1 часть (1/1)

Ничто не предвещает беды.Саган бездумно играется пустыми вешалками на стойке, за что периодически получает нагоняя — дежурного такого ?не шуми?, даже отмахиваться лень. Ну серьезно: что может случиться? Инструменты привезены в целости и сохранности, номера отрепетированы, Саган уже и сам готов выступать, причесан и накрашен — только нуна со сценическим шмотьем немного задерживается. Из-за этого Сокчоль нервничает, ходит из угла в угол крошечной комнатки ожидания, и Ынсон ловит его за плечо:— Не мельтеши.Любому другому за такое уже бы прилетело если не физически, то как минимум словесно, но это же Ынсон. Поэтому Сокчоль вяло, для годится, огрызается, и они отправляются препираться в коридор. Проведя спину Ынсона взглядом, Саган грустно вздыхает. Ынсон прав, Сокчоль зря переживает. Но пусть бы себе мерял гримерку шагами сколько влезет — а Ынсона забирать зачем? Так бы можно было наблюдать, как Ынсон распевается, или же как тихонько проговаривает про себя слова, еле заметными жестами вспоминая хорягу, или просто как залипает в телефоне — смотреть на Ынсона всегда приятно, Саган себе никогда не отказывает в таком удовольствии. Приятнее только потрогать, даже если потом по шее дадут. Оно того стоит. Саган довольно щерится, с грохотом запускает все пустые вешалки в конец стойки, и вошедшая нуна с пакетами хмурится.Вещи из пакетов раскладываются по стульям, и Саган — ох, он был не прав. Что-то все-таки случается, например, маленькая катастрофа в мире Чон Сагана. Катастрофа имеет вид тонкой белоснежной рубашки с разрезом на спине — до самых лопаток, если не выше. Рубашки, которую откладывают со словами "это Ынсону".Саган сглатывает. Что, прям... так? Он несмело проводит рукой по разрезу, не веря. Там же видно, ну... все. Они же еще танцевать должны. Воображение услужливо подсовывает картину Ынсона с разлетающимися полами рубашки; мозг услужливо отключается. В качестве предохранения — а то так и перегореть недалеко.Нет, они серьезно..?— Что смотришь, рот открыл? — смеется нуна и отпихивает его руку. — Не трогай, сейчас тебе такую же принесу, — и исчезает за дверью.Пока Саган отключенным мозгом осмысливает происходящее, ему впихивают стопку, где сверху лежит и вправду точно такая же рубашка, а с ней — джинсы с дырками и нежно-розовая футболка. Саган щупает мягкую ткань, и его накрывает мощной волной облегчения — и разочарования.Ну да, футболка. Конечно. Им же не собираются ставить возрастное ограничение (хотя по скромному утверждению Сагана, одни открытые предплечья Ынсон-хена тянут на твердое 18+). А тут... Саган быстро скидывает свое, залезает в розовенькую футболочку с головой и выныривает как раз тогда, когда в комнату возвращаются Ынсон с Сокчолем, явно наругавшиеся и успокоившиеся. Когда Ынсон тянется к стойке, Саган аж замирает с джинсами в руках. Брови Ынсона на секунду взлетают вверх, когда он замечает тот самый разрез, но нуна тут же подает ему футболку — такую же, как у Сагана, — и Саган честно не знает, кого ненавидит больше: футболку, нуну или чертову рубашку.Он так и пялится с джинсами в руках, пока Ынсон, разобравшись с выделенной ему одеждой и обувью, не отвоевывает себе стул, чтобы спокойно переодеться.— Дырку просмотришь, — шутливо кидает Ынсон, и Саган смаргивает — он даже сразу не понимает, что обращаются к нему. Сложно одновременно смотреть и слушать, когда Ынсон тянет собственную кофту за край, пытаясь стащить через голову, и отворачивается спиной.Спиной.Той самой спиной, которая могла проглядывать через разрез на тонкой белой рубашке.Саган попадает в штанины ногами только с третьего раза.Спина, да и спина, что в ней такого. Самая обычная спина под рубашкой. Спина, которая бы обнажалась на резких движениях, если бы Ынсону не всучили эту чертову футболку. А в конце выступления, на котором Ынсон выкладывался бы как проклятый (то есть как всегда), ткань бы липла и тянулась к коже, и можно было бы протянуть руку и оттащить этот свободный подол, и...Мозг услужливо отключается во второй раз.