четырнадцать. он не достоин вас (1/1)

Ночью Серсея плохо спала. Камила сделала всё надежно и быстро, и среднего размера флакончик, напоминающий духи, был надежно спрятан под дно многочисленных шкатулок. Всю ночь она притягивала взгляд. Серсея не знала, чья рука должна сделать это, но почему-то не сомневалась, что такой человек скоро появится. Она была в этом совершенно уверенная, вспоминая, что редко ошибалась в своих предчувствиях. Как и Франциск, как и Екатерина ― их чутье всегда работала безотказно. Серсея улыбнулась, зарываясь носом в подушку и ощущая лёгкий ветерок, гуляющий по комнате ― Нострадамус иногда намекал, что, возможно, королева Франции имеет определенные таланты, похожие на его дар. Возможно, во Франциске и Серсее это тоже отразилось. Дело крови, так сказать, а кровь королевы в принцессе была.Заснуть получилось только под утро. Двор потихоньку начинал гудеть предсвадебными приготовлениями ― пока мелочами только, но Екатерина уже осматривал большой зал, представляя, куда поставить вазы с цветами, какие блюда приготовить. Марго не любила креветки, а Серсея мало любила рыбу, только красную. Надо было заняться рассадкой гостей и начать снимать мерки для платья и свадебного камзола. Екатерина сказала, что несколько дней не будет трогать Серсею ― официальную часть королева-мать решит сама, но когда дело дойдёт до тысячи и более деталей, без участия невесты королева не справится. Серсея не была против.Вдохновленная этим, Серсея направилась к Нострадамусу. Она не видела его после того случая с Дианой, и после завтрака девушка решила навестить своего жениха. Теперь между ними было намного больше понимания, нежели раньше. Они оба понимали, что значат друг для друга, и хотя любовь Серсеи была меньше, нежели чувства прорицателя к ней, принцесса не сомневалась, что со временем полюбит своего мужа горячо и сильно. Он был нужен ей, она была нужна ему. Не самое плохое начало брака, почти идеальное.Но планам принцессы не суждено было сбыться. Камилу она оставила в комнате, желая провести время с Нострадамусом без лишних глаз, но когда до коридора, который вёл в комнаты Нострадамуса, оставалось не так уж и далеко, из очередного поворота за её спиной внезапно выскользнул кто-то и окликнул её.— Ваша Светлость!Серсея недоуменно обернулась. Франсуа де Монморанси. Бледный и какой-то взъерошенный, с блестящими от чего-то глазами, он спешил к ней.— Только тебя мне не хватало, ― устало пробормотала Серсея, почти не скрывая своего разочарования встречи. ― Да, милорд? ― холодно спросила она. Принцесса вспомнила слова отца о том, что Монморанси сватался к ней, и никакой радости это не принесло. В лучшее время это бы просто потешило эго и самовлюблённость девушки, как было раньше, но сейчас не было и этого. Раздражительность и холод, желание поскорее отвязаться от нежелательного общения.Но Франсуа, как и прежде, не замечал пренебрежительного отношения к себе. Его люди ― несколько стражников, которые всегда сопровождали герцога ― в идеальных чёрных одеждах замерли в стороне. Вид у них был встревоженный, и Серсея внезапно осознала, что напряжение в страже вызваны именно тем, что герцог подошёл к ней. Они были готовы в любой момент защитить её.Но зачем?Монморанси, казалось, потерял последний здравый смысл.— Я слышал эти новости, ― порывисто воскликнул он и неожиданно вцепился в её запястья. ― Вы и предсказатель! Я не верю, это невозможно!Несколько секунд Серсея была настолько ошарашена, что не могла ничего сказать, но уже очень скоро дар речи вернулся к ней.— Во-первых, Вас это никоим образом не касается, ― заметила она, а потом почувствовала, как ярость поднимается со дна души. Ей никогда не нравился Монморанси, любая вольность с его сторон досаждала, флирт был навязчивым, а он сам ― непередаваемо раздражительным. Даже если у него и были достоинства, Серсея их не видела. Она зло рванулась в сторону, её зеленые глаза блеснули, как у кобры перед броском, и она зашипела. ― А во-вторых: думайте, кому и в каком тоне Вы всё это говорите! Перед Вами дочь короля Генриха, дочь Екатерины Медичи. Захочу, я Вас не только из дворца, я вас из Франции выгоню! Не смейте больше вмешиваться в мою жизнь. Всего доброго.— Прошу Вас, одумайтесь! ― взмолился Франсуа, крепче сжимая её руки, и Серсее показалось, что он сейчас рухнет на колени. ― Этот мужик без рода, без имени, он ничего не сможет Вам дать, ничего не предложит! Он не достоин Вас! А я могу дать Вам всё, я люблю Вас!— Я Вам... ― Серсея осеклась.― Я люблю Вас. Серсея не сдержала истеричный смешок. Вот значит как. Она перебрала весь французский двор, вспомнила всех, кому вредила за всю свою жизнь, а её похищают просто ради… брака? Какой-то несчастный, влюбленный в неё отчаявшийся мужчина ― или даже мальчишка?