ЧАСТЬ II. Глава 20 (1/1)

ПолевойВена. Сентябрь 1945 г.Спрашивается, чего мне не сиделось в Москве, а потребовалось срочно и немедленно мчаться сначала в Берлин, а потом Вену? Ответ мне был и не нужен по сути, ибо он, вопрос, был риторическим. Точнее говоря, ответ сидел прямо передо мной и задумчиво дымил сигаретой в одном из венских уличных кафе в советской оккупационной зоне. Победная весна сорок пятого года сделала границы стран почти прозрачными. Да и о каких границах могла идти речь, когда наши войска, как огромный поток, шли через государства, что лежали на пути к вожделенной столице Третьего рейха?— Берлину? Венская наступательная операция, шедшая с 16 марта по 15 апреля 1945 года силами 2-го и 3-го Украинских фронтов, закончилась штурмом столицы Австрии, так что про аншлюс тридцать восьмого года австрийцы могли забыть, но это не отменяло оккупационных зон четырёх стран-победительниц. Всё, как и в Германии.Итак, я упомянул о том, что кто-то сидит рядом со мной, задумчиво смотрит на улицу сквозь ажурную решётку кафе, увитую виноградом. Перед ним на столе дымилась чашка кофе, вторая по счёту, а знаменитые венские вафли так и остались нетронутыми. Короче, это был никто иной как Терентьев Владимир Владимирович. Он, разумеется, изменился за двадцать с лишним лет, что мы не виделись, ну, а кто не изменился? Вторая Мировая своё дело сделала, разделив мир на ?до? и ?после?. Мне кажется, что несмотря на последствия Первой Мировой (революции, свержение монархий и прочее), война, что закончилась в сорок пятом, ещё долго будет всем аукаться. Причина же моего приезда в общем-то проста, как ясный день?— я искал Никитского. Исчезнув после двадцать первого года, он объявился первый раз в тот момент, когда Троцкого выдворили из СССР. На дворе был двадцать девятый год. На мои расспросы, где он был, Никитский лишь загадочно улыбался или вовсе отшучивался. Желание ударить его чем-то тяжёлым, чтоб не выделывался, возникало не раз. Надо ли говорить, что он опять исчез и второй раз умудрился вернуться аккурат в самый момент очередного витка борьбы с ?врагами народа?? Да-да, в те самые годы ?ежовщины?. Разумеется, и его не обошли вниманием ?старшие братья? с площади Дзержинского. В общем, мог наш Никитский угодить в Сухановку, но… Короче, это пресловутое ?но? и не мне даёт покоя на протяжении вот уже восьми лет.Я задумчиво покрутил в руках чашку с остывшим кофе (ну не нравится мне кофе, что поделать) и спросил:—?Мы кого-то ждём, Владимир Владимирович?—?Ждём, Сергей Николаевич,?— не глядя на меня, ответил Терентьев и затушил сигарету в пепельнице.Хорошо, ждём. Я отпил свой остывший кофе, поморщился и полез за своими папиросами ?Казбек?.—?Могли бы сразу сказать, что не любите кофе,?— Терентьев по прежнему на меня не смотрел. —?Я бы заказал вам чай.В ответ я отмолчался. Глупо было возражать, когда заказ был сделан до моего прихода.Подошедшего сзади человека я не услышал, поэтому невольно вздрогнул, когда надо мной раздался мужской голос:—?Добрый день, Владимир Владимирович,?— говоривший мужчина переместился в поле моего зрения и, улыбнувшись, поприветствовал и меня. —?И вам добрый день, товарищ Полевой.Здрасьте, кого не ждали! На меня смотрели темно-карие с лукавинкой глаза молоденького сержанта госбезопасности, который был в числе тех, кто проводил обыск в доме Терентьевых в августе тридцать седьмого года. Задумчиво пожав руку возмужавшего сержанта (хотя статься он уже и не сержант вовсе), я невольно вернулся мыслями в ту августовскую ночь.Пушкино. Дом Терентьевых, август 1937 года.