тошность (1/1)

— Как всегда? — облокотившись на стойку ресепшена, Марк помотал вокруг пальца звенящую связочку ключей.— В половине десятого тебя чтобы тебя тут не было, ясно? Туан закатил глаза. Он навалился дальше на стойку и уперся лбом в пластиковый прозрачный барьер; взгляд искал по рабочему столу Джуниора эдакую штуковину, которую можно схватить и повертеть. — Немного у вас прибавилось за эту неделю, — не унимался Марк, смотря в журнал на его столе. — Кто-то есть на моем? — Да, кто-то есть, — он захлопнул его и поджал губы. — Тебе неймется? — Ну и кто там? Он выжидающе откинулся на стул; руки скрестились на груди. Джуниор дулся. Последний раз после всех клятвенных обещаний сдать комнату в первозданной чистоте Марк привел его в свой холостяцкий бардак, со скатертью, испачканной и прожженной сигаретами. Туан и так не имел права там находиться: его впускали тайно, только по выходным, когда все начальство и весь персонал, включая охрану, уходили со смены. Зачем впускали? Туан: порой мне нужно посидеть в новой комнатке — so einfach ist das1.1 все очень просто. — Ну скажи, — протянул он; заигрывающая улыбка.Джуниор поджал губы и, подумав с секунду, сухо отмахнулся:— Парень. — Что? — На твой этаж заехал парень, — четко отделяя слова друг от друга, произнес тот. — А, — Марк непонимающе уставился в него. — И все? Вот так просто?Встретившись с его озадаченным взглядом, Джуниор засмеялся. — Могу, блять, на таро погадать, у меня в полке завалялись. — Ах ты… Туан подорвался. Он намеревался обойти стойку и забежать в коридор, который вел к двери в администраторскую — он уже дернулся, как дернулся и Джуниор, чтобы добраться до туда быстрее него и каким-либо образом забаррикадировать вход, когда зазвенел дверной колокольчик. Все медленно вернулось на свои места. Не садясь, Джуниор в тупом ожидании расправил плечи, уронил вбок голову и завел руки на спину; чтобы не мешаться у окошка, Марк съехал дальше по стойке; скучающе подложив ладонь под щеку, он наблюдал через барьер двойную перспективу: идущего по воздуху гостя и стоящего на своих усталых двоих Джуниора. Мужчина кивнул присутствующим, обошел лифт и скрылся на лестнице. Марк ухмыльнулся. — Du hast Glück. Так кто там, как зовут? — от балды не унимался он, сам не понимая, зачем ему это2. 2 Тебе везет. Джуниор свободно выдохнул и упал на свой стул: ленивая свободная поза, подобный его собственному ленивый взгляд, на губах будто никогда полностью не исчезающая ленивая ухмылка — готовая реакция на каждый внешний раздражитель. Даже проигнорировал немецкий, который не понял, который всегда раздражал его, когда Марк начинал им кичиться.— Джексон. Его зовут... Джуниор подтянулся на стуле.Дверь открылась без всякого предупреждающего колокольчика. В тот же момент по нарочито и увлеченно игнорирующему его Джуниору он понял, что вошел тот, о ком они говорили. В этой убыточной фабричной гостинице редко менялись лица. — Девятьсот восьмой, пожалуйста, — Джексон упал на стойку. Марк сделал вид, что отвернулся, но не мог остановить боковое зрение; оно впитывало чужое присутствие, эти согнутые в локте руки, сжатые пальцы; из-под рукавов жесткой кожанки запястья в узкой черной ткани. Намеренно повернувшись, он увидел крашеный блонд, расстегнутую молнию, ворот водолазки. Напряженный в ожидании взгляд. Тут же отвернулся. Похлопал пальцами по стойке. — А мне нельзя просто держать ключ у себя? — услышал он, затем ответ Джуниора и краткое: — Не знаю. Спасибо. В пластиковом барьере Марк наблюдал, как тот идет к лифту. — Мои таро, — тихо хмыкнул Джуниор, доставая из ящичка пачку карт, — говорят мне, что ты сегодня ночуешь не один… — Как они тебе это говорят? — вклиниваясь в его реплику, отсутствующе пробормотал Марк. — … а также что ты, наконец, свалишь. Взгляд внимательно следил за отражением: спиной к нему, опустив подбородок, Джексон остановился перед лифтом; раздался протяжный писк кнопки вызова. Марк стащил со стойки рюкзак и оказался у кабинки в момент, когда двери с треском врезались в свои стенки.