- 30 - Майкл (1/1)
Небольшое отступление.Элизабет.Томно обмахиваясь веером, инкрустированным плеядой разноцветных камней, совсем недавно подаренным великолепным Джанни, Элизабет внимательно всматривалась в экран телевизора. Выключив звук, она наслаждалась движениями гибкого тела: точными, резкими и в то же время пластичными до умопомрачения. Его танец очаровывал: он был уникальным и бесподобным. Ее малыш, ее Майкл, получал очередную премию .Мысли дивы витали очень далеко от происходящего на экране: она мучилась от внезапного осознания своей вины. С легкой руки и от скуки она вдруг нечаянно вмешалась в чьи-то чувства и сотворила взрывоопасную любовную историю на пустом месте. Надеясь на то, что сеяла на выжженной земле, она вдруг попала на плодородную, жадную к урожаю почву.Ее чувства к Майклу были странными... Их мотив - неоднозначность и недосказанность. Наполовину - материнские. Наполовину - дружеские...
Сама мысль о том, чтобы с ним переспать, окатывала гнилостной скверной библейского греха. Запретный инцест - делить ложе матери и сыну. Хотя однажды возникала идея связать их отношения узами брака, тому виной был туманящий реальность коктейль из каннабиса с шампанским. До сих пор она вспоминает с улыбкой застывший ужас на его изумленном смуглом лице и повисший в воздухе заданный полушепотом вопрос: " Мы будем спать в одной постели?" Это было довольно давно: малютка Майкл вдруг решил стать взрослым и ушел из дома. На тот момент он жил у нее и запредельно-фантастичное предложение вступить в брак было более логичным для общества, нежели для них самих. Не стоило так самозабвенно пробовать презент мистера Борнео из знойной Колумбии, тщательно упакованный в пергаментную бумагу, запивая ледяным игристым.Но в то же время ее душила злоба и ревность, когда она видела интимную связь Майкла с этой ровной доской, Дайаной! Что он в ней нашел?! Из-за чего у ее олененка Бэмби с ясными глазами дрожал голос и холодели пальцы? Какого черта он обливался ледяным потом и становился невменяемым идиотом, если речь заходила о ней? И, самое главное, как она, Элизабет Тэйлор, смогла вынести брошенное невзначай на одной из вечеринок: "Ты много теряешь, у него огромный член и он уже охуеннный любовник..." Что Росс хотела этим сказать? Что это она научила его искусству совать свой пенис со знанием дела? Чертова потаскуха с рабочим ртом!Взмахи веера стали энергичнее, казалось, аксессуар от великого Версаче неистово мечется, тщетно пытаясь создавать прохладу вокруг пылающего от негодования прекрасного лица великой актрисы.
"Мой мальчик... Ты придумал себе какой-то странный мир... Ты прячешься от реальности, тайком трахая очередную нелепость, боясь завтрашнего дня. А вдруг? Вдруг твоя совершенная задница окажется на первых полосах? Милый... какой же ты милый... Я хочу, чтобы ты полюбил себя. Стал взрослее и сделал шаг навстречу настоящей, всепоглощающей любви. Пусть эта чернокожая грымза удавится, зная, что ты променял ее костлявую задницу на роскошную задницу парня! Вот это будет шок!!!"Хирая усмешка скользнула по капризным губам восхитительной Клеопатры: она потянулась к конверту, лежащему на столике возле дивана, и задумчиво завертела его, размышляя дальше:
"Ах, мальчики! Как вы нужны друг другу... Сколько амбиций, страсти, огня желания... Какой опыт вы готовы обрести, наслаждаясь своими чувствами. Жаль, что так много потеряно времени в пустую. Этот милаха, Микки, будет и дальше танцевать назад своей фирменной лунной походкой, даже когда содрогнется земля под ногами! Никогда он не осмелиться на шаг вперед. Нужен толчок, новый виток в игре. Росс сделала из него достойного любовника? Отлично! Я пойду дальше... Я помогу стать ему самым уверенным в себе мужчиной, который берет то, что хочет. Делает то, что желает. Самовлюбленная эгоистичность, покоряющая толпу. А умничка Эдди - самородный слиток сарказма и порока - мне в этом поможет. Итак, я делаю самую высокую ставку: Майкл, ты не должен меня разочаровать. Твой ход, малыш..."Элизабет включила звук и стала наслаждаться овацией, в которых купался ее милый друг, жмурясь от яркого света софитов.