Праздник, м!Хоук/Андерс (для Уми) (1/1)

Боудан улыбался так лучезарно, что Андерс, едва перешагнув порог хоукова имения, немедленно преисполнился подозрений и с раздражением подумал, что ему опять придется наводить в доме порядок. И немедленно смутился: думать об огромном поместье Амеллов как о ?доме? до сих пор было странно и даже страшно, не говоря уже о том, чтобы чем-то там распоряжаться. Но что бы он ни чувствовал по этому поводу, иногда у него попросту не оставалось выбора.В углу гостиной тихонько плакала Орана, куда-то девшая свой неизменный передничек с кружевными оборками. Попытка выяснить, что же её так расстроило, привела лишь к тому, что зареванная эльфийка доблестно нацепила на лицо улыбку и принялась твердить, что все в полном порядке.Добиться другого ответа Андерсу так и не удалось, значит, Хоук опять что-то натворил. Так упорно, вопреки всякой логике, Орана защищала только его.– Ну и что ты наговорил Оране на этот раз? – собравшись с духом, своим самым строгим голосом проговорил Андерс и перешагнул порог кухни. Однако устроить возлюбленному головомойку по поводу того, как нужно воспитывать бывших тевинтерских рабынь, он не успел. Ему навстречу немедленно метнулось нечто огромное, лохматое и белесое, замахало руками и зашикало, как будто прогоняя забредшую в огород курицу.– Не пойду я никуда! – возмутился Андерс, поудобнее перехватив посох, и только после этого опознал в нечте Хоука. – Ты что тут вообще творишь? – Он пригляделся повнимательнее и, тихонько икнув, уточнил: – И зачем ты отобрал у Ораны её передник?– Не входи, любовь моя! – взмолился Хоук, нервно подергал бороду, с которой немедленно посыпалось что-то белое, и предпринял ещё одну попытку вытолкать Андерса из кухни.– Ещё чего, – уперся тот и уселся за стол с видом человека, которого не сдвинет с места даже шестерка огров, запряженных цугом. – Гаррет Хоук, что ты тут устроил?Хоук обиженно засопел. Кухня выглядела так, как будто по ней прошла Орда: оба стола, разделочный и сервировочный, покрывала мука, на краю одной из тумбочек лежала перевернутая банка с чем-то белым, с плиты медленно капало на пол разбитое яйцо, а в воздухе летали облачка каких-то веществ. Гаррет выглядел естественным продолжением окружающей обстановки: его волосы припорошила мука, под глазом засохла капелька яичного желтка, а руки были по локоть измазаны в чем-то напоминавшем известь. Довершал картину кружевной передник, смотревшийся на редкость сиротливо на широкой груди мужчины, из которого можно было выкроить четыре Ораны.Андерс неосторожно вдохнул одно из облачков и закашлялся от острого запаха корицы.– Ну все-таки, что ты затеял? – отдышавшись, поинтересовался он и ласково пригладил встопорщившуюся бороду обеспокоенно нависшего над ним Хоука. Тот на мгновение прижался щекой к его ладони, а через секунду перед Андерсом невесть откуда появился фирменный хоуковский бутерброд. Огромный, кривой, со здоровенным шматком копченого мяса, по бокам которого уныло свисал одинокий листок салата, и потеками острого яичного соуса. Сыр, похоже, нарезала ещё монна Леандра – через прозрачные ломтики можно было чуть ли не читать – зато он был всюду. Между хлебом и мясом, между мясом и салатом, между салатом и кружочком помидора, между помидором и хлебом… В желудке у Андерса заурчало, и он, пробормотав невнятное ?спасибо?, впился в бутерброд зубами.– Не скажу, – с полминуты понаблюдав за ним, уведомил Хоук. – Это сюрприз.– Какой ещё сюрприз? – прожевав, растерянно спросил Андерс. – Гаррет, ты о чем вообще?– Ты что, забыл? – Во взгляде Гаррета было недоумение на грани обиды, и Андерсу немедленно стало стыдно.– Солнце мое, я собственное имя с трудом вспоминаю, – виновато усмехнулся он. – У меня сегодня рожали трое. У одной роженицы были узкие бедра и слишком жидкая кровь; вторая едва доставала мне до груди, а я сам едва дотягивался макушкой до подбородка её мужу, причем ребенок пошел в отца; а у третьей дитя лежало неправильно… А потом пришлось ещё и идти на собрание… единомышленников, слушать их бессмысленное нытье и удерживать Справедливость, который вдруг пришел к мысли, что они едва ли не хуже храмовников, которые хотя бы заблуждаются искренне.Недоумение в глазах Хоука сменилось сочувствием, и перед Андерсом возник второй бутерброд, а виска нежно коснулись теплые шершавые губы.– Сегодня ночь Середины Зимы, – объяснил Гаррет. – Праздник такой, знаешь? В него положено делать родным и любимым вкусные сюрпризы.– Ты же не умеешь готовить, – настороженно сказал Андерс. На глаза ему попался почти засыпанный мукой клочок бумаги, и он рефлекторно потянулся к нему, но Хоук выхватил листок прямо у него из-под пальцев и глянул на целителя так, будто тот покусился на святейшую из церковных реликвий.– Ну и что? У меня все равно получится! – вызывающе заявил он и, отряхнув бумажку, отложил её подальше. Андерс вытянул шею, пытаясь разглядеть хотя бы заголовок, но от усталости все плыло перед глазами. А ещё перед ним появилась кружка горячего молока, и Хоук наставительно добавил: – Традиции нужно соблюдать!– Ладно, – покладисто сказал Андерс и, подперев щеку ладонью, посмотрел на него. – Только можно я лучше с тобой посижу? Я потом честно сделаю вид, что удивился.Он действительно удивился, потому что результат гарретовых стараний оказался почти съедобен. Правда, хоуковы творения с виду напоминали пьяных обгорелых осьминогов и были тверды как камень, к тому же язык после них горел, будто от антиванского перца. Андерс сомневался, что имбирным пряникам положено быть именно такими, но то, что ничего вкуснее он в жизни не пробовал, он знал совершенно точно.