***— Привет, — его голос; опустив взгляд на приподнятую бутылку кофейного цвета, Марк выпустил дым и вновь затянулся, — Купил виски… хотел один, но подумал… быть может, мы могли бы составить друг другу и мистеру Вильяму компанию, если бы у тебя было к этому… особое расположение, — он криво улыбнулся и тут же добавил, показывая пальцем куда-то в потолок, в звучащую музыку: — У тебя крутой вкус. Туан уверенно направился в комнату, освобождая место в крошечной прихожей:— В нашей компании помимо Вильяма Лоусонса и Мика Джаггера3 есть еще ребята. — Егермейстер?— Он самый, — Марк довольно ухмыльнулся: в лифте, привлекая его внимание, он вертел бутылку в руках, и теперь понял, что это не прошло незамеченным; что Джексон наблюдал за ним так же, как и он наблюдал за Джексоном. — Надеюсь, ты еще не пил, егерь полегче.3 Виски “William Lawson’s”; Миг Джаггер - фронтмен рок-группы "The rolling stones". Сам факт, что воображаемая ситуация уже началась, а также азарт и волнение придали решимости — ему не стоило ни единого усилия вести себя так, словно они с Джексоном по меньшей мере условились об этой встрече. Словно Марк уже двадцать тысяч раз впускал к себе в комнату незнакомых парней. Глянув на Джексона, он оторвал от стола увесистую бутылку и напевно, как подобает читать стихотворение, прочел с упаковки, отгибая ладонь с зажатой между пальцами тлеющей сигаретой в деланной поэтичности: — Das ist des J?gers Ehrenschild, dass er beschützt und hegt sein Wild, weidm?nnisch jagt, wie sich’s geh?rt…— …den Sch?pfer im Gesch?pfe ehrt? ,— он ухмыльнулся и подошел к столу; пальцы постучали по нему, взгляд поблуждал. — Отличный ликер. Мой любимый из подобных. Марк закивал самому себе в ритм с песней и постарался сделать вид, будто бы его это нисколько не заинтриговало. Его заинтриговало. Его внутренне заворожило — слышать свой другой, почти родной язык произносимым другим человеком, тем более что возможности слышать его сейчас он даже не предполагал.Он протянул открытую пачку, предложил сигарету, и Джексон не отказался. Марк засмотрелся на его пальцы: исполнительски твердые и худые, оттопыренные, чтобы было удобнее цепляться, так что как бы лесенкой просматривался каждый отдельный из них с очерченными, выпирающими фалангами, они протянулись к пачке со свисающей крышкой и, зацепившись за кончик эспрессо-коричнево окрашенного фильтра, вытащили одну. Она подлетела к губам. — Поможешь? — спросил тот — невнятно, с сигаретой во рту. Поменяв местами пачку и зажигалку, взяв вторую со стола, Марк остановился в небольшом шаге от него и чиркнул; игнорируя направленный на себя взгляд, он, до прихода Джексон успевший проглотить пару шотов, с хмельной медлительностью наблюдал за движением его скул — раскуривая, Джексон делал одну за другой мелкие затяжки, и скулы втягивались и расслаблялись, как если бы он пил коктейль из трубочки. Изо рта густым потоком валил грязно-молочный дым. Туан погасил зажигалку, только когда заметил, что кончик сигареты поджегся — над шапкой пепла появился огонек. — Извини, — не извиняющимся тоном хмыкнул он и, обойдя стол, достал из настенного шкафчика чистую рюмку. — Dein Deutsch klingt also toll, — Марк налил шот егеря, прижимая к скатерти, подвинул вперед и сел. — Auch deins?, — с встречной вкрадчивостью ответил Джексон, усаживаясь напротив. Он принял шот и, подождав, пока тот наполнит свой, чокнулся с ним по воздуху. Неудавшаяся попытка выбить на рассказ только заставила ухмыльнуться. Смакуя звучащую немецкую речь и лекарственную приторность ликера, Туан отвернулся к окну и демонстративно водил языком по зубам и нижней губе. Нога нервно покачивалась.— Was bist du?? — наконец спросил он, вновь поворачиваясь. — Was? Wie unh?flich?, — Джексон сделал вид, что возмутился, но улыбка вернулась на лицо так быстро, что Марк даже не успел растеряться и попросить прощения. — Ein übersetzer?. Если ты об этом. — Вот как, — хмыкнул сквозь улыбку. ? ?Дело чести охотника – уважительно и заботливо относиться к дичи, охотиться, как и подобает, почитая Творца во всяком живом существе? .? Что ж, твой немецкий звучит здорово. ? Как и твой. ? Дословно это можно перевести как “что ты?”, но в немецком у этой фразы, помимо такого трактования, есть также иное, имеющее в виду обыкновенный вопрос, кем человек является по профессии. Последующее замечание Джексона вырастает как раз из этой игры смыслов. ? Что? Как грубо. ? Переводчик.