― Я Вам сочувствую, ― ответила она. Девушка не могла молчать, не могла не злиться, не исходить ядом, не скрипеть зубами от отвращения и непонимания.— ...сочувствую, ― пробормотала она, и панический огонёк проскользнул в глазах Франсуа. Он понял, о чём она догадалась. ― Стража! ― пронзительно воскликнула Серсея, и рядом с Франсуа тут же выросло несколько крепких мужчин. ― В темницу его, ― приказала она без малейших колебаний.— Госпожа! ― закричал Франсуа, пытаясь вырваться из державших его рук, но движения конечностей, затянутых в перчатку, были неловкими. Серсея прекрасно догадывалась, почему. ― Ваша светлость, госпожа!Он всё кричал и кричал, звал её, пока его не увели так далеко, что крики просто не долетали. Серсея глубоко дышала, прижавшись спиной к стене. — Ваша... ― пробормотал удивленный Нострадамус, когда Серсея влетела в его комнату, быстро закрыв за собой дверь.— У тебя есть что-то успокоительное? ― как-то странно проговорила принцесса, направляясь в сторону шкафчиков с разными травами. Нострадамус настороженно наблюдал за тем, как она открыла их, бездумно начиная перебирать мешочки и скляночки, в которых ничего не понимала. ― Чай с мятой или нечто похожее, ― продолжила она, крепко сжимая в руке эту самую мяту.Нострадамус приблизился к ней и разжал руку. По сравнению с его ладонью, рука принцессы была куда тоньше и бледнее, и сильно дрожала. Она неловко сделала шаг назад, при этом крепче стискивая его запястье, и наткнулась спиной на небольшой столик у пространства между двумя шкафами. Стоящая на нем пустая ваза пошатнулась и разбилась. Серсея посмотрела на осколки как на нечто удивительное, испуганно, будто ребенок, разбивший дорогую вещь.— Можно сделать. Что с тобой случилось? ― мягко спросил он.Серсея открыла рот, но тут дверь снова открылась, и в комнате появился король.— Серсея! ― крикнул он, и принцесса подскочила на месте, отшатнувшись от прорицателя. Король не заметил их позы, или просто не придал этому значение. ― Что происходит? Ты приказала бросить Монморанси в темницу? ― зарычал он. За отцом зашел Франциск, кинув что-то страже, и плотно прикрыв дверь. Его недоуменный взгляд метнулся к Нострадамусу, но мужчина был растерян не меньше дофина, и точно так же ничего не понимал.— Да, действительно, ― согласилась она. ― Я приказала, ― спокойно сказала Серсея, выпрямившись и не отрывая от отца взгляда. Нострадамус против воли отметил, что она повзрослела, сильно повзрослела. Научилась владеть собой. Стала хитрее и умнее. И он не знал, радоваться этому или нет.— Сестра, объясни пожалуйста, мы ничего не понимаем, ― мягко заметил Франциск, ласково глядя на сестру. Принцесса вздохнула.— Это он похитил меня, ― огорошила она. ― Его люди.— Что?— Но мы убили того, кто... ― начал Франциск, осекавшись. Нострадамус убил всего лишь человека, который пытался изнасиловать Серсею, но не того, кто всё это затеял.— Был еще кое-кто, я… не хотела говорить, но… Франсуа влюблен в меня. Поэтому похитил. ― Прости? ― шокировано переспросил Генрих, и в любое другое время выражение его лица Серсею бы рассмешило, но не сейчас.― Он клялся мне в любви, и… наверное решил, что если он меня… то у меня не будет выбора, ― негромко проговорила она.― Об этом бы быстро узнали, и он, как настоящий герой, согласился бы стать мужем изнасилованной девушки. Проявил бы честь и доброту, ― продолжил мысль Франциск, как и сестра, медленно осознавая, в чём состоял гениальный по своей простоте и действенности план.― Но я всадила ему перо в руку. Тот, который пытался… сделать то, что пытался, посчитал это неуважением к своему господину и хотел меня так проучить. Что, мол, всё равно Монморанси на мне женится, так какая разница, кто будет… ― она покачала головой, видя удивление и непонимание в глазах окружающих её мужчин. Спокойствие, с каким она продолжала говорить, пугало. Слишком плохо оно сочеталось с её прежним вспыльчивым нравом.― Я убью этого щенка, ― выдохнул Генрих. Лицо его покраснело, как происходило всегда, когда он был не в силах совладать с собой.― А я помогу, ― согласился Франциск, и рука его сжалась на рукояти мечта, как если бы мужчина прямо сейчас был готов обезглавить Франсуа. Серсея, забывшись, опустила руки на стол позади себя и тут же вскрикнула, отшатнувшись. ― Серсея!― Аккуратнее, Серсея, ― заметил Нострадамус, тут же обхватывая ладони девушки своими, и внимательно рассматривая стекло, впившееся в нежную кожу. ― Стекло вошло не глубоко, раны даже не надо будет зашивать, только обработать.Генрих минуту наблюдал за ними, а потом, покачав головой, убеждаясь в правильности своего решения, отвернулся.