1 часть (1/1)

***Возьми меня, люби меня, укрой…Той пеленой, что мы с тобой создали вдвоём.***Лунный свет проникает через большое окно, освещая маленькую комнату, рассыпается и оседает на стенах, тонких занавесках, на мебели… отражается от гладкой поверхности серебристого зеркала и ложится на плечи. На удивление, эта ночь совсем тихая, но тишина не звенящая, она не напрягает, она уносит далеко в свои мысли… а вместе с ней словно мягким пледом накрывает меланхолия, проникает под кожу и в душу и заставляет сжиматься сердце. Баки не понимает, откуда она. И вроде бы все хорошо, но… его окутывает какая-то странная тревога. Он не может уснуть уже четвертый час подряд. Он долго ворочался, пытался выбросить все ненужные мысли из головы, про себя повторял слова знакомой песни, даже пытался считать?— и все без толку. Сон упрямо не шел, а тревога и страх проникали все глубже в него, он дрожал и пытался закутаться в одеяло, но холод как будто шел изнутри, он мешал согреться и отвлечься на что-то другое… Баки уже хотел было сходить на кухню?— то ли за успокоительным или даже снотворным, хотя он не любит их пить, то ли за ликёром, который обязательно где-то припрятан у Скотта, и его даже искать особо никогда не нужно было, но… в то же время он понимал, что это не поможет. Ликёр поможет согреться, успокоительное совсем немного снимет нервозность, снотворное… он не уверен, что оно подействует в таком состоянии. И самое главное, что ничего из этого не поможет очистить голову от лишних мыслей и эмоций. Он не понимает, какого черта? Он сильнее закутывается в одеяло, смотрит в окно на луну и мечтает раствориться с этим лунным светом к рассвету… иначе его голова просто взорвется.Он ежится от мелкого озноба, натягивая одеяло по самый подбородок и подтягивая к груди колени, и бросает взгляд на спящего Женю. Тревога не уменьшается, но на несколько мгновений дышать становится легче?— наверное, просто его присутствие на него действует успокаивающе… Женька спит на спине, закинув одну руку за голову, вторую сложив на груди и повернув голову в его сторону. Темно-русые пряди растрепались, пушистые реснички во сне подрагивают, а полуоткрытые губы слабо шевелятся?— он иногда говорит во сне, но почти никогда это нельзя разобрать… одеяло сползло с него, но укрывать его бесполезно?— он всегда его скидывает сам, ибо в отличие от вечно мерзнувшего Баки, Женьке, напротив, всегда жарко. Баки протягивает руку и легонько проводит кончиками пальцев по его щеке, Женька чувствует его прикосновение и смешно морщится сквозь сон, едва слышно пробормотав ?подножка… там была подножка?, Баки тихо хмыкает и невольно улыбается, глядя на него, а затем вздыхает и снова отворачивается к окну. Ему опять становится тоскливо, а за окном, между тем, начинается дождик, будто отражение его настроения…Он ловит себя за левое запястье, высунув вторую руку из-под одеяла, и долго всматривается в маленькие, немного не ровные буквы… имя, въевшееся в кожу так, что не свести ни одним даже самым сильным растворителем… под кожу и в кровь… как наркотик… как вирус, против которого нет вакцины. И как бы он поначалу ни сопротивлялся этому, он оказался бессилен против этих чар и пронзительно синих глаз, сводящих его с ума. Иногда это его даже забавляет… парень с характером сорвиголовы, никогда не сидящий на месте и способный устроить проблемы всем вокруг, даже не напрягаясь, баламут и главный зачинщик всех университетских беспределов наравне со Скоттом, а еще ведущий игрок Техас Старз, несмотря на то что ему всего 19, за которым еще с юниорских команд закрепилось негласное прозвище?— Капитан Россия. Он не обладает характером типичного мачо или соблазнителя, способного парой фраз вызвать головокружение и мурашки по телу, как это может делать Локи… возможно, он также не обладает такой же бьющей через все края бешеной харизмой, которая накрывает всех вокруг и заставляет тянуться к нему магнитом, как Брайан или Гарри. Или таким же блестящим умом, как Тони или Гвен?