После последней затяжки Туан внимательно подавил сигарету о пепельницу. — Прислали сюда на работу. После универа. Нужно будет заниматься всякими… преимущественно письменными переводами, документы, контракты, деловая почта, — перечисляя, он небрежно помахивал кистью с зажатой между средним и указательным сигаретой. — Ну, и так далее. Выделили комнату. Прямо здесь, — Джексон кивнул на дверь. — А ты? кстати… — он смешался, — ты?.. — брови нахмурились: Джексон пытался определить, забыл ли он имя своего нового знакомого или не знал. — Марк. Поможешь? — Марк вставил меж губ сигарету и, навалившись, потянулся через стол. — Джексон. Тот закурил ему. Из глаз не сходило молчаливое, застывшее удивление. — Можно узнать откуда? — спросил, когда тот упал на свое сиденье. — Возможно, — Марк уклончиво замялся — оттягивая секунды, заманивающе кусая губы, скользя взглядом — медленно, без видимой траектории, с небрежной остановкой на смотрящих на него глазах Джексона. — Возможно, — протянул он, — нам стоит выпить ещё.Дверь открылась через полчаса. Не имея сомнений по поводу того, кто это мог бы быть, Марк не шелохнулся. Одновременно с этим заиграла одна из песен, которые были неотъемлемой частью его самого много лет назад, о которой он с тех пор даже не вспоминал, и само ее звучание привнесло в эти и без того расслабленные плечи почти блаженное онемение. Фоновой оболочкой своего сознания он подмечал шаги, наблюдал входящую фигуру в серой толстовке, обернувшуюся на него другую фигуру — губы улыбнулись сами, когда Джексон обратил на него неспрашивающий, всему спокойный взгляд. — Обожаю эту песню, — шепнул Марк ему, поднимая глаза на подходящего Джуниора. — Ты принес мне таро? Он встал из-за стола и обернулся на шкаф достать еще одну рюмку. — Таро? — не понял; помотал головой и обернулся на Джексона: — Джуниор. Не представляйся, — ухмыльнулся, протягивая руку — Джексон пожал ее в ответ, кидая на оборачивающегося Марка смеющийся взгляд. — Что это?— Я думал, ты принесешь таро. — Роллинг стоунз, — почти вместе с ним ответил Джуниору Джексон. Продолжительно затягиваясь и между тем же выдыхая, Туан разливал егеря по рюмкам. Пятка отхлопывала по полу каждый удар барабанной установки. Тело вступало в инерцию — no, no, no, hey, hey, hey — ритм с ноги переходил по позвоночнику, и он чувствовал, как начинает вторить голова; с каждым движением подлетали волосы на затылке. Его мотнуло. Засмеявшись сквозь зажатую меж губ сигарету, он уперся в стол бедром: — Все нормально, — ответил самому себе и тяжело приземлился на стул.— … только очень давно, — махнув рукой, доотвечал Джуниор Джексону на вопрос, который Марк упустил из внимания. — Поэтому я вообще не особо их знаю. — О чем вы? Джексон хмыкнул и пожал плечами:— Я был фанатом. — он обернулся, обращаясь к Туану: — О роллинг стоунз. — Вообще-то, я не собирался пить, — произнес Джуниор с тем одновременно, весело и обреченно глядя на разлитый густо-коричневый ликер. — И забежал я ровно на секунду проверить, не сжег ли ты опять что-то… — он стрельнул глазами в сторону Марка. — Из-за этого пятнышка на скатерти надо было вызывать пожа-арных, — протянул тот, закатил глаза и, опустив, встретился ими с Джексоном; ему понимающе ухмыльнулись. — … но если гости пожалуются, что от меня несло спиртом… — От тебя будет благоухать. Успокаивающими травками. На все пятнадцать этажей. Это же егерь, а не водка, блять, хороший мой, — затрясшись от смеха, Марк откинулся на спинку стула. — И не забудь принести мне таро, — не унимался, наблюдая, как тот закатил голову, опорожняя свой шот. — Сдались они тебе, — отмахнулся он и отошел от стола; Туан, кривляясь, передразнил: сдались они тебе. — Я зайду. И включите еще свет, чего у вас тут так темно? — на выходе он хлопнул ладонью о выключатель, и загорелась центральная люстра с шестью плафонами. — И включите свет, чего у вас тут так темно, — засюсюкал альвеолярными согласными Марк, вымученно вылезая из стула. Легким, едва послушным шагом обгоняющих одну