семнадцать. что отцу предателя хотеть от тебя (1/1)

Жизнь во Французском дворе текла неукротимо и бурно, как было всегда ― и до рождения Серсеи, так и после. Но иногда бывали дни, когда что-то волновало людей при дворе больше обычного. Серсея с радостью влилась в привычный поток рутины, занимаясь своими обычными делами ― часть обязанностей королевы теперь выполняла её дочь, поскольку Екатерина была больше озадаченно разрывом помолвки своего сына и королевы Шотландии.Поэтому как-то так вышло, что небольшое торжество, связанное с прибытием посла Папы Римского, оказалось на плечах Серсеи. Девушка была вне себя от радости. Она любила чувствовать себя важной ― не только для определённых людей, но и для двора, для Франции. У неё было не так много возможностей проявить себя, как принцесса, поэтому сейчас девушка с удовольствием взялась за подготовку.Но если бы она знала, о чём дальше пойдет речь, старалась бы чуть меньше. Они с Нострадамусом тоже были в тронном зале, когда, отдохнувший после пути кардинал наконец-то был в состояние, чтобы сообщить новости.― Посланник Папы принёс нам вести, ― возвестил Генрих, подлетая к своему трону. Он протянул руку и сжал ладонь Екатерины в своей. ― Королева Англии при смерти.― И хотя её наследник ещё не объявлен… ― начал кардинал, однако Генрих, находясь в ярком и приподнятом настроение, перебил его.― Все считают, что право наследовать английский трон за вами, Мария Стюарт, ― в зале тут же поднялись взволнованные перешептывания. Екатерина отдернула руку, но Генрих этого не заметил, сбежав вниз по ступенькам, к замершим от неожиданной новости Марии и Франциску. ― Как только королева умрёт, Вы заявите свои права на английский престол, а свадьба с моим сыном укрепит Вас в этом праве. Пусть все знают, какая стоит сила за Вами. Франция выполнит обещания, данные Шотландии.Слова короля погрязли в громком, одобрительном возгласе присутствующих и аплодисментах. Серсея нашла в себе силы хлопнуть два раза, и тут же сцепить руки в изящном жесте, а вот её муж ― нет. Принцесса подняла на него взгляд и заметила, как острая судорога пронизала лицо Нострадамуса, предавая ему резкое мученическое выражение. Он прикрыл глаза, чтобы никто не заметил, как они закатились, и сжал руки в кулаки, чтобы через легкий дискомфорт сохранить связь с реальностью.Серсея накрыла его кулак своей тонкой, бледной рукой, и когда муж открыл глаза, то обеспокоено позвала по имени.― Нострадамус? Будущее не изменилось, верно? ― скорбно произнесла Серсея и перевела взгляд на Франциска, который о чём-то разговаривал с Марией, нежно держа её за руку и ласково улыбаясь. ― Их союз погубит моего брата.Серсея заучила это, как молитву. Она любила всех детей своего отца и приёмной матери ― Карл, Генрих, Эркюль, Марго, даже взрослые Елизавета и Клод, которая вечно соперничала с единокровной сестрой, занимали в её сердце особое месте, уже давно и прочно. Она могла назвать их по именам даже во сне. Девушка обожала их ― в маленьких детях всегда таилась особая нежность, особое счастье.Но Франциск… он был особенным. Не только для Екатерины, но и для неё, для Серсеи. Дофин мог не верить в предсказания и пророчества, однако не мог не верить в то, что они с сестрой связаны. Серсея безумно его любила, и Франциск отвечал ей такой же горячей любовью. Он занял своё место в её душе, ещё, наверное, с самого первого взгляда, когда они оба были младенцами и не понимали, кто рядом с ними. Франциск всегда называл её принцессой, всегда считал равной себе, даже если иногда мог ставить себя выше Баша. Всё-таки Себастьян оставался бастардом, а Серсея была приёмной дочерью Екатерины. Глядя на неё, иногда Франциск видел самого себя. Их души были связаны, и дофин всегда верил в это и всегда был на стороне Серсеи. Никто до него не считал, что ей не просто можно — положено летать. Он же не только подразумевал это ещё тогда, но и с готовностью подарил ей это восхитительное, пьянящее ощущение — свободы полета, — просто и будто между делом, будто не было в мире ничего естественнее. Ничто и никогда не могло сравниться с этим. Поэтому Франциск должен был жить. Серсея не представляла мира, в котором её брата-близнеца не будет.