— лучшие студенты на курсе, или… да какая в сущности разница, что могут другие? Он бесит добрую половину универа, он доводит до белого каления тренеров и преподавателей, а декан еще не поседел из-за его выходок, только лишь потому что его зад здорово прикрывает Кэрол. Но порой он так смотрит на Баки… синие глаза темнеют и становятся похожими на бездонный океан, в котором он тонет без шанса на спасение… а рентгеновский взгляд прознает насквозь до мурашек, что он даже не замечает, как залип и забыл обо всем, не в силах отвернуться. Он вообще не может ему сопротивляться, особенно в такие моменты. Он понимает, что по уши влюбился и растворяется в нем без остатка, а его ласковое ?мармеладка?, берущее начало из их споров и попыток друг друга задеть, заставляет его как-то по-детски смущаться и прятать глаза… а эти споры, взаимные недовольства и препирания, кажется, будто остались где-то в прошлой жизни. В прошлом… где еще не было его. Он долго не обращал внимания на метку на руке, долго не хотел связывать его имя и лучшего друга брата, с которым они не разлей вода вот уже больше шести лет. Казалось, так просто?— если не принимать выбор, который за тебя сделала судьба, не думать в его сторону, избегать его и вообще делать вид, что его нет, оно все само решится… но все оказалось куда сложнее, чем он думал. А теперь, когда он представляет, что его на самом деле нет, ему становится страшно. А действительно… каким был бы его мир без него?Каким? Вдруг ему это все снится? Этот последний год, их первый поцелуй возле клуба, помолвка Скотта и Брайана в Кристал Маунтин и та ночь в горах под звездами, холодный хмурый октябрь и теплые объятия под шум дождя за окном, их первое совместное Рождество, и… ему кажется, будто у них был не год, а по меньшей мере целая жизнь вместе. Одна на двоих. Как будто они оба родились с осознанием, что они есть друг у друга, и эти метки с именами на запястьях?— как вторая кожа… родились вместе с ними. Впитались в них так глубоко, что уже никто и ничто не сможет их стереть. Они оба приняли этот выбор, они пока не связаны кольцами, но они связаны гораздо крепче, чем себе можно представить… Скотт как-то сказал: ?твой соулмейт?— это не только твой возлюбленный, это твой самый близкий человек в жизни, твой друг и партнер, это твои душа и сердце… это твое все?. Баки тогда не стал задумываться о смысле этих слов, но позже он хорошо понял, что это значит. И вот сейчас рядом с ним спит человек, без которого он уже не представляет своей жизни, а мир без него будет пустой и холодный. И если это сон, он предпочел бы вообще не просыпаться…Конечно, в жизни не всем предназначен хэппи-энд. Люди умирают каждый день, в некоторых странах смертность очень высокая, а кто-то не доживет даже до пенсии… а еще болезни, аварии, авиакатастрофы, убийства и голод, и еще много чего, что может сократить жизнь в несколько раз… и это все есть в мире. Нельзя закрыть глаза и сделать вид, что вокруг тебя какая-то очередная добрая сказка от Дисней или супергеройский фильм от ДС, где Супермена воскрешают добрые сценаристы, погибший в первом фильме возлюбленный Чудо-Женщины появляется во втором спустя полвека, а Бэтмэна нельзя убить даже к концу третьего сольника, потому что он главный герой… в реальной жизни это так не работает. Нас не воскресят ни сценаристы, ни писатели, а с того света еще никто за всю историю человечества не вернулся. Никто не застрахован, и мы не знаем, что с нами будет завтра. Баки знает, что в жизни каждому предназначен только один соулмейт, это как половинка сердца… ведь если отрезать половину, оно не заживет и не отрастет, как хвост у ящерицы, и как заменить его железным протезом, как руки или ноги, ученые еще не придумали. Нельзя вытащить из груди человека сердце, разрезать его пополам, вставить обратно и ждать, что оно приживется… в этом случае он сразу же умрет. Без своего соулмейта люди не умирают. Да, кто-то после его смерти не выдерживает и накладывает на себя руки, чтобы скорее снова оказаться рядом с любимым, но… сердце от потери самого важного человека в жизни не останавливается, мозг не умирает, человек также продолжает жить и дышать. Но только вот что это становится за жизнь? Как жить дальше, если ты остаешься один в этом мире, который становится тебе чужим, пустым и мрачным? Сердце бьется, но вторая его половина сгорает дотла, а вместо нее остается горстка пепла. Баки понимает, почему