другую ног он долетел до двери и выдохнул свободно, только когда номер опять погрузился в душно-желтые бра; их тусклостью сигаретный дым обрел очертания, и облик комнаты стал подобен выцветшему изображению. Обернувшись лицом на проход сидел Джексон. Марк торжествующе улыбнулся. Он оттолкнулся от стены плечом и силой этого толчка ворвался в комнату, где невесомое тело (почему невесомое тело так увесисто падает, когда оно пьяное) приземлилось на соседний с Джексоном табурет. Он вытянул ноги от стола, упираясь позади себя локтями. — М? — услышал. — Всю песню прослушал, — хмыкнул. — Я думал, он пошутит типа… целовались мы уже или нет. Это вообще в его духе. Поставлю бутылку, что он специально поселил тебя прямо напротив. Хочешь еще егеря? Страшно и весело одновременно. От собственного замечания затряслись руки, он потянулся к наполненным шотам, до которых они не успели дотронуться, и, не дожидаясь Джексона, опрокинул один над открытым ртом. — Ты любишь ролинг стоунс? — продолжая тему, спросил Марк, глядя перед собой на комнату. — Кстати, егерь просто мерзостный, если нагреется, — он помолчал. — Надо переходить к виски. Нет к нему колы? Пока тот говорил, Джексон молчал и крутил в ладонях до краев наполненную рюмку, и чем дольше он медлил, тем в большую панику впадало сознание Марка. Это страшно и весело одновременно. — Мне показалось, вы встречаетесь, — заметил тот, не притрагиваясь к егерю. — С Джуниором? — он красноречиво хмыкнул в ответ. — Так что же с ролинг стоунс? Марк перевернулся боком на табурете и полулег, упираясь одним локтем на стол — так он смотрел на профиль Джексона, а еще был так близко, что можно было податься вперед и упереться лбом в его кожанку. Сознание ни на секунду не упускало из виду эту возможность и выжидало. Ему хотелось попробовать ее зубами. Он уже предчувствовал скрип и вкус. — Они божественные, — после непродолжительного молчания ухмыльнулся Джексон и залпом выпил; нос дернулся от спиртовой душности. — Почти я сам, — заговорил он и шумно выдохнул дым. — Папа… слушал их и всякий другой олдскул. Председательствовал в свое время в каком-то байкерском клубе, потом женился, родился я — ну, ты понимаешь. Меня воспитывали под эмблемой рок-семейки, — Джексон что-то изобразил в воздухе, рассмеялся и, поворачиваясь на Марка, подпер щеку рукой; он продолжил тише, в зрительном контакте: — Природа, свобода, рок-н-ролл, что-то типа такого. Мы ездили на фестивали, когда мне исполнилось года четыре. С такой большой семейной палаткой. Перед сном папа пел битлз или роллинг стоунз. Он был бы не против, если бы я стал байкером, но… отдавая должное; он не выебывался с этой там свободой выбора, своей дорогой. Тебе интересно? Марк тепло улыбнулся, поднимая на него опущенный взгляд. Говорить не хотелось. — Прикурить тебе? Туан кивнул, с приглушенной медлительностью наблюдая, как тот тянется за сигаретами, достает пару из упаковки, подносит к чужим губам — Марк обхватил ее ими — затем скрябает зажигалкой и пропадает в грязно-молочном дыме. Запах табака и вишни показался божественным; с жадным наслаждением Марк поднес пальцы к сигарете, перевалился лопатками на стол и, упершись локтем, делал одну за другой глубокие, быстрые и томные затяжки. Джексон говорил под ухом:— Как-то на пару лет в школе я подзабил на роллинг стоунз. Возвращаясь к ним. Мы слушали всяких марсо-романсов, системов, грин дэй. Мне нравились еще секс пистолс. Отец называл их женской поебенью,— засмеялся. — А я говорил ему Элис Купер для старперов, кто вообще сейчас слушает их? Он звучал эффектнее, ему-то при мне можно материться, — Джексон помолчал. — Пиздец был тогда, конечно. Туан скосил взгляд и увидел, что тот трясется от смеха, припадая лбом к выгнутому запястью; между пальцев дымилась сигарета. Они заговорили одновременно, и Марк тут же остановился:— Что тебе...