Саган трясет головой, как собака, и хлопает себя по щекам. Да что с ним творится? Он же даже ничего такого не видел. Так, напридумывал себе на пустом месте.Но нежно-розовую футболку сжечь очень и очень хочется.Хотя к середине выступления Саган не уверен, должен он ее проклинать или благодарить богов за милосердие. Потому что Ынсон — как издевается — не может оставить рубашку в покое. Закатывает и расправляет рукава. Сбрасывает ее с плеча. Спускает до самых локтей. Накидывает обратно и прячет в расстегнутых манжетах идеальные кисти и пальцы. Это просто дурдом какой-то; Ынсон вроде ничего такого не делает, но Саган гипнотизирует виднеющуюся в разрезе розовую футболку, а в голове неоном: "я знаю, ты там голый под одеждой". Саган почти готов завыть вслух.Когда полы рубашки в очередной раз разлетаются в стороны, Саган определяется: футболку сжечь. Но желательно, чтобы при этом Ынсона в рубашке и без футболки никто ни в коем случае не увидел.За сценой менеджер говорит им, что у них будет буквально пара минут — если хотят, пусть переодеваются сейчас, а кто не успеет — приведет себя в порядок в агентстве. Саган честно слушает краем уха, ведь менеджер говорит важные вещи, сфокусироваться надо, а для этого приходится зажмурить глаза. А то Ынсон опять скинул с плеча рубашку. И волосы мокрые откидывает с глаз, зарывается в них пальцами. Саган жмурится до разноцветных пятен и пытается думать про расписание, а не про всякие там спины всяких там Ынсонов – иначе думать не получается от слова вообще. А соображалка Сагану сейчас ой как нужна, особенно когда он обгоняет всех и влетает в гримерку первый, пока остальные разбредаются кто в туалет, кто за водой. Когда в дверях появляется Уджин, Саган уже мирно натягивает на себя свои родные джинсы, попроще и без дырок на коленках.Ынсон заходит последним, когда уже все, кто хотел, успели переодеться и причесаться (кроме Сокчоля, который за своими барабанами умудрился так вымотаться, что отказался шевелиться и дремал в крутящемся стуле). Саган невинно играется застежкой своего рюкзака и делает вид, что не пялится. Подумаешь, взмокший после танцев Ынсон не может выпутаться из футболки. Пф.Подгоняемые менеджером, все выходят из комнатки; Саган мнется на пороге с рюкзаком на плече и на сердитый окрик поясняет:— Ынсон-хен. Не может одежду найти.Менеджер тут же высовывается из дверного проема, чтобы посмотреть, чего они копаются, и видит Ынсона, нервно заглядывающего по всем стульям и столам. Хотя занятие глупое — все прибрано и везде очевидно пусто — только его сценическая футболка да рубашка неаккуратно кинуты на стойку.— Я точно помню, что сюда складывал... — растерянно тянет Ынсон, и Саган делает вид, что рассматривает потолок. Потолок куда интересней недоумевающего и по пояс голого Ынсона, это вам любой дурак скажет.— Одевай что есть, там разберемся, — торопит менеджер и сердито добавляет: — Да накинь так, господи, времени нет! — когда Ынсон тянется за футболкой.Саган ликует.Футболку Ынсон несет в руке, а пуговицы рубашки застегивает уже по дороге к машине. Саган семенит за ним след в след. В коридорах, да и на улице уже полумрак, и ынсонова рубашка светится белым пятном... и спина, влажно мерцающая в разрезе ткани. В приглушенном свете кожа кажется совсем бронзовой, и Саган с трудом держит руки при себе — так хочется провести пальцами хотя бы вдоль позвоночника... Но он держит почтительно-придурковатое выражение на лице, потому что за такое ему руки-то и отобьют, Ынсон и на менеджера не поглядит. И вообще чувствует себя Ынсон явно некомфортно и все время пытается то пригладить, то удержать разлетающиеся полы.И — почему-то — кроет от этого еще сильнее.Ынсон прячется в машину первый, и для того, чтобы юркнуть рядом с ним, мешающего Уджина приходится хорошенько пнуть.Обычно в машине Саган так не рвется к Ынсону: ехать им недолго, да и Ынсона вечно дергает как не Уджин, так Сокчоль или менеджер, или же Ынсон отзванивает родителям — в общем, ему не до Сагана, а Сагану не нравятся полумеры, ему надо хена в полное безраздельное властвование —но сегодня же совсем другой случай.