11. Поцелуи татарские да потеха медвежья (1/1)
Стояла пора дивная?— в слободе за рекой цвели буйно яблони. Расправившись с делами своими, ходил средь них кравчий Басманов, прогуливался. Воздух ароматный негой веет, а мысли в голове приятные, будто и нет на свете белом ни зла лютого, ни измены лихой, ни боли-страдания. Неправда всё это: лучи солнечные, цветы бело-розовые самого чаровника зачаровали. Зачаровали?— да так, что не старую кровь помнить да новую пролить готовиться охота, а мёды лишь пить да под лепестками кружиться.Намедни побывал Фёдор в подвалах пыточных, поглядел на действа палачей под началом Скуратовским. Доволен да весел же был сам Григорий Лукьяныч. - Нарядился ты, Федя, как на гулянье,?— усмехнулся он. - Служба велит. - Во дворы боярские, чай, с нами уж и не поедешь? - Будет на то приказ государев?— так поеду. - Да ну? - Поеду?— не хуже прочих себя покажу. Ведь и ты, Лукьяныч, не в сермяге ходишь, вон, гляди-ка: парча да сапоги сафьяновые. - Шуткую я, губы не дуй. - Шутки от меня?— что горох, вон отскакивают. Именинник ты сегодня? - Не то. - Доволен тобой царь Иван Васильевич. Стало быть, милостью пожаловал? - У меня, пса государева, одна милость?— служить воле его, злодеям не выдать батюшку нашего. Грамота пришла: князя Пронского братовья Грязные со товарищи сюда везут. - Поймали! Куда ж он убег? - В Литву, аспид этакий, нацелился,?— даже сплюнул Малюта от презрения, а после добавил. —?Таковой же дорогой хотел бежать, что и Курбский. Дюже сильно пришлось мне попыхтеть над стремянным княжеским! Всё, собака, стерпел! А как кожу содрали?— так кровью истёк. За речкой похоронили ради Бога?— родни-то у него нет никого. - А, ну, как срубили бы голову тому Ваське да в Литву послали, полюбовался бы царёв опальник! - И меня ещё сатаной хают предатели! Твои б речи послушали! - А ты бы так не сделал? - Будь на то хотение моё, может, сделал бы, но не было приказа царского. Все, все они в моих руках будут! Гляди, для Пронского темница подле Суздальского. - В Ливонию к германцам бежать хотел, да назад поворотили. - И всего-то двоих его холопов испытать довелось, что б дознаться. Хлипкий народец! Погляжу я, как против медведя в потехе выстоят. - Да, будут бои медвежьи в честь приезда царицына.С тем и распрощались. Сказать надобно, что приехала тогда в слободу Александрову супруга Ивана Васильевича, царица всея Руси Мария Темрюковна. Роду-племени она была княжеского черкесского. Как ни горевал государь после смерти первой своей жены, кроткой Анастасии, а пришлось жениться в другой раз?— непотребно царю холостым ходить. Посланники царские приглядели княжну Кученей, девицу из черкес пятигорских, а прибыв в град Москву, привлекла она государя красой дивной, нравом царственным да тем ещё, что не думала за бояр-опальников вступаться. Не родня она индюкам жирнобрюхим, а птица-соколица гордая. Лишь свою родню черкесскую жаловала, а и брат её родной, Михаил Темрюкович, в опричнине царёвой служил.Сел Федя на аргамака своего гнедого, царём Иваном дарённого, быстро принёс добрый конь молодца в яблоневый сад. Эх, благодать-то какая! Истинно Рай земной! Пусть сидит себе Малюта в пыточной, средь решёток, дыб да топоров, радуется, что его трудам пополнение едет. Пришёл в ум Шибанов, стремянной умученный. С чего? Вот ведь дурь какая! ?За речкой похоронили, Малюта сказывал?,?— подумал Басманов. —??Есть тут одно кладбище. Отважный был молодец, а погиб за изменника земли русской, за чью неверность скорби выпали государю немалые. Много-много непокоя ещё грядёт, сердце-вещун всё знает?.Остановился кравчий под яблоней, хлопнул по стволу?— хлынули лепестки шелковистые дождём, осыпали голову и плечи, по рукавам вниз заструились. Тряхнул Феденька кудрями, чихнул?— и сам от себя засмеялся.Пока гулял он под деревами цветущими, следили за чаровником очи серые зоркие, ловили уши смех серебряный в гулком воздухе благоуханном да поступь чуть слышную. Понял Федя, что не один он в саду, но не испугался, за саблю хвататься не стал. - Здравствуй, государь мой светлый! Нашёл ты меня. - Здравствуй, цветок ты мой яблоневый,?— улыбнулся Иван Васильевич. —?Был ты в саду одинёшенек, а ныне двое нас стало.Подошёл царь к нему близко-близко, сжал руки его белые в своих руках да поцеловал, да пошли они меж яблонь бок о бок. - Ты пошто без меня уехал? - Грусть-тоска одолевает. - Сказывай. - Знаешь ты о том, Иван Васильевич,?