Сам виноват (вводная) (1/1)

Кэмерон делает вдох. Голова нещадно болит, а к горлу подкатывает тошнота. Прошло уже несколько недель (месяцев?) с тех пор, как Джонатан покинул его, забрав с собой… Нет, не только личину, которую им с детства приходилось делить на двоих. Это было малой толикой того, что на самом деле оказалось отнято. Казалось, что вместе с тем, что Джонни оставил его тут?— он забрал у него саму душу. Внутри было до омерзительности спокойно. Настолько, что каждый вдох казался нарушением этого самого спокойствия. Кэмерон сам все просрал: и веру, и брата, и собственную жизнь. Он делает вдох, откидывая голову назад и отчетливо чувствуя удар затылком о стену тюремной камеры. Сам виноват. Сам и будет расплачиваться.Боль перестала быть чем-то существенным в первый же день. Удивительно, как люди чувствуют слабость ?брата своего?. Ребра болят до сих пор, а кожа на костяшках пестрит и болит, стоит ему сжать руки в кулаки. Кэмерон ощущает эту боль, смотрит во все глаза на то, во что превратились руки когда-то искусного фокусника. И лишь сильнее сжимает руку в кулак. Кожа белеет, и запекшаяся корочка вновь трескается. Теплые капли стекают вниз по пальцам. Точно такая же яркая струйка, какая была в первый день от сломанного носа. Кэмерон помнит вкус железа на губах и понимает… Он сам во всем виноват. Сам и будет расплачиваться.Головная боль становится чем-то обыденным. С каждым днем она становится лишь сильнее и временами ему кажется, что голова разорвется к чертям. Он запускает пальцы в волосы и сжимает, словно пытаясь вырвать. Он бы точно вырвал, знай, что это поможет. Но ничего не помогает. Хочется заорать, но он молчит. Молчит каждый раз, когда, кажется, что вот-вот боль станет попросту невыносимой. Хочется биться головой о ту самую пресловутую стену, которую он изучил слишком хорошо за время, проведенное тут. Но он лишь смотрит, вновь и вновь смотрит, изучая каждую впадинку и неровность. Когда-то приходит время и он, наконец, отключается. Кажется, единственное хорошее, что есть в тюрьме?— это беспамятство. В этом виноват он сам. Сам и будет расплачиваться.Хуже становится, когда голова перестает соображать не только ближе к ночи. Измученный мозг поначалу дает промашку раз в неделю. Свалиться в обморок посреди столовой, среди тех, кто готов тебя прирезать, не закройся на ночь твоя камера. С кем не бывает, стоит подумать. Но Кэмерон не думает, лишь открывает глаза и пялится в потолок лазарета. Он думал, что стены камеры дерьмо, но нет?— есть хуже. Желудок сдавливает спазм, а голова занимается едва ли не сильнее прежнего. Кэм молчит, кусает губы до крови и сжимает руки в кулаки. Те дрожат. Бывшая карьера иллюзиониста приучила его ко всему, наверное. Кроме драк, как оказалось. Сломанные как-то пальцы до сих пор отказываются полноценно подчиняться. Он ведь сам виноват в этом. Сам и будет расплачиваться.Разовые приступы становятся обыденностью. Голод уже не ощущается вовсе, его замещает ощущение тошноты. Ворочающийся комок где-то в желудке заставляет блевать желчью порой по несколько раз на дню. Как видно, об ухудшении здоровья должны докладывать родным людям. Или Джонатан решает позвонить просто так (раньше нарушительницей его спокойствия была только агент Кей, с которой он подолгу молчал в трубку). Кэмерон на самом деле не знает, ведь отказывается говорить и с ним, родным братом. Ловя на себе непонятный взгляд охранника, он только отворачивается к стене и обхватывает себя руками, сжимая изо всех сил?— ему чудится, что трещат ребра под собственными ранее умелыми пальцами. Череда звонков повторяется, теперь все чаще. Но он не знает о чем говорить, а потому все еще не видит смысла брать трубку. Он ведь сам виноват в этом. Сам и будет расплачиваться.Становится совсем худо, понимает Кэмерон, когда просыпается в не в камере. Место незнакомое, смутно напоминающее лазарет, но точно не он. А еще он предельно точно не помнит, что приходил сюда самостоятельно, да и последние дни тоже будто бы из памяти стерлись. Мутный взгляд возвращается от незнакомых стен к потолку. Нет сил даже оглядеться или просто голову поднять. Он вновь засыпает, а когда просыпается?— вокруг уже темно. Один ночник, который теперь оказывается им замечен, освещает небольшую палату. Да, точно, это палата! Кэмерон пытается подняться, но попытка проваливается, а стоит ему попытаться повторить ее, как на плечи ложатся руки. Чересчур знакомые, чтобы не быть бредом.—?Лежи,?— раздается спокойный и твердый голос. Реальный голос, не выдумка или галлюцинация. И руки, теплые и сильные, знакомые до каждого миллиметра. Это Джонатан. Джонатан! Он резко распахивает глаза, но мутнота сохраняется ещё пару секунд. Постепенно взгляд сосредоточивается на образе брата. Настоящий, совершенно точно?— Кэмерон успевает почувствовать кожей, прежде чем осознать, что он и правда перед ним; что он и правда рядом. К горлу подкатывает тошнота. Непонятно отчего именно ему так тошно: от жалости к себе или обиды на родного человека. Он поджимает губы, те сухие, потрескались и болят. Кэмерон точно хочет что-то сказать, но брат прикладывает пальцы к его рту, призывая молчать. Он садится на кровать, прижимаясь теплым боком к нему. Жар тела чувствуется даже через одежду и тонкое одеяло, коим был укрыт иллюзионист,?— Ты в больнице, Кэмерон,?— говорит брат,?— Вместо того, чтобы быть умным мальчиком, ты сделал все с точностью наоборот. О чем ты вообще думал? А хотя, молчи! В тебя влили столько разной дряни, у тебя мозги сейчас должны быть в кашу…Только теперь Кэмерону становится ясно: несмотря на ласковые прикосновения; руки, к которым хочется прижаться щекой; тепло, приятно согревающее холодные руки… Брат был зол. Голос его был твердым, едва ли не рычащим, но доходило это очень трудно. Да и вообще, это он, Джонатан, пришел к нему сейчас возмущаться и читать нотации, серьезно?!—?Ты бросил меня,?— вырывается хрипло, почти что против воли у Кэмерона. Он честно не хотел дать словам сорваться с губ, но ничего не смог поделать. Обида в голосе кажется такой детской, воспалённые глаза начинает печь. Не хватало только тут разрыдаться!—?О, Кэмерон,?— вздыхает брат-близнец, в нежнейшем жесте касаясь бледной щеки,?— Неужели ты думал, что я мог сделать так? Я, твой брат.Фокусник отводит глаза и откидывается голову на подушку. Голова идёт кругом! Мгновенное перевозбуждение даёт о себе знать: сердце колотится как у кролика, часто-часто. Удар, удар, удар. Ладонь брата оказывается прямо поверх. Джонатан смотрит на него, не отрываясь и у Кэмерона горят щеки от этого взгляда. Обращая глаза вновь на него, он замирает, вдруг явственно ощущая, как сознание начинает уходить.—?Прежде чем ты отрубишься снова, учти, что теперь от меня не отделаешься. Ты налажал много, я, спорим, не меньше. Но разбираться с этим в одиночку мы не должны. Теперь только вместе,?— он наклоняется совсем близко, прямо к уху, выдыхая:?— Мы оправданы, Кэм. Мы свободны.