Послесловие (1/1)

Ключевая глава всего фика (и ради которой он написан)?— ?Моральный детерминизм? или попросту ?Фатализм? и отсутствие выбора. Глава намекает и на то, что у Бакуго нет никакого выбора, поскольку он всего лишь слепок себя настоящего; поскольку он всего лишь модель, чьи функции проверяют в разных условиях и выявляют признаки совместимости с другими моделями. Это глава о его ничтожности, вторичности и пустоте его воли.И пусть он всего лишь слепок себя, с ним случается ?божественное откровение?, как с апостолами в день Пятидесятницы, к которым спустился Святой дух в виде язычков огня и наделил умением понимать все языки, все народы и проповедовать так, чтобы их понял любой. У христиан дар интерпретации, дар понимания идет через божественное, через бестелесного духа, я же иду от обратного: бестелесное не способствует пониманию.Бестелесное не дает вообще никакого понимания людям, и от божественного пламени люди не заговорят на одном языке. Религиозные войны?— первый пример этого. Но и просто говорить через рот люди вообще не умеют. Слова все вечно портят. Поэтому предварительно, до ключевой сцены, Бакуго и Очако очень плохо говорят, не понимают друг друга и не могут найти общий язык. Они только сильнее отдаляются. Как персонажи с прокачанной ?физикой? и телесностью, им надо общаться совсем иначе, и случай помогает им наконец-то заговорить на одном языке.Язык тела сильнее явления любого, пусть даже наисвятейшего духа (таково мое мнение, я не оспариваю и не обижаю ничьи религиозные суждения). В частности, хороший секс и отзывчивость в процессе позволяют наконец-то говорить на одном языке с тем, кто на это способен, с кем действительно стоило бы говорить.В моей версии Бакуго начисто лишен контакта со всем миром, он говорит, но его не понимают, он слушает, но не слышит. Он как иностранец для всех и для себя самого. Слабая эмпатия не позволяет ему правильно интерпретировать чужие слова и чувства, чужие поступки. Он считает, что все вокруг страдают глоссолалией, несут какую-то чушь, как при религиозном экстазе, несут какую-то тарабарщину, ему вообще не близкую. И пока его не посетит божественный огонь (в виде насильственной ласки Очако), он не может понять, что ему здесь делать, зачем он здесь и почему она к нему прицепилась. Он получает от нее благодать (почти в религиозном смысле), а вместе с тем и осмысленность мира. Все вокруг вдруг заговорило на понятном ему языке, все стало ясно, его муки одиночества окончены. Теперь он знает, как может обрести понимание, как может говорить хоть с кем-то на одном языке. В общем, он обрел счастье общения, а с ним и озарение, что вообще-то очень долго был любим. В последней главе он узнает последнюю истину: за него даже умрут, и умирали множество раз. Можно сказать, персонаж дошел до морального вознесения, до перерождения. Ну и да, одно из толкований ?глоссолалии??— говорение на ангельском языке, то есть языке любви.Но все это случилось только с моделью Бакуго, с отпечатком его личности, с финальной симуляцией. В жизни ему только предстоит научиться общаться и интерпретировать других. Не просто слушать, но и слышать.Если очень хочется, можно больше погуглить о глоссолалии, посмотреть картины и проникнуться метафорой.Ну и да, задумка не реализована даже на половину, и я буду дорабатывать сцену. Когда найду способ, как.А что до морального детерминизма… На мой взгляд, Бакуго, как персонаж, обречен. Как в каноне, так и вне канона. Ему вечно предписывают любовь к кому-то, засовывают, не спрашивая, в пейринги и какие-то порой ужасно бредовые ситуации. Мне же хотелось, чтобы он более или менее свободно жил в моей вселенной, огрызался, боролся, хоть противостоял тому насилию, которое я совершаю над ним, будучи автором. И как все ничтожно, ведь выбраться он все равно не смог! Что из пейринга с Очако, что из пейринга с Кьёкой, что с Миной… мне правда его жаль. Это ли не ужас? Быть обреченным вечно барахтаться в чьей-то бредовой фантазии и любить тех, кого в принципе на пушечный выстрел к себе бы не подпустил…Иногда я ломаю четвертую стену. Иногда я втягиваю вас с обсуждение очень мрачных вещей. Осуждаю что-то и следом делаю. Биполярочка налицо. Ничто не истинно, все дозволено.Хороший ли этот текст в целом? Вообще нет. Стиль пляшет во все стороны, высовываются грамматические ошибки, а Бакуго материться как пацан-подросток, хотя ему под конец чуть ли не 27 лет. В качестве оправдания скажу, что не вижу особой разницы между шестнадцатью, восемнадцатью и тридцатью годами. Сколько ни работаю в мужских коллективах, формализм и достоинство вылазят только перед лицом начальства, которому не скажешь ?слышь ты!?. За некоторыми людьми я слежу по пять-десять лет, и они не меняются вообще.Этот текст существует только потому, что все тексты надо заканчивать. И потому, что надо учиться писать по 300 страниц и соблюдать структуру романа, исполнять сценарии. Через не могу, кровь, пот и ненависть к себе. Я буду изо всех сил держать себя в руках, чтобы не удалить текст к чертям. Может, в старости я вернусь и поржу над стилем, где мат через слово. Может, перепишу его. А вообще, я никогда раньше не писала ничего такого крупного, чтобы фокал сливался с авторским, а мат шел прямо от души. Думаю, это хороший опыт. Тем более я еще напишу кучу снобистских текстов, возьмусь за воспитанных персонажей, и Бакуго навсегда оставит мои сны, где ему очень, очень плохо.Теперь было бы интересно узнать, что вы думаете об этой работе. Плохое или хорошее?— все будет годно, не стесняйтесь.А пока… всем спасибо.