многие не выдерживают. Он думает, что скорее всего бы тоже не выдержал, если бы с Женькой что-то случилось. Он не знает, как бы он жил без него. И этот пустой мир, пустой дом, пустой университет и город… когда некому будет накрыть его пледом в октябрьский дождливый вечер, и не согреет даже самый крепкий ликёр, а глаза будут по привычке высматривать на льду худенькую фигурку в зеленой форме с 92 номером, уже зная, что его там нет. Интересно, что будет с меткой? Она исчезнет или просто потускнеет? Он слышал, что бывает по-разному, и люди, у которых пропала метка, носят напульсники, чтобы не показывать миру свое горе… а другие, у кого она потускнела, специально делают татуировку поверх имени, как будто этот человек все еще жив. Баки думает, что это слишком жестоко. Для кого эта иллюзия? Если для окружающих, то они не стоят этого, а если для себя… это очень жестоко. Это ранит еще больше. Ты смотришь на имя на запястье, начерченное опытным мастером поверх поблекшей метки, и оно режет глаза, рвет душу и без того израненное сердце, и ты не знаешь, чем залить эту боль, как себя утопить в ней еще больше. Как жить в мире, где от тебя осталась только половина? Когда твое все… забрали небеса.Баки уходит в свои горестные мысли настолько, что не замечает, как из-за его нервозности озноб берет еще больше и он невольно кутается в одеяло еще сильнее, его ладони похолодели и он пытается согреть дрожащие пальцы в складках одеяла. Он смотрит в окно, но перед глазами стоят нерадостные картины будущего без Женьки, он уже представляет на запястье плотный напульсник, печальный взгляд брата и черную ленту Брайана под капитанской нашивкой, минуту молчания на арене Старз и синхронные, тягостные взгляды трибун на него, от которых захочется самому зарыться в землю… у него сжимается сердце, а тугой ком в груди мешает нормально дышать, в глазах собираются слезы, и он сердито смахивает их ледяными пальцами, морщась от холода. Он не понимает, откуда эта тоска и чем вызван буквально на ровном месте этот страх, что он уже почти четыре часа не может уснуть, дрожит от холода и не может очистить голову от негативных мыслей… конечно, как и всякий нормальный человек, он боится потерять и Женьку, и других близких, это нормальный страх за жизни тех, кого любишь всем сердцем и кто для тебя очень много значит. Но не может же он возникнуть на пустом месте, ни с того ни с сего? Тем более, что сам Женька сейчас рядом с ним и мирно спит. И он бы даже не сказал, что эта тревога вызвана каким-то нехорошим предчувствием, которое у него периодически возникает и почти никогда не подводит. Баки ругает себя, что расклеился, как девчонка, а ведь сейчас даже не осень, чтобы внезапно могла напасть хандра или апатия, когда хочется с головой нырнуть в теплый плед, сидеть перед окном и долго смотреть на дождь под бокал любимого ликёра, Адель или Лану Дель Рей в наушниках и томик Гюго?— то, что необходимо ему в длинные осенние вечера, но… сейчас апрель?— время, когда все расцветает, народ вылезает из своих берлог наружу, весь мир радуется жизни, и хочется петь, совершать безумные поступки и влюбляться, и еще много чего сделать из того, ради чего в холодные месяцы просто поленишься вылезти из-под теплого одеяла. Тогда откуда эта непонятная ему меланхолия, да еще посреди ночи?Он жалеет, что сейчас Скотт и Брайан живут далеко и он не может в любой момент, как раньше, прибежать к брату жаловаться, зная прекрасно, что даже разбуди он его после долгой тусовки накануне, тот не станет на него ворчать?— ведь Баки всегда будет его любимым младшим братишкой. Скотт всегда умел находить слова и вытаскивать его даже из самой тяжелой хандры. Но теперь жаловаться некому, если только по телефону, но он не уверен, что может себе позволить будить Скотти среди ночи, зная, какие сейчас у него нагрузки и не самый легкий график… конечно, от Остина до Далласа всего 300 километров, это не то же самое, что находиться друг от друга на разных концах страны, но в такие моменты он понимает, насколько скучает по брату и как ему не хватает его ободряющих слов и чашки его любимого какао перед сном. По иронии судьбы именно Скотт всегда помнит о том, сколько надо положить сахара и сколько долить к молоку воды, а вот Женька и даже мама всегда путаются… но теперь Брайан играет за Даллас, а Женька, возможно, только с нового сезона подпишет контракт новичка, и тогда они снова будут жить в одном городе, но до этого еще далеко и не факт, что его подтянут к основной команде именно в этом году, учитывая, какая там конкуренция и кому уже приходится полировать лавку. Но Баки греют душу в основном положительные прогнозы экспертов НХЛ на то, что Женя все-таки подпишет контракт уже в этом сезоне и связка быстрый & яростный воссоединится?