зеленицу – и душа загубленная, и радости в этом году не будет.– Ладно. Только ты не заманивай никого, посевы не топчи, пряжу не порти.
– Молодой господин! – русалка подхватилась и вновь на колени бухнулась – в этот раз рядом с мальчиком. Руками его ноги обхватила, да так бережно, как святыню какую али икону, и говорит: – Вовек не забуду доброты вашей!А Даньке-то неловко и стыдно – за обнимания такие да за слова русалочьи, так и хочется ноги поджать иль еще как прикосновений избежать. Дева речная как почуяла: вскочила да в воду как бросится и ушла – без всплеска, будто и не было ее. Только венок с торчащими травинками, что мальчику днем подарили и который он на кумление отдал, на волнах качается.Перекрестился Данька дрожащей рукой, да домой со всех пяток побежал. Там его Лисавета Николаевна наругала, конечно, да выдрала, но не сильно – все ж понимают, куда на Семик мальчишки пропадают. Поблагодарил Даня маменьку за науку, поклонился, как полагается (чай, не маленький, чтобы плакать да вырываться!) и на печку полез. А там тепло и уже сестра сопит, уютно так. Только все равно озноб его бил – касание русалочье все чувствовалось, да как глаза закроет, сразу вспоминается обряд рядом с березой бесовской, да как голова русалки прочь катиться. Ну и страх свой, когда дыхания нет, и кажется, что помрешь сию же минуточку, тоже вспоминался, не без этого.Маялся-маялся Данька, да все ж задремал-таки, но ненадолго. Подхватился даже раньше Степашки, бочком слез с печки, да рванул к тетке Настасье – расспросить про русалок. Маменьку предупредил, конечно, тем более что во время русалочьей недели вообще одному ходить не след – нечисть разная вылазит, не только девы водные.Примчался, значит, он к лекарке, а та так задумчиво сидит на крылечке, да в сторону плеска водного поглядывает. Хоть и не видно реки, а волнение ее странное было слышно. Плюхнулся Данька на попу перед крылечком – так сидеть интереснее, поздоровался с наставницей, да давай ее пытать. Удивилась, конечно, лекарка, но много чего рассказала – и как русалками становятся, и почему на русалочьей неделе работать в поле нельзя – осерчавшие русалки все посевы вытопчут, а ежели не работать, то хоть и будут бегать русалки по полям, урожай на тех полях случится хороший. Мешают им работающие на посевах развлекаться, вот и мстят речные девы таким. Белье стирать нельзя – неуважение это к воде, и постиранное белье русалки обязательно измажут и истопчут. И купаться нельзя тож – обязательно уволокут к себе. Прясть нельзя, потому как русалки сами это дело любят. Проберутся в дом, и давай прясть – да только плохо у них получается из-за когтей, все поперепутают да обслюнявят. И они в отместку пряжу, уже сплетенную хозяйкой, себе заберут. Нельзя глиной мазать дом али печь – русалкам можно глаза замазать, они обидятся. Поэтому же шить нельзя – глаза зашить можно нечаянно. Полотно красить и сушить нельзя – обязательно русалки себе на одежду заберут. Русалки ведь голые, а когда вспоминают жизнь свою человеческую, наряжаться хотят.Рассказала Настасья Ильинична и почему нельзя одному в лес – когда вдвоем-втроем сложнее русалкам заманить на качели свои. Русалки ведь страсть как любят качаться – на ветках дуба али березы качаются, на венках троицких и даже качели мастерят. Вот туда точно лезть не след – живым оттуда не слезть. Про то, что русалки хороводы любят – как закружат вокруг какой березки, так там потом желтый вытоптанный круг на все лето останется.