— Это можно изменить, ― напомнил прорицатель, и красивое лицо Серсеи исказилось в презрительном отвращении. ― Смертью? ― спросила она. Её голос не дрогнул, но Нострадамус так и не понял, что вызвало у принцессы такие резкие чувства. Не Марию же она жалела. ― Екатерина всё сделает для этого.― Я не сомневаюсь, ― согласился Нострадамус. Серсея подняла на него глаза и увидела в тёмных зеницах мужа немного скорби. Он знал, что так или иначе, но приложит руку к тому, чтобы избавиться от королевы Шотландии.После этого небольшого, безрадостного объявления они разошлись. Серсея снова направилась в детскую ― к младшим детям королевской четы её, после приезда, тянуло невероятно сильно. Дети, казалось, были рады такой тяге своей сестры. Они показывали новые игрушки, Марго хвасталась новыми нарядами. Серсея пробыла вместе с ними почти два часа, и служанки могли наблюдать презабавное зрелище ― маленькие Генрих, Эркюль и Марго сидели на полу в окружении игрушек, которые с улыбкой и забавно состроенными рожицами передвигала Серсея. Наверное, Екатерина бы посчитала это умилительным, но она была слишком занята делами, что были слишком далеки от материнства, и вместе с тем ― безумно к нему близки.Она пыталась спасти своего первенца.Как и ожидалось, после Серсея нашла её и Нострадамуса в лазарете.― О, преступная пара снова вместе, ― оскалилась Серсея, заходя в палаты врачевания своего мужа. Екатерина упрела в неё горящий взгляд.― Не ёрничай, Серсея, ситуация серьёзная! ― зашипела Екатерина. ― Из-за амбиций твоего отца твой брат женится на Марии, что приведет его…― К смерти. Да, я помню. И так понимаю, что выход Вы нашли только один.Она выразительно кивнула на мешочек, что Екатерина сжимала в своих руках. О том, что там могло быть, мыслей было не много. ― Франциск будет ненавидеть Вас до конца дней, ― сказал Нострадамус, очевидно возвращаясь к разговору, прерванному благодаря появлению Серсеи.― Пусть. Бог даст, он будет жить долго.Серсея не стала это слушать. Она подошла к шкафчикам и начала внимательно разглядывать его содержимое. В последнее время её мучила сильная усталость и раздражительность, поэтому она неплохо разбиралась в лёгких снадобьях против этого и позволяла себе немного похозяйничать. Она извлекла небольшой флакончик с пустырником ― его надо было развести в горячем зеленом чае, и оглянулась в поисках чистой воды. Нострадамус кинул быстрый взгляд на то, что взяла его жена, и судя по тому, что не поспешил остановить её, выбрала она верно.Не думать о брате принцесса не могла. Франциск и Генрих уже как три дня вернулись с охоты, но ни с первым, ни со вторым поговорить спокойно не получалось. Серсею это искренне расстраивало, однако же вскоре судьба подкинула ей возможность наконец-то встретиться с любимым братом.Франциск был рад ей, что тут скрывать. Серсею подхватили на руки, закружили, как маленького ребенка, и что-то восторженно начали наговаривать в ухо. Девушка смеялась, обнимая брата за шею, и их обоих не волновало то, что Франциск так и замер посреди коридора, держа сестру почти что на руках, как маленького ребенка. Они провели вместе время от завтрака до обеда, гуляли, как в детстве, разговаривали о всякой ерунде. Серсея хотела, чтобы он жил. Жил долго и счастливо. ― С Марией ты, очевидно, не разговаривала, ― откликнулась Серсея, не выдержав разговора. Она степенно размешивала пустырник в чае, и меньше всего ей хотелось слушать о том, как мать и муж планируют убийство ради спасения Франциска. Если бы дело было только в этом ― она бы сама перерезала горло Марии. Что-то тут не вязалось, сильно смущало, и Серсея хотела в этом разобраться.