— именно так прозвали их пару с Брайаном в первом звене еще в АХЛ, что было очень символично?— быстрый и юркий О’Коннор, способный за доли секунды обвести любого соперника и решить исход любой игры в одно касание, и яростный, как фурия, Алферов, который всегда прет напролом, никогда не уступает и практически в каждой драке выходит победителем даже с соперником в три раза больше него. Но прямо сейчас Скотт далеко, звонить ему он не будет, а тоска, между тем, проникает все глубже в него и разъедает его изнутри… и тогда Баки решает все-таки сходить за ликёром, а заодно приправить его парой таблеток сильного снотворного, после которого он наверняка проспит весь день, но иначе или эта хандра сожрет его, или он сожрет себя сам, поэтому хуже не будет точно.—?Я не понял, ты чего не спишь?Но прежде чем он решился выбраться из теплого одеяла, так и не отойдя от озноба, неожиданно проснулся Женька. Баки вздрогнул и обернулся. Он сел, облокотившись на подушку, потер сонные глаза и смотрел на Баки мутным, непонимающим взглядом из-под длинных ресниц, силясь понять, что вообще происходит, как обычно бывает, стоит проснуться среди ночи после особо красочного сновидения (или наоборот не очень красочного кошмара). Баки зябко водит плечами и смотрит куда-то в сторону, пытаясь сформулировать ответ на вопрос, чтобы он звучал наименее подозрительно.—?Не могу заснуть,?— бурчит он себе под нос и отворачивается от него, словно желая спрятаться от его взгляда.—?Не можешь заснуть? —?Задумчиво повторяет Женя и зевает, садясь поудобнее. —?Или опять кто-то слишком много думает? —?Он щурит глаза, его взгляд становится подозрительным.—?Может быть… —?Тихо отвечает Баки и тоже откидывается назад к спинке кровати, пряча холодные руки поглубже в одеяло. Что, впрочем, не особо помогает согреть их.—?Ну и что тебя загрузило на этот раз? —?Женька снова зевает, садится боком, чтобы лучше его видеть, и подгибает под себя ноги, пока что не сильно понимая причины такой ночной хандры.—?Я, ну это… —?Баки, как это обычно бывает в таких ситуациях, опять теряет слова, пытаясь собрать мысли в кучу. —?Я думал о том, что если с тобой или со мной что-то случится… —?Совсем тихо говорит он и прячет глаза. —?Что будет? —?Спрашивает он скорее у своих коленей, чем у него.Женя долго смотрит на явно поникшего Баки, хмурится, и постепенно его взгляд становится все более осмысленным. Его глаза темнеют, как это бывает в случаях, когда он злится или его одолевают эмоции, и он наконец полностью сбрасывает с себя остатки сна, выглядя так, как будто вздремнул всего на пару минут после обеда, а не проспал до этого несколько часов.—?Ты зачем об этом думаешь? —?Наконец спрашивает он, смерив Баки мрачноватым, вкрадчивым взглядом.Он знает о трепетном отношении Скотта к младшему брату, что тот с детства с ним носится, как курица с яйцом, выслушивает все его истерики и психи, подбирает слова, чтобы его успокоить, гладит по голове, как добрая мамочка свое дитя, может просидеть с ним до утра, только потому что тот опять чем-то загрузился и не может заснуть, а потом еще будет сидеть рядом и караулить, чтобы никто не пришел и не разбудил, ценой собственного сна… и еще много чего такого позволяет ему, чего будет терпеть даже не всякая мать у своего чада. Сам Женька же себя считает не настолько терпеливым и трепетным, чтобы продолжать это делать вместо Скотти и выступать в роли этакой жилетки его обожаемому братцу, которого коварная судьба подкинула ему в качестве соулмейта. У Алферова обычно все гораздо проще, и копаться ни в себе, ни в других он не любит. Он вообще не любит много думать, в отличие и от Скотта, и от Баки, и