В дом Тереньтевых в Пушкино я ввалился почти в полночь, уставший как собака после поимки опасного бандита, совершившего убийство в одной из близлежайших деревень. Случись арест бандита двумя-тремя часами ранее?— уехал бы в Москву, а так пришлось остаться в городке. Впрочем, у меня всегда с собой был ключ от дома Терентьевых. Марья Гавриловна, мать Владимира, скончалась вскоре после того, как её сын всё-таки соизволил сообщить ей о том, что остался жив. В общем, большой двухэтажный дом до сих пор принадлежит семье Терентьевых. А вот их соседи, циркачи Буши, свой дом всё же продали. Теперь там жил инженер-железнодорожник с семьёй. А поскольку чета Терентьевых не вылезала из-за границы, где работал Владимир, то ключи были не только у них, но и у меня с Никитским.Вот и в тот вечер Никитский оказался именно в Пушкино. Да собственно, он там и пропадал почти всё лето после своего приезда, поэтому ничуть не удивившись впустил меня, спросив при этом:—?Ужинать будете, матрос Полевой?Вот как с ним прикажете разговаривать? Решаю отшутиться:—?Только если вы будете в качестве официанта, господин лейтенант.Тот пожал плечами и довольно быстро накрыл на стол. Ужинал я уже в одиночестве?— Никитский скрылся в кабинете Терентьева. Поев и убрав за собой, я прошёл в гостиную и увидел, что мне постелено на диване. Раздевшись, я лёг и сразу уснул. Разбудил меня свет фар в окошко и звонок в дверь. Выматерившись, я поднялся, наскоро оделся и вышел в столовую. От обилия фуражек с синими околышами зарябило в глазах.Постарался, как можно незаметнее вздохнуть и успокоится: чего волноваться-то? Всё было как обычно при арестах ?врагов народа?: ночь, ?чёрный воронок? и звонок в дверь, а тут ещё и Никитский, вообще не ложившийся в ту ночь. В общем, впустив в дом толпу работников НКВД во главе молодым старшим лейтенантом, нам лишь оставалось узнать за кем пришли: за мной или за Никитским? Оказалось за Никитским. Меня вообще отмели, как данность, оставив в качестве понятого при обыске.В силу своей профессии, я на обысках присутствовал, но в этот раз было по-другому. Товарищи чекисты разбрелись по дому, как тараканы, а их начальник изредка выходил в ту или иную комнату и что-то приказывал. Кошусь на Никитского. Тот, заметив мой взгляд, делает вид, что его вся эта суета абсолютно не касается. Знаю я это его выражение лица: уйдёт в себя и ни слова из него не вытянешь.Решаю заняться делом: сидеть на диване и от нечего делать разглядывать главного среди прибывших чекистов или как их там теперь? Он был одного роста с Никитским, такой же поджарый, его лицо, которое мне показалось знакомым, можно было назвать красивым, если б его не портила жёсткая складка губ. Прозрачные голубые глаза и светлые волосы довершали картину. Внезапно в голове вспыхивает странная сцена месяцев этак пять назад, когда я невольно стал свидетелем ссоры между Мишей Поляковым и неизвестным мне работником НКВД. Фуражку-то ни с чем не спутаешь.Тихий апрельский вечер, даже ночь. Я спешу на Арбат, закончив дела в следственном отделе. Мне хоть и дали комнату от милиции, но я изредка столовался в доме Поляковых, стараясь заменить Мише отца. Точнее, был ему за умудрённого жизненным опытом дядю. Мать Михаила не возражала и мы даже изредка ходили с ней либо в театр, либо в кино. На улице уже стояла ночь, но из-за открытой двери подъезда лился тусклый свет. Почти у самых дверей в подъезд замечаю две мужские фигуры, которые о чём-то эмоционально спорили. Голос одного из них я узнал?