―Пойдем, Франциск, ― позвал Генрих, выходя из комнаты. Дофин направился за ним. ― У нас есть дела. Нострадамус позаботится о невесте.Оставшись вдвоем, и принцесса, и прорицатель вздохнули. Серсея ― от сильной усталости, Нострадамус ― скорее всего от чувства лёгкого раздражения. Для принцессы не было секретом, что к её похитителям мужчина питал сильную ненависть, она ясно это видела. А если ещё и вспомнить о том, что Франсуа претендовал на её руку, гнев нынешнего жениха был вполне ясен.― Сядь сюда, я пока приготовлю всё необходимое, ― сказал Нострадамус, указывая на стул. Серсея кивнула и подчинилась, стараясь держать руки перед собой, чтобы не испачкать платье. Кожа у неё всегда была тонкая, и малейшие царапины почти всегда заканчивались кровотечением.Нострадамус достал чистую ткань, какие-то мази и присел рядом с девушкой. Он внимательно оглядел руки, стараясь лишний раз не касаться их, чтобы не сделать больно, и потянулся за пинцетом. В какой-то момент она всё-таки не сдержала болезненного вздоха, когда руки прорицателя дотронулись до запястий, пострадавших больше всего. Нострадамус не обратил внимание, сосредоточенно вытаскивая кусочки стекла.― Никогда не думала, что любовь ко мне может толкнуть на такие отчаянные поступки, ― растерянно пробормотала Серсея. Смотреть на кучку осколков решительно не хотелось ― после всего случившегося, Серсея не была уверенна, что её не стошнит.― Любовь может превращать людей в безумцев, ― заметил Нострадамус. Он быстрыми движениями обмазал пострадавшие раны мазью, придя к повторному выводу, что они были не настолько глубоки, чтобы зашивать их. Серсея почувствовала холодную и липкую мазь на истерзанной плоти и прикрыла глаза.― Любовь к такой женщине, как Вы, может уничтожить человека. Постаравшись сделать процедуру как можно короче и безболезненнее, Нострадамус так же ловко обмотал нежные руки бинтами и вскоре закончил, позволив Серсее на секунду расслабиться. Зафиксировав повязки, Нострадамус критично осмотрел руки своей невесты.― Но Вы-то с ума не сойдете? ― Серсея подцепила подбородок Нострадамуса двумя пальцами, и заставила посмотреть на себя. Присутствие и знания жениха приносили покой. ― Я не хочу Вас уничтожить. ― И мне этого хватит. Вы не представляете, как велика моя любовь к Вам, но она не сделает из меня безумца. Потому что она, смею надеяться, не безответна.Их новый поцелуй словно стал глотком свежего воздуха для обоих. Их тела были плотно прижаты друг к другу, потому что каждый хотел чувствовать процесс ещё ближе, острее и сильнее. Хотя, казалось, между ними уже нет воздуха. Руки Нострадамуса мгновенно оказались на бедрах Серсеи, которые он с удовольствием сжал в своих ладонях, будто дорвавшийся до лакомства дикий зверь. Её пальчики зарывались в его волосы на макушке, а губы страстно отвечали его губам. Он целовал её так, словно боялся, что она сбежит от него: грубо, несдержанно и глубоко, изучая языком её рот, ловя губами её стоны.Это было прекрасно.***Екатерина рвала и метала, узнав об истинной причине похищения дочери. По крайней мере, Нострадамус и Серсея застали её такой ― королева гневно мерила большими шагами зал, а Генрих и Франциск стояли позади. Судя по тому, как дофин потирал руку, стараясь не касаться сбитых костяшек, Монморанси уже досталось.― И чего мы ждем? ― требовательно спросила королева Франции, смотря на супруга. ― Генрих, он напал на твою дочь, а его человек чуть не обесчестил её. Казнь ― милосердное наказание для него.— Это должна решить Серсея, ― заметил король, смотря на появившуюся в зале дочь.― Я? ― удивленно переспросила принцесса. Екатерина бросила взгляд на её аккуратно перевязанные руки и раздраженно втянула воздух. Мгновенно оказавшийся рядом с матерью Франциск что-то быстро объяснил ей, и Екатерина кивнула, бросив быстрый взгляд на Нострадамуса.― Ты жертва этого ублюдка.― Я не жертва, ― тут же ощетинилась Серсея. Липкая, неприятная тревога снова окатила с головой. Тревога и нечто более страшное — страх, самый низменный и унизительный страх перед мужчиной. Она, содрогаясь, вспоминала о том, что произошло ― и что не произошло ― в том доме. Виноват в этом был Монморанси.― Никто не имеет право так оскорблять члена правящий семьи, ― отчаянно зашипела Екатерина. ― Никто и никогда! Если его не казнят, я его отравлю, а потом расчленю, утоплю, а что останется ― скормлю собакам!Серсея улыбнулась. Для неё не было секретом, что мать всё делает для них ― своих детей. Серсее повезло быть ребенком Екатерины Медичи, быть связанной с ней не только кровью, но и общими тайнами, интригами и мыслями. Ничего удивительного, что королева была готова разорвать того, кто навредил её ребёнку.― Пусть его казнят, ― решал Серсея. Генрих кивнул.― Как пожелаешь, дочка.