― О чём мне с ней говорить? ― скривилась Екатерина, подавив гневное сопение. Она бросилась в атаку, уязвленная словами дочери. Шок и страх после донесения новостей из Англии отступали, сменяясь целой палитрой чувств, далеко не таких позитивных, как у Генриха.Но Нострадамус понял жену и поддержал её.― Серсея права. Скажите ей правду. Она поверит Вам. ― У неё уже была возможность убедиться в реальность дара Нострадамуса, ― согласилась Серсея, подходя к мужу, и беря его под руку. Голова у неё немного кружилась. Пустырник остывал. ― Дай ей почву для размышления, посей мысль, и она даст росток раньше, чем ты можешь себе представить. ― А если я не сумею её убедить?― Тогда ничего не спасет её от содержимого этой склянки, ― безжалостно произнес прорицатель, и Серсея посмотрела на красивый, тёмно-синий флакон.Екатерина колебалась, и Серсея её понимала. Рассказать Марии о предсказание — значит дать грозное оружие против себя. Узнав о том, что королева Франции пыталась расстроить помолвку дофина и королевы Шотландии из-за предсказания, Генрих будет не то, что в ярости, он будет в полнейшем гневе и жажде убийства. В другое время он бы убил Нострадамуса за это, не задумываясь, а теперь Серсея даже не могла представить, как поведёт себя отец с человеком, которого сам выбрал ей в мужья. Как он поведет себя с Екатериной, которую то любил, то ненавидел.Это если Мария расскажет кому-то, а если нет?.. Она же так любит Франциска, верит Нострадамусу. Она сделает всё, чтобы спасти его.В дверь коротко постучали, и в комнату всунулась голова Камилы.― Ваша светлость, ― она вошла и поклонилась Екатерине. ― Простите. С принцессой Серсеей хочет поговорить герцог и коннетабль Франции, Анн де Монморанси.― Монморанси? ― удивлённо спросила Екатерина, на несколько секунд позабыв о том, что они с Нострадамусом обсуждали до этого. ― Что отцу предателя хотеть от тебя?― Не знаю. Как и не знаю, насколько он сам предатель, отец его не разжаловал, не забрал его богатства, всего лишь отослал из дворца. Проводите его в сад, я с ним встречусь.― Уверена? ― коротко поинтересовался мужчина. Нострадамус никогда не шёл против решений жены, но сдерживал их и хотел быть уверенным, что Серсеи ничего не будет угрожать. Она могла делать, что хочет, для него была важна её жизнь, безопасность и счастье. Нострадамус видел во взгляде своей жены пустоту. Она начала меньше есть, становилась более рассеянной, пропускала много важных деталей разговоров. Девушка была внимательна к желаниям своих родных ― младших братьев и сестры, мужа, родителей, но от неё всё равно веяло холодом.― Я буду со стражей, ― наконец медленно сказала Серсея и призналась. ― Мне интересно, что он скажет.Её глаза такие яркие и такие правдивые, что Нострадамус терялся в них. Он находился под её чарами, и отрицать это было глупо. Она привстала на носочки, бегло поцеловала его в губы ― поцелуй теплый и очень нежный ― и вышла. Екатерина метнула на зятя хитрый взгляд, но на её лицо снова набежала туча. Королева снова вспомнила, что привело её сюда.Монморанси пригласил её в королевский сад, главный при дворце, где часто происходили ночные торжества, театральные представления, маскарад, танцы. Серсее он мало нравился как раз из-за своей помпезности, она больше предпочитала ветвистый сад с розами своей бабушки. В королевском саду же были искусственные пещеры с зеркалами и клетки с зверями. В парк завозились новые растения из Италии, Испании и стран Азии. По периметру были возведены оранжерея, инжирный сад, львиный двор и садовый домик. Около львиного двора Монморанси и пожелал встретиться.