— это был Миша. Второй был мне незнаком. Я подошёл ближе, но они, заметив меня, замолчали. Я не успел раскрыть рта, как Миша быстро проговорил:—?Дядя Серёжа, проходите к нам, я скоро буду.Поняв, что меня представлять незнакомцу в форме НКВД не собираются, я кивнул головой и прошёл мимо, вскользь бросив взгляд на собеседника Миши. Его лицо, хоть и освещал падающий из подъезда свет, но от козырька фуражки падала тень (везёт мне, ничего не скажешь!) и поэтому толком разглядеть не удалось. Лишь светлые глаза с иронией смотрели на меня. Миша нагнал меня у самых дверей квартиры.—?Кто это был? —?спросил я.—?Дядь Серёж, ты что, не узнал Юрку Старкова из соседнего дома?—?А я должен был его узнать?—?Ну, он со мной в одной школе учился,?— пожал плечами Миша, открывая дверь своим ключом. —?Правда, младше меня года на три-четыре.—?Мне вас троих хватило, чтоб ещё и других запоминать.—?Скорее, пятерых,?— уточнился Миша, впуская меня в квартиру. —?Но не знать одного из живущих в нашем дворе энкаведешников?— это что-то.Я в ответ лишь пожал плечами.Тем временем, заметив, что я не свожу с него взгляда, старший лейтенант НКВД вежливо спросил:—?Вы что-то хотите мне сказать, товарищ Полевой?Хм, ?товарищ?, значит пока не ?враг народа?. Значит ещё не всё потеряно. Решаю так же вежливо ответить:—?Забыл ваше имя, уж простите. Точнее, не расслышал.Понимая, что его звание мне и так прекрасно видно, он, тонко улыбнувшись, ответил:—?Юрий Данилович Старков.—?Очень приятно,?— надеюсь мой голос не сочился сарказмом.А что собственно? Я зверски устал и хочу спать, а тут этим неймётся! Опять кошусь на Никитского. Его привычка сидеть, словно аршин проглотил, никуда не делась и это несмотря на больную спину. На наш диалог, он лишь слегка дёрнул бровью. Из святая святых кабинета главы рода Терентьевых буквально выполз молоденький сержант НКВД, таща в руках огромную стопку дневников хозяина дома. Никитский с трудом сдерживает смех. Надо сказать, Старков заметил это, но спрашивать не стал, только приказал подчинённому:—?Стол перед вами, товарищ сержант.Тот обиженно посопел, но стопку тетрадей в одинаковых обложках на стол положил. Из нас четверых лишь мне да Никитскому было ясно, что дневники разложены не по годам. Значит, Валерий Сигизмундович опять в них копался. Тем временем, Старков взял первый попавшийся дневник и открыл его. Судя по тому, как удивлённо поползли на лоб его брови, смею предположить, что прочитано было очередное откровение Терентьева на тему кого любить. Непередаваемое выражение лица старшего лейтенанта и дневник захлопывается. Интересно, что щас будет! Однако Старков сумел нас с Никитским удивить. Он уже справился с собой, едва заметно, с иронией улыбнулся и приказал сержанту:—?Валерий Геннадьевич, отнесите обратно, где взяли.—?Зачем?—?Затем, что я приказал.—?А вдруг там что-то важное? —?не собирался уступать тезка Никитского.В его тёмных глазах светилось упрямство.—?Товарищ Кузнецов,?— едва не рычит Старков,?— там нет ничего важного, но если вас интересуют скучные подробности из жизни царской России?— милости прошу.На лице Кузнецова проступает упрямое выражение.—?А откуда вы знаете, что там только о жизни в царской России? —?вопрос задан чуть ли не ядовитым тоном.—?По обложкам тетрадей, Валерий Геннадьевич,?— ехидно отвечает Старков. —?Такие только до революции выпускали.Никитский не выдерживает и фыркает, чем заслуживает огненный взгляд от Кузнецова. Впрочем, упрямый юноша приказ унести тетради обратно выполнил, но уж больно надолго пропал в кабинете. Никитский не удержался и своим издевательским тоном тихо спросил у Старкова:—?