― Казнь ― слишком милосердно, ― снова кинула Екатерина.Серсея задумалась.― Смотря какая казнь, мама, ― улыбнулась девушка. Она сделала красивый реверанс и, оставив родных в смешанных чувствах, вышла.― Куда теперь? ― спросила Камила, скользя за принцессой бесшумной тенью. Серсея уже перестала её замечать, хоть и привыкла, что фрейлина всегда рядом. Сейчас гораздо меньше, но королевская кобра не жалела о пропасти между ними. Всему должны были быть границы.― Мне надо в темницу, ― решительно ответила Серсея. Было ещё одно обстоятельство во всём этом, которое она хотела прояснить. ― Зачем? ― не скрывая удивления, спросила девушка. Серсея не ответила.Придворных на пути не попадалось, тонкий аромат духов успокаивал. Она уверенно шла вперед, стараясь уловить своё отражение в каждом блестящем предмете по дороге. Никто не должен заметить её смятение, особенно пленник. У спуска в подвал фрейлины оставили принцессу, а стража безмолвно двинулась за ней по темному и холодному коридору. Серсея не любила темницы. С ними у неё были связано своё болезненное воспитание. Они с Франциском были любопытными детьми, любили спорить и играть на желания. В тот вечер Серсея упросила брата пробраться в темницы. Как и у любых детей, делалось всё это на спор, и будущий дофин, подстрекаемый сестрой, не смог сдержаться. Кроме того, им тоже было любопытно ― темницы представлялись таким лабиринтом, как в древнегреческих мифах, и им хотелось побыть смельчаками.Сложно сказать, повезло им или нет, но именно в этот день стражи поймали и доставили в темницы одного еретика. Генрих приказал его пытать, чтобы выяснить, где находятся другие, а пыточные были недалеко от камер ― если король считал, что пленник может что-то рассказать, то его сажали в камеры аккурат рядом с пыточной, и там показательно пытали человека. За два дня, как правило, пленник сдавался и рассказывал то, что от него хотели услышать.Запутанными коридорами Серсея и Франциск подобрались к пыточной. Палач оставил на дыбе мужчину, который был ещё в сознании. Он лежал, закрыв глаза и пытаясь успокоить своё ноющее тело. Серсея и Франциск, какое-то время неловко потоптавшись, вышли, посчитав, что лучше сразу признаться родителям, что они сделали, и получить наказание, чем пробыть здесь ещё хоть немного. Они решили тихо прошмыгнуть мимо дыбы, но едва они вышли из ниши, как еретик изогнулся всем телом, и занёс свою тарабарщину. Серсея даже сейчас помнила его голубые глаза с лопнувшими капиллярами.Испуганные, они закричали тоже. Серсея отшатнулась, наткнулась на какой-то механизм и… запустила его. Как же громко еретик взывал, когда принцесса привела механизмы в действие. Как же сильно он кричал, когда раскалённые пруты потянули его тело в разные стороны. Мучения несчастного прекратились нескоро: механизм успел содрать с его левой руки почти всю кожу. Палачи, увидевшие детей королевской четы в пыточной, были в настоящем ужасе. Серсея не помнила, как и вывели с Франциском оттуда, но Екатерина как-то упомянула, что, мол, Серсея и Франциск в обнимку забились в угол и не разговаривали почти неделю после этого случая. Генрих велел высечь стражей, которые так халатно отнеслись к делу. Екатерина ещё два дня отпаивала дочь и сына разными успокоительными веществами и… у Серсеи запылили щеки, когда она вспомнила об этом ― Нострадамус часто оставался в её комнате, чтобы читать ей какие-то сказки. Его глубокий, слегка хриплый голос успокаивал её.Ей доложили, что заинтересовавший её человек сидел в последних камерах ― не все участники похищения были пойманы, но одного из них Генрих посчитал достаточно вменяемым, чтобы расспросить. Пока без пыток. Конечно, никто не рассчитывал, что принцесса придёт сюда, хотя и пропустили её без вопросов в требуемую камеру. Серсея думала всё это недолгое время, что прошло с ареста Франсуа. Имена его сообщников стали известны, а Камила даже каким-то образом узнала о том, что Барсук тоже здесь. Чтобы принять единственно верное решение ― что оказалось непросто ― Серсее надо было увидеть этого мужчину. И всё же она сумела призвать на помощь выдержку и самообладание. Она должна перехитрить врагов, каждого по отдельности и всех вместе.― Ваша Светлость, ― прохрипел Барсук, поднимаясь с кучки соломы, которая заменял кровать, и отвешивая нелепый поклон. Очевидно, кандалы на руках и ногах не давали возможность для более широкого маневра.Барсук поднял на неё глаза, и хотя в этот раз мужчина был без маски, она его мгновенно узнала. Да и мужчина ли ― да, он был широкоплеч, ростом примерно с Себастьяна, у него были тёмно-каштановые, немного спутанные волосы, хриплый, грудной голос, каким Серсея его помнила, но это был мальчик. Юноша, если быть точнее, и Серсея видела это в его карих глазах. Возможно, он не был старше её самой.