Глава 2. Особенный человек (1/1)

— Таканори... Ты здесь?Тихонько прохожу в приёмную, придерживая и осторожно закрывая за собой, дверь. Выискиваю взглядом ребёнка в неосвещённом помещении. Прохожу, стараясь не удариться об кофейный столик, который стоял где-то поблизости. Просто горький опыт в виде огромного синяка на голени за недолгое время пребывания на данной работе уже имеется. Зато теперь я всегда настороже. Хотя в таком случае, вероятно, я бы додумался включить свет... И какого чёрта здесь так темно в такое время? Свет едва проходил сквозь прожилки гардины у единственного окна.Стояла глубокая тишина, и лишь где-то неподалёку от стола Изуми, которой, к слову, как обычно не было в кабинете, доносился тихий гул от факса. Сейчас предобеденное время, конечно, но всё же не обед. И он ведь не длится весь рабочий день. Где она так часто пропадает? Не думаю, что быть офисной крысой очень уж здорово, но раз устроилась, то и работать следует по всем стандартам. Видимо, что у неё есть дела гораздо важнее, чем работа... Так-с, не будем заполонять мысли ненужной информацией. А то кто его знает, что у этих молоденьких девушек на уме? Хотя мне это совершенно не интересно.Вдруг офисную тишину и поток моих бессвязных мыслей нарушили какие-то новые звуки. Послышалось едва уловимое колебание подле окна. Останавливаюсь около дивана и злосчастного столика. Лёгкий ступор. Позже слышу стук карандашей, соприкасающихся с поверхностью подоконника, и шелест бумаги. Он здесь. Вздыхаю с облегчением.Заметив моё присутствие, Таканори отодвинул занавесь, и выглянул ко мне лицом с полуоборота, подавая рукой знак, что он здесь. Я заворожено проследил за этим жестом, а потом кивнул ему в ответ. Его губы расплылись в столь милой и наивной детской улыбке. Ангел во плоти, вот серьёзно.Сидит на том же месте, что и вчера, смотрит на меня тем же искренним взглядом. Всё, как и вчера. Ничего не изменилось, кроме даты отмеченной сегодняшним днём на календаре.Я, наконец, отошёл от оцепенения и подошёл к нему, а он всё тихо наблюдает за моими дальнейшими действиями. Облокотившись о край подоконника своей пятой точкой, пригляделся к тому, чем так увлечённо занимался мальчик уже второй день, как я его вижу. Таканори рисовал довольно необычные рисунки. В его работах прослеживался, как и постимпрессионизм, так и авангардизм (направление футуризма, если быть конкретнее). И это по правде говоря, не выглядело, как работы ребёнка столь малого возраста. Он рисовал драконов, рыцарей, самураев, гейш, каких-то принцев и королей, неведомых животных. Все они как-то связаны с одной тематикой, но при этом из разных, к сожалению, неизвестных мне культур. Но о Японии я знал достаточно, поэтому все её оттенки в рисунках я прослеживал. Он любил мифологию, и по всей видимости историю, таков мой конечный вердикт.Акварель, графитовые карандаши и гуашь. Он рисовал тремя художественными материалами, но всегда по-разному. Это… шедеврально? Да, именно. Я слышал, что люди с ограниченными способностями обладают большими талантами, чем люди, которым и так Богом дано всё, чтобы развиваться во всех направлениях.Изучив в картотеке воспитанников госпиталя документы Таканори, я получил некоторые сведения о его истории. У мальчика под вопросом заболевание врождённой моторной алалии — полное отсутствие речи при хорошем слухе и первично сохранном интеллекте, с достаточно сохранённым понимаем речи. Также имеется частичная атрофия зрительного нерва, зрение минус шесть, как и предполагалось. Есть подозрение на миастению, но этот диагноз не был уточнён и в карточке был записан, как миастеноподобный синдром. Короче говоря, мальчику досталось много проблем по рождению. Он находится в данном учреждении с шести лет, а большую информацию выведать мне не удалось, так как в самый неподходящий момент меня застукали. Это бы грозило мне жёстким предупреждением, если бы зашедшим не был Юу, который зашёл за Сайю-чан, а по чистой случайности натолкнулся на меня. Мне пришлось быстро скрыться, аргументировав это тем, что скоро начнётся урок. Не хотелось, чтобы кто-то узнал о моей небольшой заинтересованности данным ребёнком. Вряд ли бы кто-то правильно понял, почему молодой неженатый парень, занимающий должность педагога, интересуется довольно конфиденциальной информацией о жизни и здоровье одного из воспитанников пансиона, который даже не является его учеником. Вдруг передо мной возник лист бумаги, оторвавший меня из моих же мыслей. Поднимаю глаза. Таканори с улыбкой протягивает мне какой-то рисунок. Отвожу недоумённый взгляд, переводя его на работу. Глаза вмиг становятся шире. Это же... Я? Господи, он нарисовал меня в облике самурая! Таланту этого ребёнка нельзя было совладать. Увидев меня однажды, ему удалось передать почти все мои черты лица..?