— Когда я сегодня услышал в коридоре, это было… как будто я услышал… черт... я вообще не знаю, что можно услышать с таким чувством, — он замотал головой, на несколько секунд зависая с потеплевшим взглядом, направленным неопределенно перед собой; улыбаясь, чуть щурясь, он перевел его на Марка. — Спасибо. Мои роллинг стоунс еще не были… такими. В такой компании и… этот егерь. Неожиданный вечер, — он словно извиняюще улыбнулся, и Марк, почувствовав тот момент, потянулся вперед — лоб уткнулся в кожанку. Сознание зацепилось за ощущение тяжело надувающегося и опускающегося с вдохами и выдохами живота. Рука Джексона отпустила стопку, скользнула со стола и завелась Марку за талию; Джексон ничего не говорил, голова с закрытыми глазами сонно повисла над столом. Стоило пошевелиться, стоило поглядеть на него, Туан чувствовал, и неизбежным последующим действием станет поцелуй, а дальше были другие неизбежные действия, представлять которые было страшно и весело одновременно, поэтому он не шевелился и подталкивал себя к тому чтобы пошевелиться одновременно. Мозг старался заставить себя работать. Прокручивались туманные мыслительные операции, по итогам которых Марк решил, что он не настолько пьян (пять шотов — это пустяки), что пьяность он больше себе приписал, чем испытал, что этим нужно пользоваться, а также то, что Джексон ему понравился. Он вдруг так не захотел упустить его. Отстраняясь, Марк едва не отшатнулся. Он предложил выпить. И у него дотлела сигарета. Усталая улыбка.К егерю больше никто не притронулся; вместо колы нашелся швепс — Джексон полудолетел взять его в своей комнате. За постоянным потягиванием разбавленного виски разговор пошел рванее, но без пустот — он длился, перебивал самого себя, но длился. Набирало обороты поведение. Марк двигался по протоптанной, сумасшедше приятной дорожке флирта — бухнущего от выражения открытого восхищения, наливающегося смелостью с каждым стаканом, становящегося все более безотчетным и грязным, пока в идеале чужие ладони не подхватят его под бедра и не согнут в спине, уперев коленями в гостиничные простыни. Как только это изображение возникало в его голове, он задыхался и отсутствующе глядел на мямлящего заплетающимся языком Джексона, не представляя, как такое возможно. К моменту, когда вновь пришел Джуниор, Туан, едва удерживая себя от того, чтобы упасть на пол, упал на стол и, вытянув обе руки перед собой, умостил поверх них голову. В полуидентичной позе развалился Джексон — говоря, они игрались пальцами, и смеялись, упираясь висками в скатерть. Включился свет. Упершись в стол, Марк поднял свою чудесно-полегчавшую голову и обернулся. На губах разлилась широкая, пьяная улыбка: перед ним стоял Джуниор. И если бы Джуниор мог выпускать пар из носа, он бы это делал.— Ты принес таро? — спросил Марк. Дальше было что-то смутное. Заскрипели металлические кольца гардин, загрохотала балконная дверь, деревянные оконные рамы; фигура Джуниора без конца рябила перед глазами, быстрым, трезвым шагом переходя от одного конца комнаты к другому, от одного окна к другому. Вновь свалившись щекой на руку, Марк не сводил взгляда с Джексона: они разговаривали, думая, что делают это слишком тихо, чтобы их можно было услышать. — Пиздец, — услышал Туан. Он приподнялся, прерываясь на середине фразы (это не очень легально, но й-а…). Джуниор окончательно остановился перед ними и в обозленном ужасе уставился на стол: пепельницы и ее окрестности захламляли бесконечные окурки, заваливали иссохшие пеньки пепла. Схватив по бутылке в руки, он повернулся на источник света: оставалось две трети виски, половина егеря. Туан взял себе на заметку обязательно запомнить, где тот их поставит, иначе сам он ни за что не увидит. — Я рассказывал Джексону про таро, — мямлил он. — Ты же помнишь, когда ты в последний...— Блять, заткнись. — … раз гадал мне, там были… не помню, какие-то аракны, буби…— Вы вообще закусывали или? — Джуниор замолчал, пока Марк продолжал плести что-то про свой опыт таро. Продолжать не имело смысла, на столе не было ничего, кроме сигарет, телефона, рюмок и бутылок, которые он только что поставил. — Пиздец, — повторил, шлепая упаковкой упаковкой таро о скатерть.