― Как Вас зовут? Или мне называть Вас Барсуком?― Неплохо, ― улыбнулся юноша и представился: ― Габриель.― Габриель де Монморанси? ― Серсея удивленно ахнула. Во рту загорчило, и она неосознанно скрестила руки на груди. ― Вы брат Франсуа?― Да. ― Вам сейчас сколько?.. Шестнадцать? ― неуверенно предположила она, и Габриель кивнул. Они были одного года рождения с Франциском и ней самой. ― Зачем губить свою жизнь?Серсея поняла, откуда могла вспомнить его ― в 1550 году в возрасте девяти лет Габриель получил от Генриха II должность капитана Бастилии, принадлежавшую его отцу. Тогда Серсее тоже было девять, и она больше волновалась о том, как выглядит её новое зеленое платьице, а не о мальчике с тёмными волосами и грустными глазами. Хотя, выходит, она всё-таки его запомнила.Габриель какое-то время молчал, рассматривая юбку принцессы, а потом поднял на неё тоскующий взгляд и честно признался.― Он мне заплатил. Мой отец, Анн I де Монморанси, не слишком обращает внимание на младших детей. Его интересует война, деньги и наследники. Но не те, кто родился позже; они не играют роли. Кроме того, мой брат Франсуа стал героем, так зачем искать другого наследника? Мои старшие братья разорили семью, и я сбежал. Нашёл тех людей, чьи судьбы похожи на мою, и стал их предводителем, ― Габриель внезапно усмехнулся и покачал головой. ― Знаете, среди них только я умею читать. Брат узнал об этом и предложил мне хорошую сумму, чтобы выкрасть Вас. Но, клянусь, если бы я знал…Серсея верила каждому его слову. Она хорошо помнила растерянность Барсука, когда он узнал, кто она такая. Она помнила, что только он был вежлив и спокоен, помнила, как он держал её, чтобы ― теперь это было очевидно ― девушку не покалечили. И пусть он не справился, пусть ей и причинил боль, судя по всему, Габриель сам желал этого не больше неё. Он считал, что помогает брату соединиться с упрямой девушкой, в которую Франсуа был влюблен, и которая должна была быть влюблена в него ответно. Не дочь короля Франции, которая ненавидела Монморанси всей душой.― А Ваша матушка? ― хрипло спросила она.― Моя мать мертва, миледи. Меня казнят?Он посмотрел на неё, и Серсея поняла, что парень ждет только одного ответа. Он просто был лордом больше своего брата и хотел знать, что приговор ему выносит та, что пострадала от его решений.Серсея вспомнила Диану де Пуатье. Вспомнила Екатерину Медичи. Если бы что-то в жизни сложилось иначе, Серсея бы могла повторить судьбу этого юноши ― стать призираемой в обществе, слабой и без защиты, потому что если бы Екатерина её не забрала от матери, какая бы судьба ждала Серсею? Она могла быть проституткой или воровкой, потому что ни фаворитка, ни королева бы не потерпели в замке девчонку. Её судьба была таковой лишь потому, что королева проявила милсоердие и сочувствие, потому что в её сердце нашлось место для любви. А Серсея всегда хотела быть похожей на Екатерину, верно?― Вашего братца и того Тигра точно, ― честно призналась она. Габриель де Монморанси усмехнулся, покачав головой, ведь другого ответа он не ожидал. ― Хотите мне служить? ― внезапно спросила она.Габриель вскинул голову.― Простите??Раны быстро заживают, связки уже почти не болят? ― подумала Серсея. Франсуа ни в чём не раскаивался, более того, он считал бы себя счастливцем, если бы обесчестил принцессу, а его брат Габриель был другим. Он раскаивался, не молил о прощение, он просто понимал, что за преступление должен понести наказание. Был взрослее своего братца, он — юноша, готовый отвечать за свои поступки.Габриель был её ровесником. Серсея просто не могла поступить иначе, не могла его убить.― Я сохраню Вам жизнь, ― медленно повторила девушка. Габриель сделал небольшой шаг вперед, но тут же рухнул на колени. Видимо, его тоже неплохо приложили, Серсея только сейчас заметила, как исполосована его спина ударами плетки. Она вздохнула и присела перед ним на корточки. Габриель смотрел на неё спокойным взглядом, в котором сияла надежда. Глаза у него были глубокие и красивые. Принцесса продолжила мягким голосом. ― Но Вы должны поклясться мне в абсолютной преданности. Вы будете служить мне и только мне, станете моими глазами и ушами там, где я повелю, сделаете, что я повелю, и убьете, кого я повелю.― Те люди ― мои наёмники, мы работаем вместе. И они сообщили мне кое-какие правила. Мы не убиваем детей, не убиваем на святой земле. Если вас это устроит...― Устроит, ― решительно кивнула девушка. Она выпрямилась, отмечая, что стоило бы послать кого-то обработать раны. Палачи королевской семьи работали на совесть, как бы не было гадких последствий. ― Сколько у Вас людей? ― Нас всего двенадцать. Они все старше меня, самому старшему около сорока, но они уважают меня и моё положение. Они тоже были там, и им тоже не пришлось по душе, что мы украли… принцессу, ― Серсея вспомнила людей, которые стояли в стороне и не спешили присоединяться к насмешка тигра, хоть и высмеивали её попытки купить их. ― Они почтут за честь служить Вам.