*******************************************Майкл. (декабрь 1990)Жизнь стала похожа на карусельную тошниловку. Все вокруг слилось в бесконечную разноцветную ленту, и в голове только: "Не останавливайся... не останавливайся... иначе всё..." Я понимал: стоит притормозить и подумать о чем-либо, кроме каторжной работы в танцзале или студии, меня снесет в пропасть постыдных, но таких упоительных надежд. Да, я ждал от него звонка, хоть какой-то весточки. Просто хотел знать, что он не потерял интерес и тоже желает большего. Я тысячу раз задавал один и тот же вопрос: почему? Почему ему не хватило решимости, когда я болтал всякую ерунду и задыхался от нахлынувших чувств в его уверенных руках... Когда елозил на его коленях, как безмозглый юнец. Черт! А кто я есть?! Сопливый придурок, засыпающий в обнимку с плюшевым медведем, чтобы согреться, и выбирающий унизительный дроч, а не решение пинком открыть дверь в реальный мир. Тронутый на всю голову Питер Пэн с мечтой-утопией о вечном детстве. Так проще: не нужно принимать решений, оглядываться назад и бояться каждого щелчка или шороха - вдруг это фотокамера или "жучок". Господи Иисусе, дай мне покорности принять то, что я не могу изменить. Дай мне сил изменить то, что я не могу принять. Господи, дай мне разума, чтобы я не выёбывался.Но однажды я нажал на "стоп".Нью-Йорк лепил мокрым снегом, и я дрожал, завернувшись в пушистый плед, не смея отойти от окна. Унылая грязь на улицах мегаполиса мерцала в свете фонарей, и я старательно делал вид, что принимаю участие в совещании по планированию завтрашнего дня. На самом деле вокруг меня был вакуум, который готов был расплавиться от безнадежности и пустоты, взорваться истерикой от невозможности получить хоть крохотную частичку любви. Одиночество переполнило настолько, что хотелось выть от отчаяния, как зверю, запертому в клетке и лишенному даже солнечного света. Я молил всего лишь об единственном телефонном звонке... Только одно слово, и я рванул бы в любую точку земного шара, лишь бы вновь услышать его голос и заново ощутить покой в его руках. Да, я был полным недоразумением перед настоящими чувствами. Всему виной страх, выработанный годами. Я боялся получить отказ, насмешку или выразительное молчание в ответ на свой первый шаг. В голове разливалась невыносимая боль: я направлял течение мыслей в другое русло. Звонок... Только один телефонный звонок... Лиз... Она спасет меня, вытащит из этого дерьма и Нью-Йоркской жижи. Освободит от утомительного мерцания рождественской мишуры, опутавшей город, как зловещая паутина.И раздался звонок.Как провидение Создателя.
Как исцеление... хоть на несколько минут.Билл протянул мне трубку:- Майкл, это мисс Тэйлор.Я услышал ее "Привет, сладкий" и... разрыдался. Горько, взахлеб, всхлипывая и размазывая слезы по лицу ладонями, как ребенок. Их поток, казалось, был неиссякаем.
Она уговаривала меня, успокаивала и играла своим бархатным голосом, как будто утешала больную любимую болонку. Сыпала нежностями и подкалывала довольно хлестко и больно. А я давился жалостью к себе и обидой на все живое. Меня никто не любил: вот, что страшно. Я и сам не умел любить по-настоящему. Моя страсть к Дайане скорее была болезнью, а не любовью.
Голос Элизабет начинал проявляться довольно отчетливо, и расслышанное сквозь тысячу миль "я прилечу утром" отозвалось внутри разноцветным сиянием. В ответ я лепетал несвязанное: "Не стоит волноваться, Лиз. Я в порядке - нахлынуло что-то. Слишком зимний Нью-Йорк. Я не люблю его. Я люблю тебя, Лиз. Я вернусь через пару дней. Я в порядке... Благослови тебя Господь..." И снова по кругу, опять карусель банальных слов распухшими от слез губами.Я почти успокоился, когда услышал:"Милый, тебе нужно отдохнуть. Хочешь провести выходные в моем маленьком шале? Помнишь, как ты был счастлив, когда играл в альпийском снегу и катался с горки у озера на ледянке? Швейцария прекрасна, сладкий. Она даст тебе покой и наполнит новыми силами. Пригласи самого желанного... (слишком затянуто, чтобы быть просто паузой для подбора слова) человека. Если ты согласен, я позвоню, и дом подготовят к твоему визиту."Она не дожидалась моего ответа и даже не дала мне времени обдумать такое заманчивое предложение. Внутри растекался густой, обволакивающий холод. Я почему-то был твердо уверен, кого она имела в виду, делая ударение на слове "желанный". Элизабет что-то говорила еще, пиаря свою идею, а я внезапно ощутил невероятное спокойствие и гармонию с самим собой.Положив трубку, я обернулся - недоумение в глазах людей, работающих на меня, их настороженность и легкий оттенок страха были весьма обоснованными. Я не хотел ничего слушать и ничего делать из запланированного ранее. Голос разрезал тишину звонким " Мы возвращаемся в ЭлЭй!", и, не дожидаясь гневных излияний и упреков, я закрылся в спальной, громыхнув дверью.