Данька кивал головой, запоминая, особливо про хоровод – решил проверить-то березку, вокруг которой вчера с русалками был. Если есть круг, стало быть, не только в том странном зеленоватом мире завивание проходило. Стало от мысли этой мальчонке страшно – ведь это наверняка означает что-то, но вот только что?Рассказывала тетка Настасья и про то, как уберечься от русалки – краюшку хлеба нужно за пазухой держать али острое что с собой иметь. Креститься или сквернословить помогает, как и против всякой нечисти. А еще лучше: заключить себя в круг, обведенный железным предметом, ножом иль серпом. Страсть как не любят русалки железа.Данька очень хотел выспросить, почему водные девы его ?молодой господин? называли – какие-такие у них господа водятся? – но побоялся. Расспрашивать ведь наставница будет, откуда такие вопросы, а что ей ответишь? Что русалки забирали березку завивать? Вот и решил мальчонка молчать – авось все само поймется или разрешится.День быстро пролетел. Не все время у крыльца просидели: Настасья Ильинична и поесть справила, и Даньку накормила, и за водой сбегать послала. Там-то мальчик и услышал новость – Манька вчера не вернулась домой. Девки как березку завили да покумились, домой гурьбой двинулись. Как к селу подошли, хватились, а Маньки-то и нет. Бегали ее, искали, да бесполезно. А у Дани комок в горле встал из-за такого известия, дышать мешает, и не сглотнуть его. Кинулся он со всех ног к тетке Настасье – рассказать. Та выслушала и только лишь печально головой покачала. И от этого скорбного взгляда уверился окончательно мальчонка, что плохое что-то с Манькой, красавицей и хохотушкой, произошло. Рукам-ногам стало так холодно, а голени жгло прикосновением русалочьим.
Попрощался Данька с наставницей, да домой со всех ног кинулся. Там на печку забился, лежит весь в трясучке-лихорадке. Маменька даже забеспокоилась, хотела тетку Настасью позвать, да отговорил ее мальчик. Само, мол, пройдет к завтреву точно.А на завтра, во время службы, где отпевали ?заложных? покойников (*), во все глаза смотрел на родителей Маньки – Тимофея Сергеевича да Алефтину Николаевну. Те стояли бледные, и Данька душой чуял, как просят они, чтобы доченька их единственная, что к свадьбе скорой готовилась, оказалась жива. Сердце мальчика все сильнее сжималось железными обручами тревоги и было готово лопнуть, как плохая бочка, сделанная бондарем-неучем.Как прошла сама Троица мальчонка помнил плохо – все как в тумане случилось. И как березку срубали, чтобы в церковь отнести, пока бабы да девки душистые травы рвали. И как березки потом по стенам расставляли перед службой, а пол устилали травами. И как пел, держа в руках березовую веточку. И как убег потом до вечера в лес, а опосля за столом праздничным, богато уставленным перед Петровым Постом, сидел. Вот будто и неправда все, ну точно сон морочный. Правда ни одного указания от батюшки о неправильном пении или подзатыльника от маменьки за поведение не досталось – значит, выглядел нормально и делал все правильно.
Вслед за воскресеньем наступил Духов день, и все село готовилось ?гонять русалок? – провожать их обратно в воду, чтобы можно было начать работать без страха. Конечно, пропажа Маньки огорошила да огорчила, но праздник есть праздник – если русалок сейчас не выпроводить, то они весь год мешать будут. Вот и готовились.На роль изгонямой ?русалки? хотели взять Маньку – а оно вона как вышло! Пришлось срочно выбирать другую, да рубаху новую ладить – негоже брать старую, неизвестно ведь что с Манькой-то стало. Выбрали Лиду – тоже девушка ладная, есть на что посмотреть и подержаться, да и хозяйка справная.
Ближе к вечеру устроили проводы-гуляния.Начали как обычно – с центра села. Лидка, одетая в одну длинную рубаху, русалку изображающая, села на кочергу, взяла в руки помело да ?поехала? прочь, из села. Вслед за ней колонной все бабы пристроились, да не просто так, а с печными заслонками, в которые колотили всю мочь. Да еще и песни орали. Мужики вслед за ними – и тож песни подхватывали. А вокруг еще дети носились, кричали: ?Русалка, русалка, пощекоти меня!?. Кто постарше и посмелее и не боялись помелом по хребтине получить, даже за кочергу хватали. Грохоту, гомону, писку – жуть просто!Вышли все за околицу, дошли до первого поля, а ?русалка? как бросит все из рук, да как кинется на толпу – выхватить жертву да защекотать. Русалки-то, они ведь такие – не убивают просто так, а до смерти щекочут, а как помрет молодец, забирали себе слугой под воду. Все, конечно, врассыпную кинулись, но Лидка словила-таки одного мальца. Народ тут же обратно кинулся – отбивать у ?русалки? ее добычу. А та за второго, за третьего… Тут уже все девки на щекотку перешли, да так, что парни от них бегали, как чумные. И все со смехом до колик в животе, с визгом, с шумом, с гамом, что аж до самой реки доносился.