даже от Брайана, который тоже порой может зависнуть в своих мыслях, пусть и делает это гораздо реже этих двоих. Если ему что-то не нравится, он старается это решить в кратчайшие сроки, и обычно это значит или пойти и дать кому-то в морду, или заставить кого-то что-то за него сделать (в случае с Кэрол это вымолить в очередной раз его прикрыть перед преподавателем или деканом, потому что требовать у нее что-то не прокатит даже у него), или просто пойти и взять то, что ему надо, не зависимо от того, что об этом думают другие. А когда у него плохое настроение, он оставляет его на дороге где-то на трассе за городом, выжимая из себя и машины максимум… и это одна из причин, почему он рвется в основную команду?— не столько в основу Старз, сколько снова иметь возможность гонять вместе с Брайаном и продолжить их негласное соревнование?— кто кого, в котором пока вполне ожидаемо побеждает О’Коннор, будто родившийся на колесах так же, как и в коньках, что раздражает Женьку и восхищает одновременно. Но гонки?— это определенно его лекарство от плохого настроения и хандры, с Баки же… все обычно сложнее. Но Женя не любит усложнять, и эта меланхолия ему непонятна, как и сам факт, что можно вместо сна так долго грузить свой мозг и себя проблемой, которой по сути нет.—?Не знаю. —?Честно отвечает Баки, понимая, что с ним юлить бесполезно. Если Алферов начинает допрос, уклоняться уже нет никакого смысла?— проверено. —?Оно само… —?Шепчет он снова своим коленям, а взгляд Женьки становится все более мрачным и скептичным.—?Оно само… —?Повторяет за ним Женя, качает головой и закатывает глаза. —?Как же мне надоело твое это ?само?, кто бы знал. —?Мрачно выдыхает он и смотрит укоризненно. Баки только пожимает плечами и отворачивается в окно?— он не знает, что он может на это сказать, учитывая, что насильно подобные мысли не тащит в свою голову и обычно они атакуют его сами… вот как сегодня.—?Я просто это… ну… —?Тянет Баки и смотрит на него виновато, сильнее кутаясь в одеяло. —?Я боюсь тебя потерять. —?Снова тихо-тихо шепчет он и прячет глаза. —?Пообещай, что с тобой ничего не случится?Женя снова долго молчит и смотрит на него нечитаемым взглядом, как будто пытается прочитать весь поток его мыслей в голове, что мешает спать и нормально дышать, и теперь думает, что со всем этим делать.—?Я не Господь Бог и не Нострадамус, чтобы такое обещать,?— наконец произносит он задумчивым тоном, пожимает плечами и смотрит мимо Баки в окно. —?Я не знаю, что будет со мной завтра и сколько мне отмерено. —?Баки бросает на него какой-то особо умоляющий, отчаянный взгляд, и Женька смягчается. —?Но я же обещал тебе… —?Он ловит мечущийся взгляд Баки и смотрит серьезно и внимательно, так, что тот снова не в силах отвести глаза. —?Я с тобой до конца. Слышишь? —?Женя придвигается ближе, обнимает его за плечи и утыкается носом куда-то ему в висок, Баки невольно вздрагивает, ощущая, как мелкая дрожь по новой охватывает все тело. —?Я не знаю, сколько проживу, не знаю, что со мной будет, но я знаю, что эту жизнь хочу прожить только с тобой. —?Твердо говорит он, осторожно целует его в щеку, опускает голову ему на плечо, утыкаясь носом в одеяло, и прикрывает глаза. —?Ты?— мое все… и я очень тебя люблю.Баки чувствует, как кровь приливает к вискам, сердце учащенно колотится, а по венам разливается приятное тепло, наконец согревая замерзшие ладони, кожу и даже, кажется, продрогшие кости. Он ощущает его запах, его тепло, и теперь сонный Женька обнимает его, как подушку, пряча нос то ли в его шее, то ли на плече, и от этого становится… так спокойно. Как-то разом улетучивается тревога, все его страхи, что тисками сдавливали сердце, все безрадостные картины перед мысленном взором… и меланхолия растворяется в воздухе, оседая вместе с лунной пылью где-то на стенах комнаты, потолке и зеркале. Рядом с ним он всегда успокаивается, и он не понимает, как у него это получается. А эти слова… конечно, он не может обещать, что будет жить вечно. Но разве это не то самое?— важное, дорогое, ценное и любимое, что есть у него в жизни? О чем он и мечтать не мог, до тех пор пока не увидел метку с его именем на запястье… И после всех их споров, ссор и попыток вывести друг друга из себя (порой успешных), рядом с ним человек, который искренне его любит несмотря ни на что. Пусть даже им было сложно к этому прийти.