Эпилог № 1.Прозрение (1/1)
За два дня до матча с ?Реалом? Черышев позвонил Смолову:- Федь, ну пожалуйста… Ну съезди к нему домой, узнай, как он там… Ну что тебе стоит… Я боюсь за него, как бы он опять не натворил глупостей.- Ты крайнего нашел, Черышев? – резко отвечал нападающий ?Локомотива?, - Хоть миллион мне заплати, а я туда не поеду. У меня, между прочим, до сих пор затылок болит. Сам пригрел змею, вот сам и отправляйся к нему. Или Игоря попроси.- Но я же не могу, Федя… Не могу я показаться ему на глаза. Он обижен на меня за то, что я бросил его в Монте-Карло и уехал домой. Он сразу меня прогонит. А поехать к нему нужно, у меня на душе неспокойно. Он ведь болен, вдруг ему стало хуже?- Ну а я обижен на него. В конце концов, Денис, хватит выносить мне мозг. Попроси соседку, чтобы зашла к твоему разлюбезному Марио.Делать нечего. Придется звонить Марье Васильевне. Эта милая старушка, в прошлом актриса Большого театра, жила по соседству с Марио в коттедже, который по величине и роскоши намного превосходил дом бразильца. Дружба с этой, разменявшей восьмой десяток, бабулей, очень помогла Денису, и тот каждый день звонил ей и интересовался, горит ли в апартаментах Марио свет, видела ли она бразильца, и как он выглядит. Сердобольная женщина наведывалась к Фернандесу под каким-либо предлогом: то кран починить ей нужно, то сахару одолжить, то кота к ветеринару отвезти. Марио горько улыбался, ворчал, но помогал – отказывать пожилым людям он априори не умел.- Марья Васильевна, - отвечал закутанный в теплый плед бразилец с растрепанными кудряшками, - с Вашими сбережениями Вы можете нанять для кота целый лимузин. Зачем Вам я? Мне холодно и болит голова, - но тут же южноамериканец совладал с собою, - так уж и быть, отвезу. Не могу же я оставить бедного котика на произвол судьбы.А потом Марья Васильевна звонила Черышеву и докладывала: так и так, Фернандес грустен, истощен и бледен (?кушает, наверное, плохо? - сделала вывод бывшая актриса), но через силу улыбается. И у Дениса отлегало от сердца. ?Марио улыбается – значит, жизнь продолжается? - думал он.Совсем другой диалог состоялся между Федей и Денисом после игры с мадридцами.- Федь, приезжай в Мадрид, прошу тебя… С Марио беда.- Что на этот раз стряслось? В какую задницу он опять попал? – раздраженно, но с плохо скрытым волнением спросил Смолов.Черышев едва мог говорить, голос дрожал, мысли путались:- Инфаркт. Очень обширный. Врач был со мной честным и сказал, что шансов на благоприятный исход почти нет…Федор молчал, и Денис слышал в телефоне лишь прерывистое дыхание. Как ни пытался Смолов казаться равнодушным, но вот только и у него внутри все упало.- Ты понимаешь, Смолов, что он умирает? – продолжал Черышев, - А мы его гнобили, бросили совсем одного. Зачем мы с ним так? Ведь это не он обижал нас, а мы его… Будь мы немного человечнее, все могло сложиться по-другому. Это мы довели его до инфаркта. - Я вылетаю первым же рейсом, - обида Феди в один миг улетучилась, и он с горечью осознал, что может не успеть, может не застать Фернандеса в живых.Марио приоткрыл глаза и осмотрелся вокруг. Светлая тесная комната без окон, вокруг мониторы, датчики, капельницы, в его венах катетеры. Он попробовал пошевелить пальцами, помотать головой – боль глухо отозвалась во всем теле, дышать вообще не представлялось возможным, и за бразильца это делал аппарат искусственной вентиляции легких. Левую часть тела словно парализовало, биения сердца не ощущалось, только приятный холодок на месте четырехкамерного. Вдруг взгляд южноамериканца упал на кресло, повернутое к стене. На нем явно кто-то сидел, русский бразилец смутно видел лишь силуэт.- Ну здравствуй, Марио, - голос незнакомца прозвучал как будто из подвала, - не ждал меня?Кресло развернулось, и Фернандес увидел Варлока, одетого в белый халат и докторский колпак.