3. После смерти. Холод/ шаги (1/1)

Смерть не принесла избавления. Она обернулась для всех, расставшихся с жизнью на палубах Антониа Грациа, первым кругом Ада. Великий Сартр был прав, описывая Преисподнюю не огненной Голкондой и не ледяным царством. Ад был ярко освещенной комнатой, куда можно войти, но, откуда, увы, нельзя выйти. Только, в их случае, с течением времени комната утратила былой лоск, да и свет, превратившись в плавающий гроб. Братскую могилу. Тюрьму, из которой никто не сможет выбраться. Таков был Его план…Смерть принесла им мучения. Ежедневные, ежечасные, ежеминутные мучения. Обреченные повторятся снова и снова по кругу до бесконечности. Заточенные на месте собственной гибели, окруженные кошмарами наяву и тенями точно таких же несчастных, они потихоньку сходили с ума. Первым, пришло непонимание. Неужели они заслужили это? Все? Неужели каждый из пассажиров был повинен в чем-то настолько тяжком, что наказанием ему даже после смерти могла служить только такая пытка? И не только пассажиры, но и команда, обслуга, капитан, малышка Кэти… И она сам, Доменико Чиано, младший помощник капитана?Размышлять над этим можно было очень долго. И, в конце концов, это ничего не меняло. Все они, на этом проклятом судне, были обречены. И это уже нельзя было исправить. Оставалось лишь смириться. Привыкнуть к вечному холоду, смраду, темноте, год за годом наблюдая, как ветшает, ржавеет и рассыпается их тюрьма. Но худшим было даже не это. Тяжелее всего было смириться с одиночеством. Собиратель не позволял душам видеть друг друга. Видеть, но не слышать. Так что Доменико слышал, все это время, как скользили мимо его каюты неприкаянные души. Как они стенали, пытаясь найти себе место, которое могло бы принести им покой. Так было поначалу. А потом на корабле воцарилась тишина… Впрочем, временами, можно было услышать тихий, но все такой же проникновенный голос Франчески. Она забавлялась тем, что пела в пустом, разграбленном бальном зале. Разгоняла ли она этим скуку, печаль или же подступающее безумие, сказать было трудно. Вот только от трепещущих ноток ее песни холод вокруг становился ледяным, почти болезненным, если души умерших, конечно, могли чувствовать боль. Все на борту помнили, что ?Senza Fine? стала для них реквиемом. Для самой Франчески, впрочем, тоже.Изредка, в ржавой тишине раздавались легкие шажки. Испуганные, осторожные. Доменико знал, кому они принадлежат, потому что до сих пор корил себя за ее гибель. Он догадывался, что каждый раз она проходит путем, ставшим последним в ее жизни – от носовой палубы до собственной каюты. Только, медленно. Осознанно. Каждый раз шажки начинались на лестнице, и каждый раз затихали, не доходя до дверей его каюты каких-то пары метров, растворяясь в небытие. А потом, раздавались снова, уже дальше по коридору. И так случалось всегда. Доменико искренне хотелось узнать, о чем думает Кэти в те минуты, что останавливается перед его дверью. Что мешает ей идти дальше? К чему эта многозначительная пауза? Только она могла ответить, но офицер был лишен возможности спросить ее об этом. Спустя время, Доменико научился просто ценить звуки этих шагов, понимая, что, однажды, ловец душ может отнять у него и это.Сколько так продолжалось? Десять или двадцать лет? А, может, прошло уже и все сто? Казалось, минула вечность с того момента, как Антониа Грациа стала кораблем-призраком. А их надзиратель все не унимался, приводя на борт новые жертвы.День, которого с таким нетерпением ждал Собиратель, неумолимо приближался. А вместе с ним и еще один конец. Впрочем, к тому времени, многим уже было все равно. Но продумать все было невозможно. Даже самому ловчему душ. Нельзя отнимать жизни безнаказанно. По крайней мере, так будет не всегда.Доменико понял это. Когда к лайнеру причалила потрепанная шхуна ?Арктический странник?. В тот день шаги за его дверью не растворились в воздухе, а отчетливо прошли мимо, лишь на мгновение задумавшись на повороте.