Шутки (1/1)

Эретрия (почему-то Коувелл кажется, что звать девушку иначе она пока не заслуживает) провожает её в спальню. По закону жанра - турнир вежливости, где в роли последнего босса извечный спор "кто спит на диване". Последнее слово за хозяйкой квартиры.По закону жанра - Эм не может заснуть. Последнее слово за страхом, не дающим дышать. Эмберли надеется, что это не навсегда. Иначе многие её поступки потеряют смысл.Ну а Ретри не привыкла уступать (об этом свидетельствовал факт того, что она спит на диване и неприметный шрам на виске). Потому она не может позволить чему бы то ни было оставить за собой последнее слово. Ведёт девушку на кухню, обняв талию и переплетя пальцы, потому что знает - ей это нужно. Кажется, что без этого Эмберли не жить.Затем она сидит, всеми силами вжавшись в диванный угол. Подобные конструкции призваны вместить больше людей, но у Эм почему-то всегда ассоциировались с одиночеством. Сейчас, зная, что один такой диван принадлежит девушке, что живёт одна, Коувелл лишь укрепляется в своих мыслях.- Итак, Эмберли, у меня к тебе действительно важный вопрос, - Эретрия отворачивается от кухонной стойки, но Эм знает, что она сейчас выразительна в куда меньшей степени, чем кухонный интерьер. - Пробовала ли ты когда-нибудь чай из листьев кофейного дерева? - предложение заканчивается игриво, и Эмберли добавляет в копилку выводов о Ривера новый факт. Эретрия из тех, кто в моменты, когда тяжёлая атмосфера давит неловкостью, прибегает к шуткам.- Звучит довольно странно, - ёжится Эмберли.- Почему-то я думала, что тебе нравится история, - озадаченно хмурится девушка, и Эмберли осознаёт, кем её видят на сей раз. Хозяйка квартиры протипировала гостью как девушку образцового поведения, чрезвычайно заинтересованную в аттестате с отличием. (Спасибо, что хоть не стервозную суку). - На самом деле, в сравнении с кофе, этот чай очень молод - его открытие датируется 1851 годом по обнаружению записей в дневниках путешественников. Чай, заваренный на листьях кофейного дерева, обладает мягким, но специфическим вкусом, - Ретри берёт паузу ради роскошной мысли "Подобно тебе". - Там намного меньше кофеина, чем в кофе или традиционном чае, но при этом он просто напичкан антиоксидантами и обладает рядом целебных свойств. Но ты, без сомнения, не хочешь о них слышать, - Ривера скомканно и неловко обрывает предложение, вспоминая, что едва ли её гостье помогут рассказы о целебном чае, сам напиток или она. Всё выглядит бесполезным в отражении слезящихся глаз Эмберли Коувелл, и Эретрия отчаянно стыдится данного обещания, что она вряд ли сможет выполнить.- Что угодно, вообще-то, - тихо и хрипло отвечает Эм, затем кашляет. Она не говорила столько, сколько плакала, а плакала она целую вечность.И Ретри продолжает, несмело, то и дело переставляя чашки, словно бы одалживая роль неловкой отличницы, лишь бы хоть немного уменьшить груз на плечах гостьи. Когда чай заварен, Ривера ассоциирует это с окончанием пытки. Она ставит перед Эмберли кружку с какой-то мотивирующей цитатой на белой поверхности. Либо она стала чересчур внимательна к мелочам, либо это выглядит как издевательство. В любом случае, отбирать кружку было бы верхом глупости. И пока пальцы Коувелл неуверенно подносят чашку ко рту (Как же странно она её держит. Смысл жечь пальцы, если есть ручка?) в душе Эретрии теплится затаенная надежда на то, что вместе с легкой хрипотцой уйдут и другие проблемы Эм Коувелл.Гостья пьет, вновь совмещая разнообразие приписываемых ей черт. Немного искусной лжи от стервозности (пусть и об уникальном вкусе), вежливость образцовой девушки.Но Ривера повидала достаточно вежливости, чтобы понимать, что за ней скрывается. Твою мать, она пытается помочь человеку склеить разбитую жизнь, рассказывая о кофейном чае!Но Эмберли ценит, пусть и не может верно это подать. Раз уж удивительный напиток способен предупредить появление раковых клеток - почему бы ему не лечить сердечные раны. Перед тем, как уйти, девушка делится мыслью с хозяйкой квартиры и добавляет, что кофейный чай заслуживает быть источником вдохновения. Мысленно проскальзывает роскошное дополнение "как и ты". Охрипшее горло почему-то отказывается произносить это вслух.Эмберли спит. Какое-то время. Довольно забавно, что будит её Эретрия (почему-то Коувелл капризно надеется на бережное отношение к её сну). Забавность исчезает после угрожающего слова "пробежка".- Хей, я не против, если ты фитоняша, но не ввязывай в это меня, - несмотря на проблемы с испанским в школе, Коувелл в одночасье освоила новый язык.И Ривера прекрасно понимала, что услышанная грубость переводится как "мне страшно выходить на улицу". Сейчас девушке больше всего на свете хочется замазать невидимый (видимо, мудак, ударивший её, ещё и слизень) синяк не одним слоем макияжа, забиться в темный угол и ждать, пока станет лучше.- Только вот лучше не станет, пока ты не сделаешь что-то ради этого, - качает головой Эретрия. Эмберли с долей сомнения шнурует кроссовки.Солнечный свет ей теперь совсем не нравится. Яркие лучи, норовящие ослепить, целятся словно бы в одну неё. Эмберли чудится, что она выделена среди всей толпы ярким солнечным пятном. Выделена, вытолкнута, и каждый прохожий заглядывает ей в лицо, смотрит на собирающиеся в глазах Эм Коувелл слезы.