—?Ты?— мое все… Он знает цену этих слов. Он теперь понимает, о чем ему говорил Скотт. От этого ему становится так хорошо и так тепло… что он мог бы так всю жизнь провести, сидя под одеялом в его объятиях, и никогда ему не будет этого достаточно. Его достаточно… его маленького вздорного комочка счастья.Баки невольно улыбается и долго так сидит, боясь пошевелиться, чтобы его не разбудить. Постепенно он тоже начинает засыпать, мысли сами собой раскладываются по полкам, тревога и волнение растворяются, а спящий на нем Женька умудряется, между тем, нагнать сонливость и на него… и Баки уже было решает осторожно его от себя отцепить и переложить обратно на подушку, а то он так долго просидеть точно не сможет, как его вдруг посещает совершенно неожиданная мысль. От этого глаза его невольно лезут на лоб, округляясь от изумления, а сам он вздрагивает и ошарашенно смотрит на сонного Женьку, точнее на его макушку. Показалось? Или?..—?Жень? —?Несмело зовет он, продолжая смотреть на него так, будто он ему только что сообщил, что знает, как найти Шамбалу.—?Ммм? —?Тянет Женя, поднимая голову и моргая на него сонными глазами.—?Мне показалось, или ты сказал… ну… —?Баки совершенно по-дурацки смущается и даже немного краснеет, пряча от него взгляд. —?В общем, ты понимаешь… —?Последнюю фразу он шепчет уже себе под нос, надеясь, что Женька не расслышит, а еще лучше?— вообще не поймет, что он имел ввиду.Он уже жалеет, что завел этот разговор и вообще его разбудил, вечно лезет всякая ерунда в голову на ночь глядя, а ему потом красней. И возможно, другой человек бы действительно не понял (за исключением разве что Скотта, но тот всегда его понимал лучше всех), но слишком крепка связь между соулмейтами… и слишком сообразительным всегда был Алферов, чтобы еще на подходе не улавливать даже самые тонкие намеки, а тут даже не намек, а вопрос был практически в лоб. Женька отстраняется от него и вздыхает.—?Ну… —?Немного неуверенно начинает он и почему-то отводит глаза. —?Я думал об этом еще с самой осени, хм… —?Он неожиданно даже для Баки смущается, и последнему это кажется очень странным. Чтобы Алферова и в принципе могло что-то смутить? Вообще за всю его жизнь такое было хотя бы раз? —?Но я не ждал, что придется об этом говорить вот так, среди ночи и в такой обстановке.Он хмыкнул и кивком головы указал разом на все?— на вечно мерзнувшего Баки, закутанного в одеяло по самые уши, на сваленные в углу беспорядочной кучей шмотки, слой пыли на зеркале и луну за окном, а еще на собственный растрепанный вид, помятую футболку и голые ноги?— это все явно не располагало к подобным разговорам, но он понял, что выбора ему не оставили. И прежде чем Баки как-то отреагирует, он потянулся к тумбочке, открыл ее и что-то забрал с нижней полки, пряча какой-то явно маленький предмет в кулаке. Баки невольно напрягся и вытянул шею, силясь разглядеть, что же такого он достал.—?Ну в общем… —?Снова начал Женька, глубоко вздохнул, будто собираясь с мыслями, и сложил руки на коленях, крепко сжимая это ?что-то? в кулаке и глядя вниз. Взгляд Баки, как по команде, переместился на его руку, а глаза с любопытством заблестели. —?Я не умею красиво говорить, да и не буду, но… —?Он снова смущается и как-то неловко пожимает плечами, по-прежнему говоря своим коленям. —?Я действительно хотел бы эту жизнь провести с тобой, обсуждать какую-то ерунду перед сном, просыпаться с тобой, вместе готовить завтрак и читать комиксы про Флэша, потому что они тебе нравятся, а потом ты сядешь со мной смотреть хоккей и в очередной раз спросишь, что такое вбрасывание и какой у меня номер, а я не буду злиться, потому что на самом деле меня это забавляет, а не бесит, и… —?Женька замолчал и поднял на него невероятные синие глаза, ставшие сейчас огромными и блестящими от переполняющих эмоций, будто выдающие его волнение. Видно было, что он нервничает. —?Чего ты улыбаешься? —?Пробурчал он через смущение, выдерживая уж слишком довольный и любопытный взгляд Баки?