Как принцесса, Серсея была обязана знать хотя бы поимённо видных государственных деятелей, их сыновей ― преимущественно сыновей, потому что мало ли, какой союз мог понадобится Генриху ― и кем они были. Серсея ненавидела это зубрить в детстве, но, как и Франциск всё равно учила.Анн Монморанси помимо того, что был просто политиком, являлся ещё и военным, первый герцог де Монморанси, маршал Франции, затем коннетабль Франции и пэр Франции. Анн принимал участие в заключении Мадридского договора. Её дед назначил Монморанси коннетаблем, но скоро потерял расположение короля ― Серсее не говорили, почему. После вступления на престол Генриха II Монморанси вновь добился прежнего влияния и стал ближайшим советником короля. Но из-за поступка сына Анн был выслан ― точнее, его вежливо попросили покинуть дворец, и он жил в своём замке Экуан к северу от Парижа.Серсея согласилась на встречу не только из-за его статуса и заслуг перед Франции. В первую очередь ей действительно было интересно узнать, что может хотеть от неё отец человека, который хотел изнасиловать её и насильно стать мужем принцессы. А во-вторых ― она хотела взглянуть ему в глаза. От Екатерины Серсея научилась рассматривать разные причинно-следственные связи, и, кто знает, возможно Анн надоумил сына сделать то, за что Франсуа в итоге поплатился жизнью.Когда Серсея приблизилась, герцог с трудом встал, опираясь на трость из чёрного дерева и украшенную алмазами.― Герцог Монморанси. Анн с трудом поклонился. У него были потрясающие седые короткие волосы, ни одной выбившейся пряди, даже ни одного секущегося кончика. Идеальные. Глаза — серые. Бледно-бледно-серые, такие светлые, будто все живые краски из них выкачали. То, что осталось, напоминало цветом грязный подтаявший снег в конце зимы.― Ваша Светлость. Рад, что Вы согласились на беседу. Простите, что с опозданием, но поздравляю Вас со свадьбой.― Благодарю, ― сдержанно ответила Серсея. Что бы не произошло с Франсуа, Анн Монморанси всё ещё оставался важным политиком и советником её отца, она должна была ― хоть и не обязана ― проявлять хотя бы видимое уважение. ― У Вас ко мне какое-то дело?Она неотрывно смотрела на Анна, и сердце его пропустило удар. В глазах девушки плясали дьявольские огоньки — в ней было слишком много тёмного. Оценив прямоту девушки, он не стал ходить вокруг да около, и тихо, но прямо и уверенно сказал:― Ваша Светлость, я не буду оправдывать своего сына, не буду молить о прощение, не буду его оправдать. Вы и сами знаете, что он любил Вас, но он не имел право поступать так, как он поступил. Любовь — не оправдание злодеяниям, не всем, по крайней мере. Я осуждаю и презираю его поступок, и как верный подданный вашего отца полностью принимаю и соглашаюсь с казнью, что Вы определили для него. ― Но как отец?..Анн Монморанси вздохнул, и Серсея на несколько секунд подумала, что мужчина вот-вот расплачется. ― Но как отец я скорблю по сыну, ― тоскливо произнёс он, и от этого тона у Серсеи всё сжалось внутри, не только сердце. ― По сыну, который сделал глупую ошибку из-за любви и поплатился за неё. Вы сохранили жизнь моему второму сыну, и хотя Габриель не станет моим наследником, он хотя бы жив, и живет ту жизнь, которую выбрал для себя. Возможно, она сделает его счастливым, возможно ― нет, но он будет жив.― Так чего же Вы хотите от меня? ― нетерпеливо спросила Серсея. Напоминания о Франсуа, о Габриеле мучили её, давили, ей вовсе не хотелось вспоминать о брате, которого она убила, и о брате, которого пощадила. Конечно, полностью вычеркнуть Габриеля не получится ― он теперь был её наёмником, человеком, который станет убивать и умирать за неё, но Франсуа и то, что он сделал ― и хотел сделать ― Серсея собиралась вычеркнуть из памяти.