Часть 2 (1/2)

Ключи нашлись не сразу. Давыдов прикладывал все силы, чтобы найти их первым, но всё было тщетно. Люся оказалась не только проворнее, но и глазастее.

Что теперь делать? Как избавится от этой весьма навязчивой девицы да при этом её не обидеть?

- Держи, - Люся протянула ему связку. - Надо быть внимательнее, в следующий раз меня может не оказаться рядом.

"Очень на это надеюсь!" - пронеслась в голове мысль, но вместо нее Стас выдавил:

- Спасибо.

Люся улыбалась, слегка склонив голову на бок. Стас чувствовал себя мухой на предметном стекле. Вот сейчас эти тонкие ручки, унизанные кольцами, засунут его под микроскоп и будут тщательно исследовать сантиметр за сантиметром. Он так и слышал тихий голосок Люси, которая повторяла:

- Береги себя, Стас, тут у тебя большая родинка. В следующий раз меня может не быть, чтобы заметить это.

- О чем задумался? - Голос Люси вывел Стаса из ступора.

- О, пытаюсь вспомнить, выключил ли я дома плиту. - Ляпнул первое, что пришло в голову, Стас. На что Люся громко рассмеялась. Стас сделал поразительный вывод - смехом Люси можно пытать даже успешнее, чем раскаленным железом.

- У тебя отменное чувство юмора.Поразительно неумелая лесть. Смех девушки казался притянутым за уши, а улыбка как жевательная резинка растягивалась по всему лицу. Не было в этой незнакомке ничего привлекающего внимания. Две косы с заплетенными в них синими лентами, падающие на плечи, курносый носик и массивная, словно вырезанная из куска камня, челюсть. Люся походила на нескладного подростка, хотя Стас подозревал, что ей куда больше шестнадцати. Люся постоянно сдувала сильно отросшую челку с глаз и морщилась, когда та задевала ресницы.

- Уже поздно, - начал издалека Стас, перебирая в руках ключи. – День выдался тяжелым.

- Конечно, конечно! – С энтузиазмом подхватила Люся. – Тебе надо отдохнуть, ведь завтра рано вставать.Стас даже не удивился подобному заявлению. Чувство, что на его шее затягивается удавка, усилилось. Из последних сил он держался, чтобы позорно не дать деру в сторону машины и не газануть, надеясь, что сдавая назад, он передавит навязчивою фанатку.

Эта девушка внушала необъяснимый ужас. Так случалось каждый раз, когда Стас видел душевнобольных, не на экране, а в жизни. От таких людей словно исходит аура сумасшествия, боли и желания убить. А самое страшное - это их глаза.

Когда Стас был маленьким, мамавозила его на побережье. Они ездили туда часто, особенно летом. Мама брала книгу и садилась подальше от накатывающих волн, а Стас любил подбегать к самой кромке и представлять, что он бежит не от этих волн, а от надвигающегося цунами, которое вот-вот раздавит всех, кто находится на пляже. Он, высоко поднимая руки, кричал, что море ненавидит людей и накажет их за то, что они загрязняют его воды. Когда эта игра ему надоедала, то он просто садился на песок и позволял теплой воде слегка касаться пальцев и в тот же миг отступать.

В тот день все должно было пройти как обычно. Небо заволокли небольшие тучки, закрывшие солнце, но это никак не сказалось на душной и жаркой погоде. Людей на пляже было предостаточно, так что Стас легко потерялся в толпе. И когда он уселся у самой воды и перевёл дыхание, он заметил мужчину, который медленно двигался к нему. Он не отрываясь смотрел на мальчика, словно зомби или загипнотизированный, а затем подошел совсем близко и застыл, нависая над ним.

- Мальчик. Ты один?

У Стаса перехватило дыхание. Он только однажды заглянул мужчине в глаза и тут же захотел отшатнуться, закричать, попросить о помощи хоть кого-нибудь. Но конечности словно парализовало страхом. Язык прилип к небу, а на лбу выступил холодный пот. Стасу казалось, что вместо глаз у мужчины темные, бездонные провалыв которых нет места чувствам. Только холодное безразличие. То самое безразличие, когда разум уже затмило, и больная, навязчивая идея поразила мозг. Когда человек движим только ею, и кроме этого ничего не видит. Стас вмиг понял, что мужчина безумен и опасен. Безумие было в его глазах, в скраденных движениях рук, которые мужчина держал, крепко прижимая к груди, словно собака поджатую лапу. Во всей той неестественной позе, в которой он застыл рядом со Стасом.