- Что… Что тебе нужно? – прохрипел Марио, - пришел позлорадствовать? Ты сломал мне жизнь, отравил мою душу, все мои друзья ненавидят меня из-за тебя. Ты подверг меня ужасным страданиям. Я давно уже не живу, а влачу жалкое существование. Единственное, что у меня есть, это слава и признание. Но они больше мне не нужны. Мне настолько плохо, что я жажду собственной смерти, каждый день я жду ее как избавления. Из глаз бразильца неиссякаемым потоком хлынули слезы, не приносящие абсолютно никакого облегчения.- А ты хотел получать удовольствие от того, что лишаешься своей души? Вспомни, я ведь не заставлял тебя заключать со мной сделку, ты сам загорелся этой идеей. – ухмыльнулся собеседник.Марио в бессилии закрыл глаза. Смотреть на ужасного и прекрасного одновременно Чернокнижника он не мог:- Моей души почти не осталось. И сердце мертво. Я больше не чувствую в нем боли, только гробовой холод. Оно больше не замирает от страха, сострадания, любви. Я готов принять назад свою болезнь, лишь бы прекратить все это… Как же я был счастлив тогда, когда не делал другим гадости. Да, мне и тогда было больно, я терпел приступы, но тогда, по крайней мере, ко мне хорошо относились. У меня были друзья… Денис, Игорь, Федя, исландцы… Даже на Артема я никогда не сердился за его шуточки. А теперь… Я даже в глаза им посмотреть боюсь… Убей меня сейчас, я не хочу больше мучаться. Ты же убьешь меня? Как там у вас положено?Варлок присел возле Фернандеса и проницательно посмотрел в его теплые, но потухшие карие глаза:- Теперь ты понимаешь, что водить со мной дружбу невесело? Ведь назад возврата нет. Я при всем желании не могу вернуть тебе твою душу. Не скрою – я симпатизирую тебе и очень к тебе привязался. Мало кто мог так успешно противостоять мне. Иногда у меня складывалось впечатление, что не я тобой управляю, а ты мной. Однажды ты сломал мою систему окончательно: тогда в Монако ты должен был убить Смолова, но в самый ответственный момент ты каким-то невероятным образом ослабил свою руку, смягчив удар. Поглощая твою неиспорченную душу, я сам становился… как бы это сказать… кхм.. лучше, что ли? Хотя у нас это и не приветствуется. Но тем не менее, случай уникальный. Человек, покоривший нечистую силу. Ты очень сильный, Марио, очень… Даже демоны склоняют головы перед добротой, моральной чистотой и силой воли.Фернандес попытался привстать на локти. Голова была чугунной и горячей, в ней царил сплошной бардак. Бразилец быстро-быстро моргал, взмахивая длинными ресницами, надеясь, что наваждение в виде Варлока бесследно исчезнет. Но не тут-то было. Перед глазами стояла мутная мгла, и через этот жемчужный туман южноамериканец видел лишь темно-синие, пронизывающие током, глаза демона. Марио понимал, что с ним происходит. Агония. Он умирает. Смерть уже где-то рядом.- Мне страшно… - едва слышно прошептал бразилец.Варлок взял его за руку, от чего на ней вмиг появились ожоги. Но Марио даже не одернул ее. Боли он больше не ощущал. - Ты помнишь Фауста? Только не литературного персонажа, а его реального прототипа.Парень утвердительно кивнул, и Чернокнижник продолжил свой монолог: - Так вот, жил когда-то в Германии маг и чародей, который тоже продал душу дьяволу. Только не мне, а моему начальнику, ведь в шестнадцатом веке я еще пешком под стол ходил. Этот Фауст хотел познать все тайны мира. И у него это почти получилось, пока в одну холодную осеннюю ночь его не нашли с выколотыми глазами, сломанной шеей и выпущенными внутренностями.Услышав последние слова, Марио вжался в кровать и задрожал всем телом.- Не бойся, я же не такой изверг, как мой босс, - колдун ласково погладил волосы Фернандеса, и высокий бледный лоб последнего тут же покрылся язвами, - я не стану выпускать тебе кишки. Это как минимум неэстетично. Ты представляешь, что подумают твои друзья, когда найдут тебя таким? Фанаты тоже рано или поздно узнают об этом. Я не хочу поносить память о тебе. Но оставить тебя в живых я тоже не имею права – в таком случае мой начальник выпустит кишки мне. Ты уйдешь тихо и безболезненно.