- 32 - Майкл (1/1)

Ликование.Безудержное и рвущееся на волю, точно рухнули все преграды и в мире нет никого, кроме нас двоих. Неужели так с каждым, кто хоть на мгновение окунулся в свет великого всепоглощающего чувства? Кто потерялся во времени, блуждая в грезах о своем "желанном", и впивается до боли ногтями в ладони, чтоб не проговорить тайное имя? Кто бесконечно всматривается в фото, впитывая каждую черточку лица на глянце... Хоть в этом я был везунчиком - лицо Эдди сияло с завидным постоянством на разворотах ненавистных таблоидов, а фильмы с его участием я смотрел часами, закрывшись в спальной. Сейчас сознаюсь в главном: я даже не удовлетворял свою похоть и, как послушник самого строгого монастыря, смиренно складывал руки на одеяле в часы созерцания на экране его образа. Я точно хранил верность для самого главного вечера, дня... любого времени суток, когда мы окажемся наедине.

Вчера было Рождество.Будучи Свидетелями Иеговы, моя семья не праздновала этот день. Но вот уже несколько лет я жду ночи в сочельник, чтобы коснуться сказки: запаха еловых лап, чуть слышного звона и шелеста сияющей мишуры и самого предчувствия чего-то глобального и нового.С каким удовольствием мы разбирали подарки под рождественским деревом! Мое внимание привлекла коробка в виде небольшой Эйфелевой башни. Едва я тронул ее, как атлас лент дрогнул хвостом райской птицы и рассыпался, струясь между пальцев. Сердце замерло, и я ловил воздух губами, боясь задохнуться от восторга. Мне казалось: вздох - и легкие разорвутся к чертовой матери. Я знал, чей это подарок! Чувствовал! Восставший из забвения новый вычурный бант обрел вес и распушился от своей значимости водопадом лент. Видимо, я выглядел полным придурком, когда сидел с выпученными от восхищения глазами и прижимал к животу коробку. Только Элизабет, с присущими ей временами бестактностью и сарказмом, могла вывести из оцепенения: "Сладкий, тебя так вставили ленточки? Надеюсь, они не послужат элементом твоего сценического костюма в грядущем туре? В конце концов, я бы их примостила на попке, как хвостик".Ее смех рассыпался по гостиной, и я, извинившись, бросился в спальную, чтобы наконец открыть свой подарок. Летящее вслед "Милый,у тебя все хорошо?" рассмешило меня. Я впервые получал подарок от мужчины и даже не мог предположить, что лежит внутри. А уж любовь дарителя ко всякого рода неожиданностям совсем туманила мой и без того не совсем ясно соображавший мозг. И в этом не было ничего хорошего. Но так сладко ныло внутри от предвкушения очередного водопада шелковистых лепестков.Я держу его в руках второй день. Дышу на него, словно хочу согреть вечный снег под хрупким стеклянным сводом. Там, где гордо вздернулась вверх Эйфелева башня - многолетний символ самого прекрасного города на земле, символ, который не нужен людям и был построен для декорации. Но он сумел занять свое место под солнцем. Это было очень знаково для грядущих событий в моей судьбе...

Я держу в руках мой волшебный снежный шар, снова и снова тревожу его покой и погружаюсь в волшебно-снежную метель парижской зимы. Почему нельзя просто смешаться с толпой и, взявшись за руки, едва дышать от восхищения под цветущими пионами новогодних фейерверков? Нет, нам никогда не отвоевать у людской молвы крохотное местечко в реальном мире.Итак, все было готово к путешествию.Билл ворчливо копошился в одном из моих чемоданов. Его действия были непонятными и нелепыми, но я сдержанно наблюдал за ним, устроившись в углу дивана с бокалом теплого молока и печеньем. Наконец, он бросил: "Ты меня извини, но я скажу. Майк, ты идиот! Отмени все немедленно, иначе затянешь на своей шее шелковую удавку. Это тебе не Микки Маус из элитного салона эскорта, где работают только проверенные люди, которые знают, что будет за их трепотню. Бочка с цементом из гангстерских киношек - вот это правда жизни. Слушай, хочешь, я привезу тебе целый фургон сказочных героев с анальными пробками в задницах? Ты будешь их сажать на себя, щелкать по ушам и играть в карусели. Только умоляю..."Далее он старательно менял тон, чтобы найти волну, на которой его увещевания будут расслышаны и понятны. Но из всего сказанного меня привлекло только упоминание "языка, как помело ведьмы", и от этого снова окатила горячая волна предвкушения встречи. Я продолжал молчать, похрустывая галетами в наступившей тишине, и рассеяно пялился в окно.

"Майкл, я не узнаю тебя. Я знаю твою совершенно непредсказуемую натуру невероятное количество лет. Я готов принять тебя любого, даже голубого, лишь бы тебе было хорошо. Мне совершенно плевать - натурал ты или... (осекся и проглотил обидное "пидорас"). Ты теряешь себя! Твое умение в любой ситуации оставаться сдержанным всегда восхищало меня. С какого хуя настало время, что ты, как использованный кондом, плывешь по течению вонючего Гудзона? Твоя карьера под угрозой, они сожрут тебя, смешают с дерьмом. Что ты молчишь?"

Я мог бы отвечать долго и пафосно. Но почему-то я устало бросил фразу, которая сама собой совершенно неожиданно сорвалась с языка, хотя была спрятана в глубокой норе подсознания и закрыта на сто самых крепких замков с потерянными ключами."Билл, ты не поверишь, но я теряю себя с таким упоением и счастьем! Если он предаст меня - нет смысла жить в том мире, где чувства меняют на деньги".Теплая ладонь Билла Брэйя сочувственно легла на мой лоб: "Я бы показал тебя доктору..."

Я лишь вяло отмахнулся с блаженной улыбкой.