Саган втискивается посередине, у другого окна прикомочивается Чунук и намертво утыкается в телефон. Когда машина трогается, Ынсон расслабленно опирается на спинку сиденья и через пару секунд недовольно морщится. Ерзает. Пытается завести руку за спину — только с одной стороны окно, а с другой Саган норовит попасть под локоть.Ынсон хмурится и ерзает снова. Саган следит за ним, затаив дыхание. Спросить решается, когда Ынсон пытается залезть себе за спину в третий раз.— Что такое, хен?Ынсон бросает на него взгляд — из-под челки он получается почему-то виноватый, от чего Саган воет про себя, но виду не подает и терпеливо ждет, пока Ынсон не объясняет:— Спина. Липнет.Он выпрямляется, Саган и вправду слышит этот ужасный липкий звуки — и воет про себя вторично.Наверное, у него в целях предохранения в третий раз отключается мозг. По-другому объяснить фразу "так опирайся?" из собственного рта Саган не может. И заведенную Ынсону за плечи собственную руку.Ынсон смотрит на него недоверчиво, и Саган делает самое безмятежное лицо. Мол, чего ты, хен. Не будешь же ты так, по струночке вытянутый, ехать. Сидеть Ынсону действительно некомфортно: нормально выпрямиться особо негде, а спешащий менеджер ведет не то чтобы очень аккуратно. Машину здорово дергает, и Саган кивает: ну давай, хен.Он затаивает дыхание, пока Ынсон колеблется, решает и складывает что-то в своей прекрасной голове, хмуря прекрасные брови — пока что-то в этой его голове не щелкает, и Ынсон говорит:— Спасибо.И опирается на услужливо протянутую руку.Помогает это, правда, слабо, Ынсон все равно недовольно шипит, но он такой теплый, горячий, липковато-влажный. Рука у Сагана затекает через пару минут и тоже становится горячей и противно-липкой, но он мужественно терпит. И вознаграждается за терпение, когда Ынсон как-то незаметно сползает на него. Жарко им так вдвоем ехать, конечно, очень, но Саган отмахивается от вопросительных взглядов Уджина с переднего сиденья и счастливо зарывается носом задремавшему Ынсону в волосы. Пахнет лаком и Ынсоном, Саган счастливо фырчит, Ынсон возится —Саган все бы отдал, чтобы до их агентства было еще долго-долго.К сожалению, боги его прочувствованных молитв не слышат, или же решают, что он и так достаточно сегодня получил. Так что по слишком скорому приезду Ынсона приходится разбудить и оторвать от себя. Саган рассматривает затекшую окончательно руку с красными складками от ткани и думает: самая офигенная поездка, вот честное слово. Тем более, что ему дается попялиться на ынсонову спину — самую прекрасную спину в мире — пока они бредут, нагруженные инструментами, по коридорам. У Сагана спина занята своим рюкзаком, так что он несет чунукову гитару, которая весит, кажется, больше чем сам Чунук, отчего он отстает, запыхавшись, и приходит в репетиционную последним. Там его Чунук дергает срочно поселфиться (удачное время!), ругает за утреннее опоздание Сокчоль, менеджер громко объявляет расписание на неделю — Саган носится туда-сюда, помогает все разложить по местам и еле улавливает минутку, когда они в репетиционной остаются с Ынсоном одни. Почему-то с очень злым Ынсоном, который все еще не снял ту самую рубашку — только пуговицы верхние расстегнул.Саган залипает на выступивших в вороте ключицах и не слышит с третьего раза.— Саган, я кого спрашиваю?— А? — Саган с трудом отдирает от ключиц свои глаза. Ну что поделать, если злой Ынсон — красивый Ынсон.Поправка: любой Ынсон — красивый Ынсон.И неимоверно притягательный, у Сагана даже во рту пересыхает и в голове становится совсем пусто.— Ты думаешь, это смешно? — повторяет Ынсон, и до Сагана наконец-то доходит, почему Ынсон такой злой (и притягательный).В руках у Ынсона — саганов открытый рюкзак. А в рюкзаке — сложенные в стопочку ынсоновы вещи. Саган после выступления бежал в гримерку как полоумный, чтобы успеть их спрятать.— Я жду, — Ынсон кидает рюкзак на пол и одергивает рубашку, которая снова пришла в неприличный вид. Саган хлопает ресницами. В голове пусто. В ушах шумит. Никакие слова вообще на ум не приходят. А слова надо бы найти. Придется же как-то объяснять Ынсону, почему его вещи спрятаны в сагановом рюкзаке.