― Франсуа не похоронили, как подобает. Его и его людей закопали как собак. Позвольте мне выкопать его тело и похоронить моего сына так, как он заслуживает. Как заслуживает человек, которым он был до того, как посмел оскорбить Вас. Прошу, ― его голос совсем затих, но, к своему большому сожалению, последнюю фразу Серсея всё-таки разобрала. ― Позвольте отцу похоронить сына.Серсея взглянула на него, и впервые за весь разговор увидела не просто высокопоставленного, умудрённого жизнью герцога, а человека. Ему было шестьдесят, может больше. Старого человека, слабого, у Анна Монморанси были седые волосы и блеклые глаза, слегка трясущиеся руки, и стоял он с трудом, немного согнувшись. Это был старик, потерявший любимого сына и наследника, опозоренный старик, которого многие, наверняка, презирали. Он мог лишиться всего, если бы только Генрих не ценил его так высоко. Говорят, что дети платят за грехи родителей до седьмого поколения, но никто не думает о том, что за ошибки детей родители тоже страдают.Серсея могла ответить отказом. Могла лишить отца права хоронить сына как человека. Могла…― Конечно, ― сказала она. И тут же добавила: ― Не стоит возводить ему пышные похороны и… Это может оскорбить моего отца. ― Я понимаю, ― согласно кивнул Анн. ― Франсуа просто перезахоронят в семейном склепе на освящённой земле, поставят памятник из простого камня, где будет имя и даты жизни. Ничего более. Девушка решила промолчать. Куда делась уверенность, где твёрдость и резкость? ― Благодарю Вас, Ваша Светлость. Господь будет к Вам милостив, ― тихо произнес Анн, глубоко поклонившись. Серсея поспешила уйти. Спиной она ещё долго чувствовала тоскливый взгляд убитого горем отца, который не исчез, пока она не скрылась за очередным поворотом живой изгороди. О казне Франсуа она всё ещё не жалела, но сочувствовала его отцу. Родители не должны хоронить своих детей.― Камила, ― позвала она отставшую позади вместе со стражей фрейлину, и та поспешила приблизиться.― Ваша Светлость?― Пусть Габриелю назначат жалованье из моих счетов.Если Камила и была удивлена, то не показала этого. Сначала Серсея волновалась, что её щедрость и милость к Габриелю может стать причиной сплетен, то сейчас уже было всё равно. Габриель был… хорошим человеком, и Анн Монморанси был благодарен, что она сохранила ему жизнь. Серсея могла сделать ещё немного, чтобы сделать его жизнь хорошей. Небольшое жалование, к тому же, укрепит его верность принцессе.― Конечно. Я отдам необходимые распоряжения. Родители не должны хоронить своих детей. Серсея вспомнила слова Монморанси ― ?любовь — не оправдание злодеяниям, не всем, по крайней мере?. А любовь матери к сыну будет оправданием, если Екатерина Медичи убьёт Марию, королеву Шотландии?Остаток дня девушка провела в своей комнате. Шелковые простыни встретили её желанной прохладой, и леди Нострдам довольно потянулась, накрывая себя тонким одеялом. Принцессе слегка нездоровилось с самого утра, но она упрямо не сказала ничего мужу, и скрыла это от своих фрейлин. Нострадамус с ума сойдёт, если узнает, а ей не хотелось волновать его ещё больше. Такая обострившаяся ситуация при дворе выкачивала из её мужа все силы, Серсея не хотела добавлять к этому волнения за себя. Её безопасность, её здоровье были главными темами в мыслях Нострадамуса, поэтому девушка не спешила ему сообщать об этом. Она проспала почти всё время ― усталость накатывала волнами, и Серсея то читала, то снова проваливалась в сон, и время прошло в таких неярких моментах. Решив не дожидаться мужа, принцесса приняла быструю ванну и переоделась, чтобы наконец-то улечься спать по-настоящему. В какой-то момент она проснулась из-за того, что рядом с ней прогнулась кровать, и, дождавшись, пока мужчина ляжет, Серсея сонно прижалась к нему, по привычке укладывая голову ему на грудь. Её тут же обняли, а ладонь сжали в большой, тёплой ладони.