По доспехам можно судить, что он хотел изобразить меня, как богатого самурая в период правления сёгуната Камакура. Шлем кабуто без металлической маски хоатэ, видимо для того, чтобы я понял, что он изобразил именно меня. Панцирь ко, защищающий тело и состоящий из передней и задней пластин, защиты живота харамаки из кожаной пластинчатой юбки кусадзури. Нарукавники, широкие наплечники, поножи... Двухметровый плащ хоро, защищавший зазоры между пластинами от стрел. Тэссен – веер со стальными спицами, служащий в сражении для подачи сигналов... Малыш бы однозначно талантлив и очень умён, что было заметно с первого взгляда на него.Перевожу взгляд на Таканори, который смущённо улыбался, вероятно, обрадовавшись моей явно выраженной восторженной реакции. Поддавшись какому-то зову сердца, что ли, я вытянул руку и коснулся его тёплой щеки. Глаза ребёнка расширились в удивлении...— Спасибо, Таканори.***— Спасибо, Таканори, — саркастично лепечу я, наблюдая, то за дорогой, то за рядом сидящим парнем. — Благодаря тебе я мог лишиться работы, ты хоть это понимаешь? Дуешься в ответ, закатывая глаза. Совсем ребёнок ещё в свои шестнадцать, как бы не выделывался. — И надо же было полезть ко мне с объятиями тогда, когда Йошимура зашёл в кабинет! — истерю? Да, есть такое, но это уже ни в какие рамки не лезет. — Это тебе не Нишикава, который с трепетом относился и к тебе, и ко мне! Царствие ему небесное... Скрестил руки на груди, заметно изменившись в лице, и отвернулся к окну. Игнорируешь. Ну ладно. Припомним. Вздыхаю, включая поворотники. — Хватит дуться, прошу тебя. Ты ведь сам понимаешь, что твоё поведение часто выходит за рамки общественного понимания? — продолжаю поглядывать на него через зеркало дальнего вида, а он продолжает делать вид, что меня нет. Только я не успокоюсь, пока он не осознает то, что я пытаюсь ему донести. — Ладно, если для меня твои действия привычны и нормальны, но другие правда могут это неправильно понять. Я — взрослый интеллигентный, по мнению некоторых, мужчина, и ты — мой подопечный и уже совсем не ребёнок на вид, бросающийся на меня с разбегу, не стесняясь никого вокруг.В детстве я разрешал ему это делать, он был маленьким и все лишь умилялись таким действиям. Сейчас же это выглядит, как минимум, странно, как максимум, очень неоднозначно. Только Таканори головой ещё ребёнок и ничего пока не понимает. Ему всё ещё хочется, чтобы его и на спине катали, и на руках таскали, как лет пять или шесть назад. Я сам скучаю по тем моментам, время от времени погружаясь в тёплые воспоминания о том периоде своей жизни. С недавних пор всё больше и больше.Когда Нишикава-сан был директором пансиона, всё обстояло гораздо проще. У нас с Таканори была возможность на пару дней отлучаться ко мне домой со спокойной душой, где мы хорошо проводили время вместе, занимались рисованием, гуляли, никто не боялся, что с ним что-то случиться. Мне доверяли, знали, что я отношусь к нему, как к собственному сыну, что я очень ответственный. У меня было документальное разрешение на то, что я забираю его в такое-то время по такое-то, в такой день по такой. Теперь же всё иначе.После неожиданной кончины Сатори Нишикавы год назад, на его смену пришёл некий Тошия Йошимура, которому всё это кажется неправильным и неразумным, ведь, если с ребёнком что-то случиться, то это будет лежать, в первую очередь, на его совести, а не на моей. И он долгое время не разрешал мне забирать его вовсе. Даже на час, чтобы элементарно прогуляться за пределами пансиона! Сейчас его ?Величество? благословило нас, дав разрешение на то, что два дня в неделю ребёнок может уехать из пансиона.Всё бы обстояло намного лучше, если бы я мог усыновить его.Почему я не могу этого сделать? Так потому что, я: во-первых, не состою в браке, во-вторых, завален кучей долгов и кредитов, в-третьих… или этот пункт уже отсутствует? Неважно. Главное, что до его совершеннолетия я не смогу забрать его к себе. Кредит на квартиру у меня на пять лет, на машину три года, а ещё долги за неуплату некоторых бытовых платежей… На мою скромную заработную плату ничего не окупится. Поэтому вышло всё именно так.Но... чтобы видеть это чудо чаще, я всегда чем-то жертвую. Мне кажется, что без него я уже и жизни не представляю, как бы это банально не звучало.Солнце резко вышло из облаков и начало слепить глаза. Солнцезащитный козырёк не спасает, а до дома пилить ещё минут десять.— Така, достань из бардачка мои солнцезащитные очки, пожалуйста.Отойдя от своих раздумий, он поворачивается и смотрит на меня. Затем открывает бардачок и достаёт искомый предмет. Русые волосы опадают на его лицо, прикрывая взор на него. Протягивает атрибут, едва касаясь моей протянутой руки своей холодной ладошкой, и даже не смотря в мою сторону.— Ребёнок…Поправив прядку его волос одной рукой, другой держа руль, замечаю, как уголки его губ случайно вздрагивают. Улыбка, которая так странно проскользнула во время его своеобразной ?обиды?. Отворачиваюсь с каким-то приятным чувством на душе, вновь наблюдая за дорогой. "Что же он делает с тобой, а, Койю?" — не в первый раз я задавал себе этот вопрос и не в первый раз не находил на него ответа. Он который год подряд не давал мне покоя.