- Имею я право… на последнее желание? – разговаривать Марио было все труднее, какая-то неведомая сила сжала горло железными клещами, - я хочу извиниться перед друзьями, ведь я доставлял им… лишь огорчения и печаль…- Ну что ж, - вздохнул Варлок, - сейчас я приведу их.И вышел из палаты. Прошло минут десять, прежде чем он снова вернулся. Вернулся он не один. Перед туманным взором Марио предстали Денис, Игорь, Федор и Артем. Пелена перед глазами Фернандеса была уже не белесо-желтой, а темно-серой. Бразилец не мог понять, откуда эта дрожь, почему его так сильно трясет – от волнения или от холода.- Доктор, - обратился Игорь к Варлоку, - Что с ним? Почему он так странно смотрит?Марио почти не видит товарищей, но слова Акинфеева ему приятны. Игорек ведь так опекает своих птенчиков – будь то 28-летний Фернандес или 19-летний Сигурдссон. Отцовская забота капитана как теплый ласковый бриз по остывающей коже Марио.Бедный бразильский мальчик из последних сил выдавил из себя слова раскаяния.- Друзья мои, мне очень жаль… Я причинил вам много зла, и поэтому мне очень стыдно. Я сам не ведал, что творил. Простите меня, если сможете. У тебя, Федя, я должен на коленях вымаливать прощение, но физически я уже не смогу этого сделать. Силы покидают меня, и скоро всё будет кончено… Мне так жаль, что я не принес достаточно пользы сборной и уже не выведу ее на Чемпионат Европы. Уже без меня ЦСКА выиграет Лигу чемпионов. Я верю в это. Дениска, не плачь, не нужно… Мне уже не больно, я больше не буду страдать. Я хочу, чтобы вы все были счастливы, вы ведь этого заслуживаете. Вспоминайте меня иногда. Попросите прощения за меня у моей мамочки, я знаю, она точно приедет… А теперь я хочу, чтобы вы подошли и обняли меня в последний раз. Ближе друзей, чем вы, у меня нет… Ну же, вы чего, а ну-ка вытерли слезы! Представьте, что я забил гол, а вы меня поздравляете. Как тогда, с Хорватией…В дверь заглянул Варлок: - Время вышло. Вам пора. Покиньте палату.Артем и Федя вывели под руки Дениса, находящегося в полусознательном состоянии. Черышев из этой четверки был самым нежным, ранимым и больше остальных привязанным к Фернандесу. Неприступная скала Игорь, в отличие от друзей, не проронил ни слезинки и на первый взгляд даже не страдал, и только его верный побратим Артем знал, какой ураган сейчас бушует внутри Акинфеева, что и сам он наполовину умер вместе со своим одноклубником, этим добрым русским мальчишкой, этим бразильским солнышком.Марио лежал неподвижно на белоснежном больничном постельном белье, еще более подчеркивающем бледность его тонкой кожи, и щенячьими глазами смотрел на колдуна. У того в руках был шприц с бесцветной жидкостью.- Расслабься, амиго, больно не будет, - хохотнул Чернокнижник, подходя все ближе к постели умирающего, - разве что от укола немного неприятно. А потом ты уснешь навсегда.- Постой, - спохватился Марио, - а что станет с моей душой? Она отправится на вечные муки в ад?Варлок вздохнул:- Вгоняешь ты меня во грех, Фернандес… Пожалею я тебя. Никто твою душу терзать не будет. Она доживет свою последнюю жизнь на земле, и все… Через несколько минут она самоуничтожится.И вот иголка уже прокалывает вену бразильца, через миг яд будет в крови и начнет действовать. Варлок снова впивает взгляд цвета индиго в стеклянные глаза своего визави.- Без обид, Марька? - Без обид…Марио дернулся пару раз и затих… Каштановые кудряшки беспорядочно рассыпались по подушке, взгляд остановился навсегда.Колдун закрыл иглу колпачком, положил шприц себе в карман и двумя пальцами закрыл завораживающе прекрасные глаза Фернандеса.- Спи спокойно, Супермарио...