-18- Майкл (1/1)

Прошла ровно неделя, и я могу вполне спокойно рассказать о том дне. Это непросто: стыд и смущение волнуют мое сердце, и каждый полунамек на воспоминания накрывает волной все тело, а внутри трепещет и ноет. Честно сказать, я не помню событий дня. Мои воспоминания начинаются с размышлений в лимузине по дороге в студию. Я согласен: моя способность создавать воображаемые образы и притягивать нужные события отточена до совершенства, но, что это когда-то выйдет из-под контроля, я не мог даже предположить. Уже в который раз мое свободное время было занято мыслями о развязанном и остроумном короле Комедии. По иронической случайности именно так его называли во всех таблоидах. Он ослепительно улыбался с глянцевых страниц, умудряясь делить со мной такое шаткое и грязно-лживое пространство бульварного чтива. Листая журналы, я млел, как малолетка, от его сияющего лица на фото, и сердце каждый раз ухало куда-то вниз, когда я видел его в обществе таких же ослепительных женщин. Почему-то щипало в носу от слез, и я чувствовал себя унылым неудачником. Моя жизнь затворника, долгие годы с долей мазохизма пропиаренная по всему миру, давала свои плоды. Это и к лучшему, я считаю. Чем меньше обо мне знают, тем легче запускать в их странный, верящий во всякий несносный бред мир очередную ?утку?. Запрет и тайна – вот главные основы интереса. Я ненавижу таблоиды! Это грязь и сплетни. Но я артист… Король… Я признан лучшим, и мой путь устлан людским вниманием, как шипами роз. А моя корона – терновый венец, впивающийся в кожу.?… Иль акробаткой быть и, обнажась при всех,Из слез невидимых вымучивая смех,Служить забавою журнальным воротилам…?

Перечитываю Бодлера. Наслаждение в поэзии… Кажется, как тончайшая струйка пыли в песочных часах, под его шедевры ускользает время.Итак, я смотрел на фото Мерфи и пытался представить нашу встречу. К примеру, пусть она будет внезапной. Ни на очередной приторно-бриллиантовой вечеринке, ни на сцене под одуряющем блеском софитов и под гром аплодисментов, а совершенно неожиданная. Конечно, я отдавал себе отчет, что пересечься в супермаркете с тележкой, полной продуктово-пакетированной хрени, или на подземной парковке (а было бы очень неплохо) для меня что-то из области фантастики. Да и априори встретиться тэт-а-тэт было за гранью реальности. Мне гораздо проще заказать и осуществить прогулку по Луне на арендованном звездолете. Но мечты на то и мечты, чтобы придумывать и создавать в голове совершенно немыслимые комбинации событий и получать от этого удовлетворение.

Мерное покачивание Роллс-Ройса по трассе от Лос-Оливоса, и я уже лечу в своих грезах… Точнее нет. В своих мыслях я совершал прогулку на кораблике по Сене. Моросил дождь, и я, уютно закутавшись в пальто и натянув почти на нос фетровую шляпу, ежился под зонтом. Меня охватывал трепет от вида божественных линий Нотр-Дама, и, казалось, можно достать рукой до пролетов моста Александра Третьего. Влажное дыхание Парижа и, как фон, голос рядом: ?Тебе холодно?? И я уже ощущаю, как его усы щекочут шею, и стараюсь сдержать свое глупое хихиканье. Так хочется сказать, как я скучал, ждал ответа на свое письмо, услышать, как он хочет меня… Но я молчу, растворяясь в его смелых и уже таких откровенных ласках. Без особых предисловий и лишних слов он прижимается к моей спине и, впечатывая меня в бортик верхней палубы, гладит и чуть сжимает пах одной рукой, а вторая скользит под теплым свитером и чуть теребит соски. Новый акт онанизма и сдвинутый мозг. Удивительный факт: пропускаешь через кулак, а в голове невьебенно чудовищная мысль – почему Париж совершенно пуст? Ядерный взрыв уничтожил всех обитателей этого туристического муравейника? По хую… Какие краски!В общем, на этой размазанной по воображаемой палубе прогулочного кораблика моей сливочной мути, я возвращался в тяжелую реальность. Впереди была долгая ночная запись в Tower Records. По плану - сегодня "Give in to me". Почти роковая баллада с мощным нарастающим крещендо и знаковыми словами. Не раньше не позже - именно в ту ночь - я должен молить о любви! Невероятное стечение обстоятельств! Я жаждал ее!

К полуночи я чувствовал себя совершенно опустошенным. Порой я срывался в истерику и почти кожей ощущал, как зашкаливают стрелки на пульте звукорежиссера. Я понимал, что Билл нервничает, он недоволен. Ему хотелось более легкого звучания, свободного вокала, а я рвал все. Это ломало концепт песни, и меня трясло от неудовлетворенности. Объявили перерыв, и я отправился в туалет. Помню, как Брэй ринулся за мной, и я со злостью бросил: ?Я знаю, где тут можно отлить! Не нужно меня сопровождать!?Вот я и подошел к самому главному событию недельной давности. Это случилось в длинном коридоре, освещенном унылым дежурным светом. Я вышел из уборной и направился обратно в студию. Сейчас мне кажется, он возник из ниоткуда. Просто чудесным образом материализовался из моей мечты. Но это было реальностью – по коридору навстречу шел Эдди Мерфи собственной персоной. Мне хотелось исчезнуть к чертовой матери. Я был готов к ее обществу, лишь бы не ОН! Видимо, мое появление его тоже весьма озадачило. Он был предельно серьезен и на мгновение даже остановился. Мы поздоровались довольно сухо и натянуто. Я старался спрятать взгляд и быстро просочиться мимо – не дай бог, в моих глазах он прочтет те сумасшедшие мысли, что заставляли дуреть от восторга в салоне лимузина по трассе из Санта-Барбары. Он поблагодарил за письмо и сделал шаг в мою сторону. Я, как последний идиот, инстинктивно шагнул назад и понял, что дальше только стена. Нужно было ответить. В такие моменты губы сохнут, и не сразу находятся подходящие слова. В голове морось парижского дождя и фраза из той иллюзии слетает с губ совершенно неожиданно: ?Я ждал ответа…? Он коснулся моего подбородка и посмотрел в глаза решительно и властно: ?Я хотел лично принести благодарность…? Он пахнет дорогим табаком и мужским тяжелым парфюмом. У него такие упрямые и нежные губы, что я наплевал на всё и отвечал на его поцелуй без особой скромности. Мне хотелось большего. Обнять, прижаться к его сильному телу и сказать: ?Мне холодно… Согрей меня, пожалуйста?.От этой глупости нас спасли шаги по коридору, которые приближались…Я влетел в студию и, сославшись на головную боль, сбежал домой. Я не знаю, что мне делать. Я совершенно разбит. Я просто чертов гей…