Когда Марк с вычурным ооо потянулся к ней, ему захотелось пнуть его со стула. Сцепив челюсти, еще не подобрав слов и не понимая, как это вообще сделать, Джуниор смотрел на его довольное лицо, как он упал головой Джексону на плечо и, тасуя карты, начал плести что-то про егеря и про то, что Джуниор обязан еще выпить. Слов не было. Он прошелся по комнате проверить, в порядке ли мебель, и опять остановился на том же месте. Не будь тут Джексона, Марк бы уже летел со стула. Где слова? — в злости он потянулся к егерю и отхлебнул из горла. Туан радостно заголосил. — Сосались уже? Или я рано? — выплюнул он, бегая взглядом с одного на другого. — Эй, — заржал Марк, пытаясь встать. Тело инстинктивно потянуло пальцы вперед, пытаясь за что-то схватиться — за что-то схватилось, он не понял за что; ноги шагнули — в каком направлении он тоже не понял, потому что его занесло, и Туан повалился — но он сразу понял, что повалился на Джексона, потому что сознание ни на секунду не выпускало его из виду; вместе с ними стул сдвинулся по полу. Давясь смехом, хватаясь Джексону за плечи, Марк вскарабкался ему на колени — тот ржал и тянул его, пока на затащил на себя — и, навалившись, сцепил непослушные, легкие руки у него за шеей. Усталая голова упала лбом Джексону в плечо. Вместо смеха с губ слетало задыхающееся, высокое сипение. Джуниор все это время что-то говорил, Марк даже не подозревал об этом. Пристальность легкого опьяненья, когда сознание особенно чутко к движением, звукам и цветам, перерасла в бетонную глухоту; тягучее ощущение времени переросло в полное его отсутствие. Он сосредоточился на самом ощущении сидеть на коленях, на руках по его бедрам, на кожанке — наконец укусил ее. Марк не понял, когда оттянул Джексону водолазку, когда, почувствовав к этому утомительное, беспрекословное желание, стал оставлять под ней будто бы вдумчивые, медленные, смакующие засосы — он заметил это вдруг, спросил самого себя, как много прошло времени, а потом очередная временная дыра, из которой в памяти осталось ощущение мучительного, всеохватывающего возбуждения и натянутых джинс Джексона под собой. Он знал, что у всего происходящего был единственный однозначный конец, тот, который он со страхом и весельем предощущал с самой первой минуты появления Джексона у ресепшена, который не был более ни весел, ни страшен, а только абсолютно и до болезненности желаем; торопя, Марк отпустил согнутый палец, оттягивающий водолазку, и языком поднялся до губ. Это решение обернулось фатальным. Его затошнило. Ужаснувшись, он открыл глаза — изогнутые брови Джексона, верх сжатых скул — и его замутило еще сильнее; не помня себя и думая только о том, чтобы его не вывернуло прямо здесь, он потянулся руками назад и, облокотившись на стол, попытался подняться: Джексон, вжимавший его бедра в себя, тянул назад — Марк замотал головой, что-то сказал, тот что-то ответил, Марк упал — и с будто бы вух поднялся. Воздушное, путающее все команды тело широкими шагами по неощущаемому полу донесло его до ванной, как мячик, стукаясь и отталкиваясь от стены к стене. Марк рухнул на колени перед унитазом. Его вырвало, когда он поднимал крышку.Усталый, он прижался щекой к холодной кромке туалета; открытые глаза заметили, что в комнате горел свет. I can’t get no, I can’t get no. По щеке стекала слюна. Больно заводя взгляд, Марк смотрел на белую лампочку, и все, о чем он мог думать, это что ему стало значительно лучше. 'Cause I try and I try and I try and I try. Так как ощущение времени — его возможной протяженности — еще не вернулось, он не заметил, насколько долго провел в таком состоянии, пока сознание беспричинно вдруг не подсказало ему подняться — Марк утер рот рукавом, подтянулся, но его тут же вновь вывернуло, и выворачивало несколько раз подряд — какие-то коричневые разводы маячили перед глазами, ему было страшно, что это загаженный его рвотой унитаз, и он все вытирал его каким-то полотенцем, которое оказалось у него в руке, пока не отрубился, сползя на ворсистый, мягкий и нежный, как постель, ванный коврик. Он проснулся среди ночи в темной комнате, на кровати, и почувствовал себя абсолютно трезвым: мысль стояла на ногах — твердо шла, Марк наконец свидетельствовал ее ясное движение. Минувший короткий вечер, казалось, вспоминался с предельной чистотой. Он помнил Джексона, помнил, как забрался ему на колени, как тасовал таро, помнил вкус виски со швепсом, sein tolles Deutsch1?. Sein. Марк приподнялся на локтях и только тогда понял, что все это время, пока он лежал, Джексон спал рядом, чуть ниже, прижимаясь лбом к его плечу, всё в той же кожанке, уцепившись своими худыми, очерченными пальцами Марку за бедренный шов джинс. Сухие, отчего-то липкие светлые волосы упали на глаза. 