― Вам придется отказаться от имени отца, титулов, стать практически никем, ― напомнила она, и Габриель кивнул.― С радостью. А люди, что идут за мной, и так никто.Она кивнула и пообещала привести врача, после чего вышла из камеры. Камила топталась у самого входа в темницы, видимо, ей доложили о случившемся и, боясь нового наказания, она поспешила к своей принцессе. ― Приведете врача в камеру Габриеля, ― приказала Серсея и не стала ничего объяснять недоумевавшей фрейлине. Принцесса направилась в свою комнату и по пути она внезапно вспомнила о заветном флакончике, припрятанном в шкатулке. Девушка испытала почти восторг от этой мысли ― она убьет ни двух, а сразу трёх зайцев. Диана получит своё, Габриель докажет ей свою верность, и её предчувствие не обмануло ― нужный человек нашёлся.Быть может, и насчет Нострадамуса она более, чем права. В конце концов, выбирая из того, кого любишь ты и кто любит тебя, Серсея, судя по всему, получила и то, и другое.Казнь преступников организована через три дня. Габриеля должны были обезглавить, для Франсуа и Тигра она придумала более изощрённую казнь. Генрих захотел сделать из этого потеху, как и на день Святого Михаила с английским послом Саймоном. Поэтому казнь была сначала превращена в театральное представление, но Серсея на нём так и не появилась. Смотреть на прикованного к дереву Габриэль почему-то оказалось выше её сил. Отец решил устроить казнь в саду, погода располагала, как он сказал. Серсея равнодушно пожала плечами. Ей был важен факт свершения мести, а не место.Она появилась перед самой казней ― в красивом красном платье, с распущенными волосами и блестящей золотой короной, как символ того, что горевать по убитым она не будет, как и носить траур. Франциск сидел по правую руку от Генриха, Мария ― рядом с ним. Серсее досталось место около Екатерины, за их спинами тёмной тенью стоял Нострадамус. Серсея испытала лёгкое чувство вины перед всеми ними ― она никому не сказала о том, что собирается помиловать юношу. Конечно, ей стоило было обсудить всё это с отцом и матерью, но она почему-то искренне считала, что уж такие-то новости до короля и королевы обязательно дойдут, и ждала, что один из родителей сам ворвется в её комнату с обвинениями. Но этого так и не произошло, и девушка как-то уже позабыла о своём решении. Генрих произнёс речь, но Серсея не запомнила ни слова, хотя отец, судя по всему, был красноречив и несдержан. Она смотрела на Габриеля и думала только о нём. Когда палач уже подходил к Габриелю ― его ждала самая быстрая и легкая смерть из тех троих, что сегодня казнили, слуг Франсуа просто повесели сразу после ареста господина ― смиренно подошедшему к плахе. Принцесса внезапно осознала, что он не ждал от неё спасения, очевидно, списав всё произошедшее на простое издевательство.Габриель сжал свой серебренный, реконструированный рубинами крест и начал тихо произносить молитву. Он прочел молитву, потом опустился на колени и, обхватив руками плаху, сам положил на неё голову. В спасение парень больше не верил.Серсея резко выпрямилась. Все взгляды устремились на неё, но Серсея видела только Габриеля и слышала только стук собственного сердца.― Что ты делаешь? ― удивленно шикнула Екатерина, но Серсея заговорила сама. Она подняла правую руку в самом торжественном жесте, на который только была способна, и дорогое золотое кольцо с изумрудом сверкнуло в свете солнца.― Габриель де Монморанси, ― громко позвала она. Габриель поднял склоненную голову и посмотрел на принцессу с надеждой и немалым удивлением. Он до последнего не верил в своё спасение. ― Я сохраняю Вам жизнь, дарю Вам своё прощение и помилование, ― тихий шепот придворных поднялся мгновенно, но голос Серсеи прервал его. ― Вы будете лишены фамилии своего отца, своих богатств, земель и титулов. И всё-таки Вы будете живы.Габриель кивнул несколько раз. Надежда в его глазах, как у заплутавшего оленёнка. Его подняли и бестактно швырнули к подножью помоста, на котором устроилась королевская семья, ожидая высказывания благодарности.― Спасибо, Ваша Светлость, ― хрипло проговорил он. Серсея испытала чувство вины по отношению к этому юноше, хотя винить себя должен был именно он.