— как-то они быстро поменялись ролями, и… это смущало еще больше. А ведь он действительно этого делать не привык. Баки, не переставая глупо улыбаться, подавил смешок и покосился на его сжатый кулак, Женька в ответ улыбнулся уголками губ. Вот и кто его за язык тянул раньше времени? —?Ты знаешь, я даже не буду тебя ругать, если ты будешь меня будить по ночам, чтобы сказать, что тебе грустно… —?Протянул он задумчиво и легонько пожал плечами, глядя куда-то через него. —?Я буду тебя успокаивать вместо Скотта. У него… у них уже своя жизнь, настала моя очередь, да? —?Он улыбнулся как-то обреченно, а в синих глазах сейчас столько нежности, что у Баки по коже снова пробегает мелкая дрожь, а его самого накрывает такая теплая волна, что сейчас он бы согрелся, даже будь у них в комнате -50.—?Ну… я думаю, что по крайней мере с тебя не убудет,?— тихо фыркнул Баки, не в силах отвести взгляд от его блестящих глаз,?— и я никогда тебя не будил, чтобы сказать, что мне грустно, э! —?Попытался возмутиться он, но вышло как-то совсем уж вяло и явно в шутку, что Женя только покачал головой, вздохнул и на мгновенье прикрыл глаза, собираясь с мыслями. У Баки кольнуло где-то в груди, будто от предчувствия… и не зря.—?На самом деле ты бываешь невыносим, Бак,?— он еще раз тяжело вздохнул, набирая в грудь воздуха, будто перед прыжком в пропасть,?— я знаю, что я тоже тот еще подарок судьбы. —?Он слабо усмехнулся, а Баки вспомнил, как возмущался, когда понял, имя какого человека у него на запястье. Теперь же он думает, что судьба просто не могла еще больше его осчастливить. Дальше только Эдем… но в Рай ему пока рано. —?Но я без тебя уже не представляю свою жизнь. Ты для меня все. Ты для меня воздух, без которого я задохнусь. Ты мое солнце. Моя мармеладка… а я только твой. Я тебя люблю. —?Женька говорит тихо, но уверенно и так искренне, что его голос дрожит то ли от напряжения, то ли от накрывающих его эмоций, а какая-то сладкая и немного терпкая эйфория, между тем, проникает Баки в кровь и разливается по всему телу… он не испытывал такого до него. И вообще вся его жизнь до него кажется теперь пустой. —?Закрой глаза…Баки послушно закрывает глаза, все-таки высовывая порядком согревшиеся руки из-под одеяла и закрывая на всякий случай ими лицо. Не то чтобы он не понимал, что дальше последует, но, пожалуй, так приятнее… Его сердце гулко бьется о грудную клетку, пропуская удар за ударом, голова кружится от волнения, а в горле странно пересыхает, в очередной раз напоминая о спрятанном братом где-то в недрах шкафа на кухне ликёре, ему кажется, что мир замирает где-то за окном, а на часах остановилось время. Такое вообще бывает? Он слышит тихое Женькино хмыканье, затем он осторожно отрывает его руки от лица и легонько сжимает в своих теплых ладонях, будто собираясь с мыслями. А Баки чувствует себя как перед первым прыжком в воду?— знаешь, что океан теплый и будет приятно, видишь довольную мордашку уже вынырнувшего оттуда брата (как символично-то, а), но все равно еще немножко боязно.—?Да? —?Тихо шепчет Женя, приблизившись настолько, что он почти касается лбом его лба, а его дыхание обжигает кожу, и эта невидимая и почти неосязаемая близость будоражит побольше, чем тесные объятия и попытки Баки под ворчание Женьки устроиться ему под бок, отчего он всегда грозит, что включит кондиционер до упора, но никогда этого не делает.—?Да. —?Также тихо отвечает Баки, с силой закусывая губу, чтобы хоть немного подавить всю бурю эмоций внутри него, или, чего доброго, не вскочить и не забегать по комнате с дикими визгами, как влюбленная школьница (хотя сам-то, давно ли школу закончил?), а то и еще чего хлеще?— разреветься у него на плече, а мужчины не плачут, и вообще……Он смотрит на дрожащие пальцы и на поблескивающее на безымянном тонкое кольцо из белого золота с камушком из черного бриллианта?— идеально подходящим под пронзительно серые глаза Баки, которые сейчас блестят еще ярче камня. Ему не верится. Он не ожидал. Но от этого менее приятно не становится, а эйфория опьяняет еще больше любимого ликёра. Он хотел этого. Он хотел, чтобы он принадлежал только ему. Он хотел сам принадлежать ему. Он хотел разделить эту жизнь с ним, быть рядом, обнимать, держать за руку, слышать тихое на ушко ?ты нужен мне?, ворчать по привычке на ?