1? его отличный немецкийТуан свалился на подушку, потянулся за телефоном проверить время, но ничего не разобрал — экран светил ему в лицо, но расплывался. Заломило виски. — М? — Джексон, встревоженный серебряным телефонным отсветом, проснулся. — Ничего, просто время, — Марк замер. В минуту, когда его унесло в уборную, сознание сочло нужным избавиться от факта присутствия в комнате кого-то еще, оно полностью сосредоточилось на ощущении и отпускании тошноты. Сейчас Марк вдруг понял, что то полотенце, которым он все вытирал, не оказалось в его руках из ниоткуда. Все это время там был Джексон. Дыхание замерло. — Ты как? Получше? — М, — он кивнул и вернул голову на подушку: похмелье пока не ощущалось; приподнялся Джексон — повернувшись на Марка, оперся на локоть — и взгляд скользнул в его сторону, считывая на лице возможное отношение к произошедшему. Лицо было насмешливо теплым. — Я… в порядке. Я почти все помню. Если ты… видел там это все… — он нахмурился, пытаясь подобрать слова, — мне дико жаль, серьезно, я не… Джексон взял его руку в свою, и Марк сбился с мысли.— Всё в порядке, — внушительно произнес тот, с терпеливой настойчивостью пытаясь поймать его ускользающий взгляд, и продолжил, только когда на него посмотрели в ответ. — Всё в порядке. Я мог быть на твоем месте. Я почти на нем был, — хмыкнул Джексон. — Мне кажется, меня просто отвлекло, что ты вдруг убежал. Я понял, что случился какой-то пиздец, что надо, ну, быть трезвым. Вылил себе швепс на голову. Видимо, мне показалось, что это вода или… не знаю, — он зажал между пальцами одну прядь и, покрутив ее между подушечками, протянул Марку: — Ты видел это? Туан не сдержал улыбки и замотал головой; рукой он потянулся к прядке, которую вытягивал ему навстречу Джексон — она была жесткой и плотной, как соломинка, и хрустела, как она, если согнуть. Это показалось ему трогательным. Еще не зная, как правильно вести себя после всего того, что Джексон мог вчера увидеть и что он мог не помнить, он нейтрально спросил: — А как я попал на кровать? Я помню, что заснул в ванной, на коврике. — Это не я, это Джуниор. — Джуниор? Джексон скривился лицом, словно вспоминая что-то ужасно неловкое и неприятное: — Честно, я сам не уверен, уходил ли он куда-то или нет… помню только что я сидел долго у двери в ванную, что чувствовал себя… оочень странно, — Джексон чуть рассмеялся. — Потом увидел Джуниора, он предложил перенести тебя сюда, спросил, мог ли я это сделать. По-моему, я не мог, — нахмурился, вспоминая. — В общем, он перетащил тебя сюда. Дико злился. Говорил, что вообще не понимает, что на тебя нашло, что ты вообще не пьешь никогда. Это видно, — он грустно и извиняюще улыбнулся.— Всегда нужно меня перед кем-нибудь опозорить, что за человек? — бормотал про себя Туан. — Выставил меня безмозглым малолеткой, который никогда не пил, а когда напился, оказался… — он хотел продолжить, на что оказался готов по итогам, но замолчал, уколом совести чувствуя, что Джуниор его никем не выставлял, что это целиком и полностью его идея. Абсолютно провалившаяся. Джексон проницательно изогнул бровь, зная и без того, каков мог бы быть несостоявшийся конец того вечера; он ничего не сказал, он не хотел смущать. — Мне он не шибко понравился, — произнес вместо этого. — Наверное, его можно понять, ну, в каком-то смысле… все-таки, он головой отвечает за этот номер. Кстати, чтобы он успокоился, я пообещал купить новую скатерть. Сегодня же утром. — Нет, не нужно, — Марк замотал головой, отчего-то пытаясь вытащить ладонь из ладони Джексон, но тот только рассмеялся, плотно сжимая ее. — Я сам куплю. Это все… моя идея была, не нужно тратиться из-за всего этого, серьезно… — Ты, что ли, меня затащил сюда? — Джексон прервал; он весело улыбался. — Я сам постучался. И, между прочим… очень рад, — помолчал. — Я же говорю тебе: всё в порядке, на этом