Не боитесь, товарищ старший лейтенант, что ваш подчинённый сейчас кляузу строчит на вас?Старков, который стоял у окна, заложив руки за спину, невозмутимо ответил:—?Не боюсь.—?Похвально, молодой человек, что вы так верите своим подчинённым.—?Не всем,?— Старков отлепился от окна и уселся на стул. —?Только ему.—?Надеюсь, что вы не ошиблись.На это Старков лишь загадочно ухмыльнулся.Вышедший из кабинета Терентьева Кузнецов был мрачен, как грозовая туча, но ничего не сказал, лишь окатил Никитского странным взглядом. Хех, тоже поди, прочитал про льдистые серые глаза? Старков продолжал так же невозмутимо восседать на стуле. Пожалуй, своей осанкой на данный момент он бы мог поспорить со знакомыми мне офицерами царского флота. Работники НКВД продолжали шляться по дому, но всё делалось на удивление аккуратно и спокойно. Старков лишь изредка приказывал положить то или иное туда, откуда взяли. Странный обыск какой-то. Наконец, когда за окном уже брезжил рассвет, они ушли из дома, забрав с собой Никитского. Наручников, как ни странно, не надевали. Лишь Кузнецов задержался на крыльце и тихо спросил у меня:—?Вы знали о том, что написано в тех дневниках?Я усмехнулся и ответил:—?Знал.—?Кто же вам дал их читать?—?Никто. Сам взял.Удивление в глазах и бормотанье про себя:—?Везёт мне.Молчу в ответ, хотя и догадываюсь, с кем ?везёт? Кузнецову. Он почему-то сразу понял ход моих мыслей и процедил сквозь зубы:—?Вы ошибаетесь.А я смотрю, как стоявший у машины Старков с иронией посматривает на Кузнецова, но не торопит его. Какие они все странные! Не удержавшись, задаю последний вопрос:—?А старший лейтенант НКВД Старков всегда такой невозмутимый?Неожиданно Кузнецов усмехается в ответ:—?Не, не всегда. Из себя его только товарищ нарком вывести может.Благоразумно молчу в ответ, не уточняя, что за товарищ нарком. Кузнецов козыряет и уходит к машине. Через пять минут ?воронок? исчезает за поворотом.Вена. Сентябрь 1945 г.Кузнецов терпеливо, надо отдать ему должное, позволил мне предаться мыслям. Пока я вспоминал, он сел за столик и заказал себе чай. Официант кивнул и исчез. Наконец я соизволил съязвить:—?Напомните, как же вас звать, товарищ сержант?Кузнецов устало улыбнулся и ответил:—?Валерий Геннадьевич Кузнецов, а ещё я капитан госбезопасности.—?Даже не сомневался, что ваша карьера пойдёт в гору. А где же ваш начальник товарищ Старков?Каюсь, не сдержался, но заметив как лицо Кузнецова, по мере моих слов превращалось в маску, слегка сконфузился и замолчал. Терентьев бросил на меня укоризненный взгляд. Тем временем, официант принёс чай и стакан воды. Положив в чашку сахар, Кузнецов задумчиво помешал его и отпил.—?Вы хотели узнать, что с Юрием Даниловичем? —?наконец спросил он.—?Вообще я просто так спросил.—?Я заметил.Ну да, я знал, что после зимы сорокового года Старков исчез с поля зрения большого арбатского двора. Миша Поляков что-то там предположил о возможном аресте или работе нелегалом за границей. Лично мне было как-то всё равно. Со Старковым я пересекался лишь дважды:? во время и ареста Никитского;? у одного из подъездов здания на площади Дзержинского, когда оттуда вышел слегка озадаченный, но свободный Никитский.Всё! На этом наши случайные встречи со Старковым закончились. Когда началась война, дел в Москве было завались: паника, слухи, мародёры и так далее. Я успел поучаствовать и в обороне Москвы, снова вернуться к работе в милиции, а ещё так случилось, что я освобождал Крым весной сорок четвёртого. Про Кузнецова вообще после той ночи даже и не слышал.