мармеладку?, украдкой пряча довольную ухмылку, засыпать рядом и ловить на себе взгляды трибун, особенно когда наденет свитер с его номером на игру… он даже готов полюбить осень. Да, и Скотт, и Брайан одинаково обожают это противное, дождливое время года, но оказалось, что и Женька тоже не равнодушен к осенним месяцам, и тоже тот еще любитель посидеть перед окном в наушниках, бокалом выдержанного портвейна и стопкой комиксов ДС, от которых его бывает довольно сложно оторвать. Но с ним Баки легче стерпит и дождь, и холод, и длинные вечера под теплым пледом… просто потому что с ним весь мир обретает другие краски. Его душа расцветает, а сам он растворяется в нем без остатка, как это имя на его коже… и сейчас он понимает, что никогда еще за все 18 лет не был так счастлив. И это кольцо значит гораздо больше для них и для него, чем просто символический знак их маленькой помолвки. Он все-таки забирается почти с головой обратно под одеяло и мостится у Женьки под боком, который в этот раз даже не жалуется, что ему жарко?— видимо, действительно решив махнуть рукой на его заскоки и смирившись с участью, что теперь уже ему, а не Скотту, придется стойко терпеть все его привычки, жалобы, его периодическую хандру, в том числе ночную, и то, что ему таки-придется быть его персональным одеялом и подушкой в одном лице. И не то чтобы его это не устраивало… но подумал он сейчас о том же, о чем и Баки, и эта связь между ними уже давно перестала удивлять.—?Хоть слово скажешь Скотту?— ты труп. —?Предупредил Женька, привычно скидывая с себя края одеяла и натягивая его посильнее на Баки. —?А если Брай об этом узнает, я из тебя лично сделаю мишень и пойду тренироваться в меткости. —?И судя по тону, он не шутил.—?Кто тебя больше пугает, Скотт или Брай? —?Фыркнул Баки, высунув нос из-под его руки и края одеяла. —?Я так понимаю, что Брай… —?Протянул он задумчиво, пока Женька, уже засыпая, лениво перебирал пряди его волос?— что он особо любит. —?Да. Он тебя затроллит, ты опять набьешь морду половине команды, тебя отстранят от плей-офф, потом ты проиграешь ему на трассе, и… лучше ему пока об этом не знать, я согласен. —?Алферов недовольно цокнул языком, легонько отвешивая ему подзатыльник и подавляя смешок?— вот ведь маленький провокатор. И как он еще на все это ведется?—?Ты можешь думать, что хочешь,?— усмехнулся он в кулак и зевнул, устраиваясь поудобнее, насколько это возможно из-за практически улегшегося на него сверху Баки. —?Я тебя честно предупредил, потом не жалуйся.—?Если при встрече с братом и Брайом я буду прятать руку в карман, это вызовет весьма недвусмысленные подозрения еще больше,?— хихикнул Баки и тоже зевнул. —?Ты хочешь, чтобы они вопросы начали задавать?—?Ой, делай ты, что хочешь… —?Отмахнулся Женька и обнял его за плечи, притягивая ближе к себе, намереваясь все-таки поспать. —?На главный вопрос я ответ уже получил,?— он спрятал довольную ухмылку в его волосах и закрыл глаза. —?А разбираться с этими двумя ты будешь в этом случае сам. А надо это тебе или нет, хорошенько подумай, пока у тебя есть на это время.—?Ладно, я пока им ничего не скажу, мне проблемы не нужны,?— зевнул Баки и устроил руку у него на груди, ощущая мерный стук сердца под футболкой. Сердца… которое принадлежит ему и бьется для него. —?И я тебя тоже очень люблю. —?Добавил он тихо-тихо, сквозь полузакрытые веки и полумрак комнаты вглядываясь в черный камень на тонком ободке кольца на пальце. Кольца, что окончательно связало их вместе… и больше нет пути назад.***Женька усмехнулся сквозь сон. Подвох заключался в том, что оба?— и Скотт, и Брайан уже все давно знали, и именно Брай, фыркающий на ?отвратительный вкус? Скотти и не давший ему помочь выбрать кольцо для любимого брата, помог Жене это сделать, очень тонко определивший, что именно изысканный черный бриллиант идеально подойдет к его глазам, а ему самому подойдет сапфир, а лучше топаз. И за блестевшие не меньше камня на кольце глаза Баки Женька ему был немало благодарен. Но он решил, что Баки об этом пока знать необязательно?— это развяжет руки им троим при подготовке к помолвке, а мармеладка пускай спокойно спит и ни о чем не думает. Согласитесь, коварный, но идеальный план, не так ли?