Долго лежал на кровати, пялился в потолок. Вместо замысловатой лепнины и антикварной люстры а-ля Людовик я видел лишь череду цифр, которые складывались в телефонный номер. От заманчивого видения по коже бежали мурашки, и кровь стремилась в низ живота, отдавая тяжестью в паху.Еще пара дней тошниловки из перелета, каких-то встреч и ночи в студии. Наконец, я сидел в гостиной Элизабет и рассеянно внимал ее болтовню о прелести снежной зимы в Альпах. Все решилось само собой и без моего участия. Путешествие в Швейцарию уже было подготовлено, и осталось лишь выбрать дату вылета в Европу. Вот тут и возникали сложности, ибо без "самого желанного человека" мне там было делать нечего. Ну, разве что заползти в горы и сдохнуть в сугробе. А узнать, насколько этот "желанный" желает меня - не было никакой возможности. Очередная круговерть с разноцветными пятнами перед глазами - карусель прибавляла ход."Сладкий, у меня для тебя романтическое письмо", - Лиз звонко рассмеялась, обмахиваясь, как веером, гламурным конвертом с вычурным бантом.В ответ я лишь смог вымучить улыбку: липкие сопли фанатеющей элиты давно не заводили меня, как раньше. Грустно качая головой, я потянулся за бокалом вина. Лиз шлепнула меня по руке и шикнула, как на нашкодившего кота:"Тебе хватит! Нового потока слез о загубленной судьбе великого Джексона я не перенесу. Королевские слезинки дорого стоят, не нужно их лить без проку, - и новый поток щебетания, который нереально прервать на полуслове. - Обрати внимание, какая прелесть! Когда в последний раз для тебя так упаковывали послание? Ну же, Майк! Обещай, что ты вскроешь его по дороге домой и позвонишь, чтобы поблагодарить отправителя."Накатила усталость. Я понял, что выпить мне больше не дадут, и надежда на умиротворяющий косяк на двоих тоже растаяла бесследно во тьме наступившей зимы. Если Элизабет за что-то берется - берется основательно. Сейчас ее мега-миссия - мой здоровый образ жизни и активный отдых. Нет алкоголю, дурман-траве и депрессии. Поэтому оставалось лишь скомкать письмо и небрежно запихать его в задний карман джинсов, злясь на гадко законченный вечер. В мои планы входило опустошить пару бутылок вина и отключиться в одной из гостевых комнат с вертолетами в голове. Но она не предложила мне остаться, а я постеснялся попросить приют.Наспех простившись, я едва волок ноги к машине. Ее елейное напутствие: "милый, я хочу, чтобы ты был счастлив..." - не вызвало никаких эмоций.Я смертельно устал.Даже не помню, как заполз на заднее сиденье и долго пытался устроиться поудобнее. Наконец, я понял, что дурацкий конверт впивается в зад, как заноза, и включил свет. Внутри все клокотало от негодования: кто мог сотворить такое безобразие снаружи, чтобы, видимо, скрыть еще более гадкое внутри? Наконец, я с упоением оторвал чертов бант и, вынув изо рта жвачку, безжалостно прилепил его к потолку. Полюбовавшись,я рванул край конверта... из него трогательно высыпались лепестки черной розы и небольшая записка. Нервно и витиевато были выведены две строки: " Жду твоего решения... Эдди"Как умалишенный, я собирал лепестки по салону в ладони и, зарываясь в них носом, пытался вынюхать всю историю послания, мысли моего "желанного", чувства... Представлял его выражение лица, когда он писал это письмо. Мне казалось, что я попал в рай и кругом танцевали эльфы в лучезарных потоках света. Снова и снова я трогал губами черные нежные лепестки, воображая, что это его губы. Наконец, я затих свернувшись в углу, положив под щеку бережно снятый с распятия самый прекрасный бант на свете. Бант, который держали в руках его пальцы. По щекам текли слезы умиления и божественной благодати.Я тоже желанный...