Решив, что так будет правильно, она спустилась с помоста и остановилась перед Габриелем. Бывший лорд мгновенно понял, что от него требовалось, и прикоснулся губами к красной юбке принцессы. Красный ― цвет невинности для католиков, цвет мученической смерти. Прикладываясь губами к одежде принцессы, Габриель словно очищался от преступления против неё. Серсея поднялась обратно и села на свое место. Палачи медлили, дожидаясь решения по поводу Франсуа и Тигра ― вдруг она и этих двух пощадит? Но милосердие на сегодня уже источилось, и принцесса была как никогда решительной.― Зачем? ― шепнула Екатерина.― Те, кому ты спас жизнь, никогда этого не забудут.?Я уже знаю, как он докажет мне свою благодарность? ― подумала Серсея, и жесткая ухмылка украсила её лицо.Отголосок жалости мелькнул в душе принцессы и тут же угас. Она чувствовала, как ожесточилось её сердце, как очерствело и заледенело то, что благодаря Нострадамусу загорелось после долгих лет вынужденного равнодушия.?Я поступаю, как должна, ― подумала она. ― Франсуа и его люди виновны, но я дарую жизнь Габриелю. Это более, чем милосердно?.Генрих, впрочем, не разделял неуверенность своих людей. Он явно не ожидал такого, но идти против дочери не стал. Лишь кивнул, чтобы палачи подтащили к нему Франсуа и Тигра.― Франсуа де Монморанси, ― жёстко произнес король. Глаза Серсеи сузились от злости, а полученные не так давно раны запульсировали и неприятно закалили запястья. ― Вы обвиняетесь в преступление против королевской семьи Валуа, в похищение моей дочери и дочери Екатерины Медичи, Серсеи де Медичи. ― За оскорбление, нанесенное мне, Вы получите корону, ― оскалившись, сказала Серсея. Тут Генрих тоже улыбался ― только немногие знали, как будет казнен Монморанси, и Екатерина, Франциск, Мария и Нострадамус в это число не входили. Поэтому их ждал ещё один сюрприз. ― Ты получишь великолепную золотую корону, от которой затрепещет любой человек.― Я… я не понимаю, ― растерянно пробормотал Франсуа.― А ты и не должен, ― презрительно скривилась принцесса и кивнула двум застывшим у самого края помоста мужчинам. Это были те люди Габриэля, которые успели прибыть по приказу своего господина. Серсея объяснила им, что необходимо делать. Они бросились вперёд. Рыжеволосый схватил Монморанси, вырывая его из рук солдат, а высокий золотоволосой блондин ― тигра. Им раздробили руки резким поворотом огромных ладоней. Но даже теперь Монморанси ещё ничего не понял. В нём оказалось достаточно достоинства, чтобы не кричать от боли. Но худшее было впереди. Нострадамус видел, как пламя пляшет в изумрудах её глаз.В сад, так, чтобы приговорённые видели, двое сильных стражников вынесли два больших, черных котла. Изнутри шёл пар. Мария тихо вскрикнула и отвернулась. Тигр завопил отчаянным тонким голосом труса, увидевшего свою смерть. Он брыкался и вырывался, скулил как пёс и рыдал как дитя, но наемники крепко держали его. Серсея так и не узнала его имени. Монморанси посмотрел на неё, когда стражники замерли перед приговоренными.― Меня убьет любовь, ― тихо сказал он и печально улыбнулся.― Вас убьет Ваша тупость, ― холодно обрубила Серсея. ― Вас и Ваших людей. Стражи перевернули котлы над головами двух людей, которые пытались обесчестить принцессу. Вопль, который издал Монморанси, когда жуткий железный шлем прикрыл его лицо, ничуть не напоминал человеческий. Ноги его выбили отчаянную дробь по утоптанной земле, движения их замедлились, остановились. Капли расплавленного золота стекали на его грудь, воспламеняя лохмотья… но ни капли крови не было пролито.Серсея встала первая. Генрих и Екатерина поднялись за ней. Мать и Франциск выглядели шокированными, Нострадамус скорее удивленным. Никто не знал, что принцесса может решиться на такое. Бросив последний, прощальный взгляд на трупы людей, что пытались обесчестить её, Серсея подняла голову и гордо удалилась. За ней никто не последовал, и, вероятно, это было к лучшему.***В своей комнате она обессилено рухнула на пол. Серсею била мелкая дрожь, ей было невыносимо жарко. Вынужденно присутствовать на казни тех, кого приказал обезглавить король-отец — это одно, а вот самой решить судьбу людей оказалось не так уж и просто.И эта его улыбка в конце.?― Меня убьёт любовь?.Серсея с трудом поднялась и покачала головой. Нет, Монморанси жалеть нельзя было ― он похитил её, и если бы не Франциск, Генрих и Нострадамус, то изнасиловал бы и силой заставил стать его женой. Это было любовью? Нет, это было безумием.Она так устала, что еле-еле нашла силы пересесть на кровать. Всё, что девушка хотела ― свернуться клубочком и заснуть. Но не тут-то то было: в комнате появилась Камила.― Миледи, ― поклонилась фрейлина.― Камила? Ты принесла мне хорошие новости?Габриель получил свое задание почти на следующий день после их разговора в темнице и передал его своим людям. Серсея отдала бывшему лорду немного яда, часть оставив при себе, и Габриель попросил её ждать хороших новостей. Принцессе оставалось только радоваться, что изувечением женщин люди Габриеля не гнушались. ― Сегодня утром Диана проснулась с ужасными ранами на лице, ― оскалилась Камила. ― Она лица лишилась. Раны заживут, конечно, но вряд ли шрамы когда-нибудь исчезнут.