—?Скажем так, пропал без вести,?— мрачно изрёк Кузнецов.Я уточнился:—?Не смог перебраться с палубы одного корабля на другой? Второй раз судьба ему шанса не дала?Судя по выражению лица Кузнецова?— попал в точку. Но капитан госбезопасности справился с собой довольно быстро и ответил мне:—?Можно и так сказать,?— положив передо мной несколько листов бумаги, что вынул из планшета.—?Что это? —?я подозрительно посмотрел на листки бумаги с напечатанным текстом.—?Прочитайте, Сергей Николаевич,?— мягко сказал Кузнецов.Терентьев продолжал демонстративно молчать, допивая свой остывший кофе. Окинув моих соседей по столику мрачным взглядом, я со вздохом углубился в чтение.ТерентьевВена. Сентябрь 1945 г.Встреча с Полевым в ближайшие лет тридцать я не планировал и уж тем более не собирался этого делать сейчас, находясь в Вене. Но меня очень попросили, да и я, зная упрямый норов Полевого, понимал?— он не оступиться, пока не найдёт Никитского. Живого или мёртвого. Я сам виноват?— нечего было сталкивать их лбами на линкоре. Поэтому, сообщив о встрече жене и сыну, который всю войну участвовал в Сопротивлении, о том на встречу с кем пошёл, я двинулся в сторону одного из известных уличных венских кафе. На улице стояла тёплая сентябрьская погода и поэтому попить кофе на улице в центре города можно было на всех улицах, улочках и площядях. Война постепенно уходила из этого величественного города, бывшего столицей Австро-Венгерской империи. Кто бы мог подумать, тогда, в годы Первой Мировой, что войска необъятной бывшей царской России будут спасать Вену от нацистской чумы.Я сел за столик, сделал заказ, запоздало подумав, что вообще следовало дождаться Полевого, а не просить принести две чашечки чёрного кофе и венские вафли. Полевой, на удивление, практически не опоздал. На его расспросы я попросил кое-кого подождать, а сам с головой ушёл в воспоминания.Крым. Конец 1916?— начало 1917 гг.Раскрывать тайну моего чудесного воскрешения для Валерия пришлось спустя полтора месяц после гибели линкора. На тот момент, чьи тела успели увезти с тонущего корабля, были опознаны и даже похоронены. Раненые продолжали лечиться в госпитале. Раны Никитского затягивались долго и тяжело. Чувствовалось, что ему всё равно?— жить или умирать. Ксения измучилась, пытаясь расшевелить брата. Я понял, что мне пора выходить из подполья. Главное, чтобы при нашей встрече Валерия удар не хватил.Не хватил. Валера только мрачно курил, сидя рядом со мной на скамье во дворе госпиталя. Было уже начало зимы и ветер с моря дул совсем не тёплый, а злой и порывистый. Мне не нравилось, что Валера был легко одет: госпитальная пижама и бушлат сверху.—?Может, пройдём в госпиталь? —?предложил я.—?Угу! —?ворчит Никитский. —?Чтоб тебя там все увидели?—?Кто меня там увидит? —?пожал я плечами.—?Например, господин вице-адмирал.Я усмехаюсь:—?А он меня вспомнит?—?Не знаю, но рисковать не стоит.—?Ты же мёрзнешь,?— привёл я последний аргумент.—?Вовсе нет. Ты лучше расскажи, какого тебе в голову пришло притвориться мёртвым?Злиться. Я б тоже злился, наверное.—?Не знаю. Вспомнилось кое-что.—?Что тебе вспомнилось?—?Хорошо,?— вздохнул я. —?Пока ты на гауптвахте сидел, кое-что произошло. Сначала я не придал этому значения, а вот когда ты тащил меня прочь от полыхающих штоков, шальная мысль и закралась в голову.Тяжёлый вздох и уточнение:—?Жизнь пронеслась перед глазами?—?Можно и так сказать.Никитский поплотнее закутался в бушлат и твердо произнёс:—?Я слушаю.Посмотрев на полного решимости узнать правду Валерия, я начал рассказывать.