— дрогнул Федюша ресницами длинными. —?Не след быть мне промеж тобою и царицею твоей. - Присказку знаешь, что жена?— не стена каменная. - Нелюб я ей. - Люб мне. А перед царицей ответа ты держать никакого не должен: она, как и все на Руси, моей власти покорны. - Один ты в сад приехал, государь. В палатах супружницу оставил. - Поехала она с девицами своими в монастырь. Да на что тебе Мария Темрюковна?! Эээ, Федюша, чаешь и её любви-милости добиться? - Твоею любовью-милостью лишь счастлив. - Щёчки-то разрумянились! Гляди у меня. - Куда велишь?— туда и глядеть буду,?— сжал Басманов расшитый рукав одеяния царского. —?На тебя, на тебя, самодержец, глядеть буду! - Гляди! На меня одного гляди!Сгрёб царь полюбовника, прижал к дереву и давай целовать. Не противился Федя поцелуям тем… ох, и бесстыдные лобзания те татарские, а до чего ж приятные?— губы и рот точно волной горячей язык обволакивает. Разомкнул зубы Феденька, пропуская Ивана к желанному. Сердце трепещет синицей пойманной, лепестки яблоневые в воздухе кружат, точно снег зимой. После присели они на травы изумрудные: рука в руке, очи в очи. - Хоть и враги нам татары, а до чего искусительно целование татарское. Из рта твоего?— что мёд пить. А впервой испугался ты,?— напомнил Иван Васильевич, с хитрецой на Федю глядя. - Иные утехи до того сладкие, что и боязно. - Со мной не боязно. - Как же царица целует тебя? Точно так? - Так?— да не так. - Хочу по-татарски,?— дерзко молвил чаровник. —?Да так, что вовек ты не забудешь!С позволения царского подарил ему полюбовник поцелуй татарский да не один, и до того нежно, сладко да ладно вышло, что приказал государь ни слова не говорить о царице вплоть до самого её возвращения.Прошло сколько-то времени, вернулась Мария Темрюковна с богомолья. Устроили пир горой да потехи с медведями. Поставили на дворе помост высокий с тронами царёвым и царицыным, ближние вокруг все собрались, рядовая же опричная братия да народ из слободских понизу расположился.Сначала скоморохи с присказками-прибаутками медведей учёных в лаптях плясать под дудки да бубны вывели. Люди хохочут, а Мария Темрюковна и не глядит почти. Она царю Ивану по руку правую, Фёдор же Басманов?— по руку левую. Царица сама государя по руке гладит, а глазами-то на кравчего взгляды, будто стрелы огненные, мечет. Уборы на ней драгоценные, платье жемчугами да яхонтами расшитое, щёки алым горят, брови точно углём подведены, а уста не улыбаются.Только тогда государыня отошла, как пошли бои медвежьи. Пленные, из Малютиных подвалов выписанные, почти все полегли от противников бурых, а ловчие царские, кто желал размять косточки молодецкие, своих медведей на месте рогатинами успокоили. От веселия помиловал хозяин земель русских всех опальников, у кого медведей завалить сил и сноровки хватило.Отпирались тогда погреба с вином, мёдом, пивом да брагой?— пили все в удовольствие своё, а там и пир зачинается в хоромах государских. Весела стала Мария Темрюковна, краса кабардинская?— то-то и шутит, то-то и хохочет, то-то и перстами прищёлкивает. Пир по нраву ей, да кравчий не по нраву. Не по нраву не оттого, что дело ладит худо… слухом земля полнится, дошло и до царицы про, как в письме Курбского было писано, ?дела Афродитские?. Бывало, в стольной Москве живя, глядит-не наглядится на неё царь Иван, а ныне в слободе он всё да в слободе!Другой раз поглядел Фёдор на государыню, бровью соболиной повёл да улыбнулся сладостно?— дёрнулась она, аки барсица горная дикая, а после глянула надменно из-под ресниц густых. Да что б пропасть Федьке распроклятому! Верно ей про него сказывали, верно! Ишь какая ягодка малиновая на опричной гряде выросла! Вот только не сделаешь ничего с Басмановым, поелику любимец царёв первейший. Самой-то в опалу попасть за него недолго.?Ох, нелюб я государыне?,?— думу думает Федя. —??Да с чего любу быть? Дабы не пришло от царицы Марии грозы на мою головушку, нужно что-то сотворить. Не иначе к бабкину наследству прибегнуть? От глаз подалее?.Вскоре после пира начал любимый опричник проситься у господина своего: отпусти-де в Елизарово, давно в вотчине не был, порядок соблюсти надобно! Расставаться жаль, но дал согласие своё царь. Взял людей своих Федюша да книгу колдовскую прихватил, приехал в село Елизарово. Стал думать-гадать, как же царицу Московскую утишить.