Данька точно знал, потому как стоял около березки четверговой, да смотрел на реку – как в воду русалки неторопливо да печально входят, чтобы весь год не удаляться больше от стихии своей родной. Только ведь на пару шагов смогут отойти теперь. А девы, как доходили до березки, кланялись ему. Хоть и прятался Даня за деревом, но зеленицы все ж видели его – не был тонкий белый ствол с черными отметками им помехой. Кланялись – и погружались в воду, без шума и плеска, ну точно растворяясь с концами. Одна за другой. Жутко, а оторваться невозможно просто.Последней Манька оказалась. Смотрел на нее мальчонка во все глаза – такой же осталась, только волосы зеленые да глаза пугающие, русалочьи. А на голове венок. Тот самый, ею Даньке подаренный.
Не выдержал Даня. Выскочил из-за березки, из круга охранного, что сам начертил, помня наставления Настасьи Ильиничны. Выскочил и к Маньке бросился. Зачем – он и сам не ведал, лишь страх все больше сердце терзал-кровавил.– Мань, – остановился Даньке, не смея прикоснуться к девушке. – Ты как русалкой стала?Улыбнулась мальчику уже не Мария Тимофеевна, а сила нечистая в ее облике, глазами сверкнула, да голосом напевным, ласковым ответила:– Утонула я, молодой господин. По глупости да спьяну. Первый раз в жизни выпила, да не рассчитала.– Так это не из-за венка? – замер Данька тревожно, поняв, что его все это время беспокоило. Боялся он, что отдав русалкам венок, отдал им и девушку.– Из-за венка? – удивилась Манька зеленоволосая. – Нет, молодой господин, – сняла с головы подарок свой и возложила обратно на голову мальчика. – Счастье тебе в дом он принесет – на весь год. Приходи на следующий Семик, молодой господин, я тебе новый сплету. – А сама заоглядывалась на реку. – Пора мне, молодой господин, а то водяной наругается.Поклонилась и тоже в воде растворилась, как и прочие.
Горечь разлилась по душе у Даньки. Радовался, конечно, что не из-за него Манька русалкой обратилась, но страсть как обидно стало, что девушка, такая красивая да задорная, теперь русалкой стала. Да сделать-то ничего нельзя: сама виновата, сама утопла, а водяной своего не упустит.Потоптался Данька еще по бережку, поправил венок на голове и двинулся к селу. А там, наверное, ?русалка? уже всех втянула в щекотание, а сама в рожь убежала – прятаться. Подумалось мальчонка, что если не успеть вернуться до того, как свалка закончится и все пойдут домой, то ему опять от маменьки достанется. А попа до сих пор от хворостины еще побаливала. Подумалось-подумалось, да и рванул Данька до поля, где проводы вершились.
Бежал мальчонка, а в голове все присказка, с которой в село возвращаются после проводов русалочьих, стучала: ?Теперь мы русалку проводили, можно будет везде смело ходить?, а перед глазами Манька с зелеными волосами стояла.(*) ?Заложные? покойники – умершие ?неправильной? смертью: от несчастного случая (замерзшие, сгоревшие, утонувшие), самоубийцы, опойцы (умершие от пьянства), пропавшие без вести. Главным признаком "неправильной" смерти было то, что человек не изжил полностью свой век или жил неполноценно (не вступил в брак, не родил детей и т.д.). Поэтому к ?заложным? покойникам относят еще, например, детей, умерших некрещеными или от проклятия матери, всех, кто знался с нечистой силой – ведьм, колдунов, а также всех, кто умер от проклятия родителей. Эти покойники считались "нечистыми" и очень опасными. Их поминали и отпевали всего один раз в год, первоначально – на Семик, потом было перенесено на Троицкую субботу. В некоторых районах поминали не в Троицкую субботу, а в день Сорока мучеников.