― Нострадамус, ― поприветствовала она мужа. ― Ты вымотался, ― сказала она, почувствовав это на каком-то интуитивном уровне.Нострадамус погладил её по волосам, ласково перебирая волнистые пряди.― Мария приходила после визита Екатерины. Расспрашивала меня про видения и их с Франциском будущее. Разговоры об этом иногда утомляют больше, чем сами видения, ― Нострадамус тяжело вздохнул. Серсея не нашла в себе силы даже для того, чтобы открыть глаза, лишь с трудом слегка дернула головой и мазнула губами по мужскому плечу. ― Зачем приходил Анн Монморанси? ― спохватился прорицатель. Он видел, что жена хочет спать, но не мог не спросить.Серсея вздохнула, но вопрос взбодрил её, и она, превозмогая усталость открыла глаза.Ей стало душно и невыносимо жарко, несмотря на прохладную ночь. Серсея отбросила своё одеяло и потянулась выше, поудобнее устроилась на груди мужа. В ней что-то менялось, но она пока не могла сказать, почему и зачем. Горячая кровь Серсеи кипела от страха, ненависти, желания отомстить, от всего тёмного и злого, пробудившегося в ней.― Он просил меня дать разрешение на то, чтобы перехоронить Франсуа. ― И ты дала. ― Да, ― подтвердила Серсея. ― Я просто… подумала о том, что для отца сын остаётся сыном, чтобы не произошло. Какие ошибки мы бы не совершили, родители нас любят. Будь то крестьянин и его дети, или король и его наследники… Или коннетабль Франции и его сын-предатель. Анн заслуживает того, чтобы оплакивать сына в семейном склепе.Нострадамус молчал какое-то время. Обнял её и прижал к себе — всё как всегда, как и в предыдущие ночи.― За свои поступки я буду гореть в Аду, ― он поцеловал её в макушку. ― За что же мне достался ангел?Серсея рассмеялась. Она смотрела на него нежным взглядом, а мужчина не мог оторвать взгляд от её лица, от глубоких глаз, от доброй улыбки. Нострадамус каждый раз как никогда ярко замечал, как она сильна, высока и стройна, точно юное деревце, его прекрасная жена… как после каждой ночи, полной её внезапной, пламенной страсти, она становилась всё краше.― Я не ангел, Нострадамус, ― покачав головой, произнесла девушка. Его же сердце плавилось от горячего обожания к ней. ― Далеко не ангел. ***Сильный порыв ветра колыхнул тяжелые шторы и смахнул со стола кипу не придавленных ничем бумаг. Серсея нехотя разлепила не желавшие раскрываться веки. Она не сразу догадалась, что причиной её пробуждения были громкие голоса за дверью и настойчивый стук.Серсея вздрогнула, сердце её колотилось, простыни перепутались. В комнате было темно, как в яме, кто-то барабанил в дверь.― Ваша Светлость! ― взволнованно позвала Камила. ― Ваша Светлость, прошу Вас!― В такое время… ― пробормотала ничего не соображавшая Серсея, выскальзывая из-под тяжелой руки Нострадамуса. Прорицатель дёрнулся во сне, сонно проведя по постели рукой, но, не найдя супругу рядом, проснулся и посмотрел на неё.― Что происходит? ― хриплым после сна голосом спросил мужчина.― Понятия не имею, ― ответила принцесса, затягивая пояс халата и открывая дверь. Она обнаружила там фрейлину с занесённым кулачком и с тоненькой свечой в руках. Камила тоже выглядела сонной, взлохмаченной, одетая в длинный розовый халат. В другое время Серсея поразилась, ведь всегда собранная девушка не позволяла себе так являться к принцессе, но сейчас было всё равно. ― Камила, ради всех святых…― Королева Мария приходила к королю Генриху.От резкого пробуждения болела голова. Серсея почувствовала, как раздражение поднимается в душе. ― И что? ― зло спросила она, чувствуя, что ещё немного, и сорвётся на фрейлину.― Она отказалась от союза, ― сказала Камила. ― И… она сбежала из дворца. Сбежала вместе с Себастьяном.