― Прекрасно. Король к ней приходил?― Нет. Но ему доложили.Серсея облегченно выдохнула. Конечно, Генрих сразу догадается, кто сделал подобное с его фавориткой, но ― Серсея была более, чем в этом уверенна ― спустит непокорной дочери всё с рук. Столько событий ― и казнь, и подготовка к свадьбе, какое дело до какой-то там Дианы? И конечно, дочь Екатерины не могла не оценить, что как быстро и профессионально работают наёмники Габриеля. Интересно, это из-за верности своему лорду-предводителю, или из-за желания выслужиться перед новой хозяйкой? Пожалуй, помимо жизни Габриеля она могла подарить им ещё что-нибудь, что можно перевести в материальную выгоду. И недели не прошло, как Диана поплатилась за свое нападение на неё. Конечно, узнав об этом, каждый во дворце поймет, чьих это рук дело, но Серсея не боялась. Пусть сначала попробуют обвинить любимую дочь Генриха, кроме того, король сам наказал свою фаворитку отлучением от двора, так какая разница, в каком виде она уедет?― Хорошо, ― довольно улыбнулась Серсея. ― После мой свадьбы спрячьте Диану так далеко, как только можно, чтобы эта змея и голоса не могла подать. Сияние моей свадьбы ослепит её, а то, что останется, мы упрячем далеко-далеко. С таким лицом, как у неё теперь нигде не покажешься. Передай мою благодарность и вот это Габриелю, ― она извлекла из стола небольшой мешочек и передала его Камиле. ― Тут тринадцать небольших сапфира, на каждого его человека и его самого.Камила округлила глаза. Она поняла, какой ценой была куплена жизнь Габриеля ― верностью, преданностью. Наёмники оплатили жизнь своего господина, но если Камила станет об этом распространяться, то эти же наемники придут за ней. Она сосредоточенно кивнула, спрятав мешочек с камнями ― лекарь Её Светлости обещал, что через три дня Габриель покинет замок, будет здоров и наберется силы. Серсея была рада ― Габриель ей симпатизировал. Как и его верность и возможность убить за неё.― А что делать с ядом? ― спросила фрейлина, понизив голос, но Серсея не успела ответить. Дверь открылась, и в комнату вошел Франциск.― Сестра, ― поприветствовал он. Серсея широко улыбнулась брату и, кивком головы отослав фрейлину, поспешила обнять Франциска. Сильные руки брата сомкнулись на её спине, и Серсея почувствовала, как что-то жесткое уперлось ей в лопатки, но она не обратила на это внимание.― Проходи, Франциск, ― отстранившись, кивнула она. ― Насыщенные дни пошли, ― заметила принцесса, наливая вино в бокал и поддавая один брату, который сел на край её кровати. Франциск ей слабо улыбнулся; девушка заметила, что в руках он держал какой-то сверток.― А они когда-нибудь заканчивались? ― заметил дофин и, с улыбкой глотнув вина, протянул сверток Серсее, понимая, что его подарок не остался незамеченным. — Это тебе.― Что это? ― Открой и узнаешь, ― подмигнул Франциск.По его взгляду ― слегка растерянному и пытливому ― она поняла, что случившееся с Дианой дошло и до дофина Франции, но сожаления по этому поводу её брат не испытывал. Франциск Диану ненавидел, в большей степени из-за того, что та причиняла боль их матери одним своим существованием. Теперь же, когда обострились и отношения с братом, Франциск не выносил удачливую фаворитку отца ещё больше.Девушка быстро и аккуратно развернула золотистую бумагу и увидела небольшую шкатулку, украшенную рубинами и изумрудами. Сама по себе вещь была прекрасна, и затмить её могло только то, что было внутри. Золотые серьги, огранённые в форме треугольника; два бриллианта, расположенные под рубином с грецкий орех.― О, Франциск, ― Серсея прикрыла рот рукой, смотря на это абсолютное великолепие. ― Они прекрасны.— Это подарок на свадьбу, ― улыбнулся Франциск. Отставив бокал, он подошёл к Серсее и крепко обнял. ― Ты должна быть прекрасна, а настоящее украшение женщины — это счастье в её глазах. Я люблю тебя, сестра.― И я люблю тебя, брат.Серсея прикасается губами к щеке Франциска и прижимается к его шее головой. На голую кожу падает несколько капелек слез. Дофин слегка склоняет голову, внимательно наблюдая за сестрой: у Серсее взгляд дикарки и острый ум, своя собственная красота и вечный запас упорства. Эта хрупкая девушка не похожу на ту, что отдает приказы о казне своих похитителей, смотрит в глаза своему отцу совершенно спокойно, вздёрнув подбородок и чуть выпятив нижнюю губу. Она стояла прямо, распрямив плечи и сжав кулаки. Иногда Франциск забывал, что сестра на самом деле ещё юная девушка, даже не женщина, и ей всего шестнадцать.И как её можно было не любить?