месте мог быть я, я все прекрасно понимаю, и… ты мне очень понравился, Марк. На это никак не повлияло наш… наше занимательное окончание вечера, — Джексон хитро улыбнулся, и Туан чувствовал, что сам не может не улыбаться: — Пожалуй, занимательное это именно то слово, — хмыкнул он. — Блевать над унитазом вместо того, чтобы продолжать говорить с тобой или… ахх, ты понял, в общем, это всё очень и очень занимательно, — Марк, как и Джексон, уже смеялся, обессиленный, с начинающей клониться в сон головой, но в плечах и шее ощущалось облегчение и робкая свобода. — Кстати, по поводу занимательности… — начал Туан. — М? — Когда ты только пришел в гостиницу, — он улыбнулся. — Джуниор… типа пошутил, что таро ему сказали, будто бы я сегодня буду ночевать не один. — Сомневаюсь, что Джуниору именно таро это сказали, — хохотнул Джексон и повалился на подушку, устав опираться на локоть — тот болел и затек; он подложил ладонь под голову, укладываясь на боку, чтобы смотреть на Марка. — А не то, что мы стояли и пялились друг на друга у ресепшена, — он поиграл бровями. — А еще… я тебе не сказал, но, в общем, я вошел в коридор с другим постояльцем, остановился там ответить на сообщение и слышал… вы говорили обо мне, я услышал свое имя. Что ты им интересовался. Ну… и меня это, очевидно, несколько… — он попытался найти слово, чтобы избежать очевидного повтора, но не получилось: — заинтересовало. Возможно, это было очевидно. Здесь нужно было смутиться, но Марк не мог, и все происходящее уже — когда для них двоих стало очевидным их начинающее увлечение друг другом — казалось ему забавным и воспринималось как нечто случившееся уже едва ли не год назад. Лицо приобрело шкодливое выражение, словно его поймали на чем-то с поличным. — Это просто подлость, — заговорил он. — Wie unh?flich, — тут же подхватил Джексон, и Марк, строя высшую степень смущения, засмеялся и, вырываясь, пытаясь отодвинуться дальше по кровати, задергал руку, — Wo willst du dann?11 — смеясь, спросил тот, дергая его назад. — Nirgends!12 — крикливым полушепотом ответил Туан. 11 Ну и куда ты?12 Никуда!Для виду он еще с несколько секунд продолжал вырываться и окончательно успокоился, когда оказался зажатым по руками и ногам навалившимя Джексоном; он закрыл глаза и чуть отвернулся лицом, боясь, что после вчерашней выпивки от него могло дурно пахнуть, но невольно поворачивал голову, поддаваясь неторопливо скользящим по его лбу и вискам губам. Все неожиданно успокоилось. — Думаю, нам нужно еще поспать. Ты, правда, в порядке? — спросил Джексон, переливаясь на бок, но не отпуская Марка из рук; Марк задумчиво закивал. — Ну ладно. Тогда… если хочешь, я могу включить какой-нибудь легкий рок, чтобы ты лучше заснул. — Ты засыпаешь под музыку?— Чаще всего, — пробормотал он и улыбнулся: — Отец постарался, я уже привык. Могу включить нам… например, play with fire, у стоунс как раз. Или… lady jane? Хочешь? Марк никогда не засыпал ни под музыку, ни под телевизор, ни с ночником: ему не было страшно оказаться в темноте и глухоте, поэтому он не был уверен, что сможет заснуть под то, что привык слушать. Но он согласился. Всё сейчас, едва подсбилась вчерашняя тошность, казалось особенным, должным к запоминанию — возможно, они с Джексоном никогда не заснут больше вместе, возможно, из этой встречи ничего не выйдет, но он хотел запомнить ее и сделать всё, для того чтобы она запомнилась. Джексон оставил песню на повторе и отложил телефон. Gute Nacht, Mark13. Марк улыбнулся от спокойного, негромкого наслаждения, которое он находит в звучании голосом Джексона немецкой речи, прежде не воспринимаемой им с подобной значительностью. Перед ответом он думал о том, как прекрасно слышать эту речь вживую, обращенной к нему и со всей естественностью разговора на его родном языке. Это вновь растрогало. Он почувствовал себя неожиданно сентиментальным, сентиментально радостным найти человека, которому можно поверить свой иной язык. Сказал: Sü?e Tr?ume, Jackson1? . Марк помолчал. В комнате стало совсем темно и тихо. Он хотел запомнить это все. Und… dank dir, wirklich1?.13 Доброй ночи, Марк. 1? Сладких снов, Джексон. 1? И... спасибо тебе, правда.